Мария, княгиня Ростовская - Комарницкий Павел Сергеевич (книги онлайн полностью .txt) 📗
— Нам ещё надобно арифметикой заниматься, девоньки.
— Ну расскажи, дядько, а?
Мария смотрела на учителя широко раскрытыми глазами, в которых даже самый строгий учитель не мог бы обнаружить ни капли корысти. Феодулия украдкой метнула на сестру насмешливый взгляд. Она-то всё понимала, конечно, потому что знала свою сестрицу как никто другой. Впрочем, в данный момент их интересы полностью совпадали — сёстры терпеть не могли математики и геометрии, а вот рассказы про жития замечательных людей, святых и героев древности могли слушать часами.
Боярин Фёдор, которого даже учёные греки прозвали «философом над всеми философами», задумчиво почесал в густой чёрной бороде.
— Про царицу Ирину, говоришь… Ты имеешь в виду Ирину Ромейскую, жену Льва Хазара?
— Да, дядя Фёдор!
— Ну что ж… Феодулия, затуши-ка лишние свечи. Неча добро зря переводить, раз писать вы боле не намерены.
Девушка послушно встала, загасила свечи специальным медным колпачком, лежащим на столе, оставив гореть по одной свече в каждом подсвечнике, и тьма разом осмелела, выступив из углов, окружив стол с сидящими людьми. Боярин незаметно усмехнулся, наблюдая за ней. Какие они всё-таки разные, сёстры. Похожие и разные одновременно. Вот Мария непременно задула бы свечки, да так, что пришлось бы, пожалуй, искать кресало или идти за угольями на кухню. Но это в мелочах, да… А вообще-то они славные девушки, умные, и схватывают всё на лету. Феодулия, конечно, спокойнее, и мудра не по годам — недаром её так тянет к божественному… Ну да ведь она и постарше на год будет. Мария куда как поживее, давно ли на баранах верхом каталась! Но ума и ей не занимать, точно. Хорошая кому-то жена будет…
И отношения между сёстрами за истёкшие два года наладились, уже не девчонки малые, взрослые девицы… Перестали по пустякам ссориться.
— Ну слушайте… — боярин поудобнее разместился на лавке, привалясь спиной к печке. — Было это в давние, давние времена, лет четыреста с гаком назад. Родилась Ирина в славном греческом городе Афинах, в семье незнатного, хотя и состоятельного человека. Когда базилевс ромейский Константин Пятый собрался женить своего сына и наследника, известного нам как Лев Хазар, он долго искал подходящую невесту. И вот как-то весной доложили ему, что есть в граде Афины девица красоты необыкновенной и ума острого. Собрался базилевс в путь, и скоро прибыл в Афины. Увидал он Ирину и более не искал никого. Осенью того же года корабль с будущей василисой ромейской бросил якорь в гавани Золотой Рог, и вскоре… да, в декабре того же года, семнадцатого числа, повенчали Ирину и Льва.
— Сильно красивая она была, дядя Фёдор? — не утерпела Мария.
— Ирина-то? Очень красивая. Ежели верить летописцам греческим, аж глядеть глазам больно, до того хороша она была собой о ту пору.
— А сколь ей годов было? Ну, как замуж отдали…
— Да семнадцать годов как раз исполнилось. Ну вот… И стали они с молодым цесаревичем Львом жить-поживать, и родился у них сын Константин, названный так в честь деда. Казалось бы, чего ещё желать от жизни сей? Молодые, здоровые, красивые… Полмира в ладонях. Живи да радуйся! — боярин вздохнул, переменил позу. — Токмо невозможно сие простое человеческое счастье при дворе византийском. Никак невозможно.
— Почему, дядько? — снова не утерпела, встряла Мария.
— Да потому, девоньки, что двор византийский есть по сути огромное логовище змей. Так оно было тогда, так оно и сейчас. Ежели у тебя яда нет — пропал. Как говаривали древние ромеи, «пусть выживет сильнейший». Да ладно бы хоть сильнейший — там выживают токмо самые ядовитые… Мария, не сочти за труд, принеси ковш квасу. В горле пересохло чего-то…
Девочка метнулась с лавки, и спустя минуту возникла в дверях, неся ковш в двух руках — ковш был наполнен до краёв, и княжна боялась расплескать.
— Вот спасибо тебе, — Фёдор принял ковш, начал гулко глотать. — Ух, ядрёный квасок нынче…
— Дальше-то что, дядя Фёдор? — не вынесла паузы Мария.
— Дальше? — боярин отставил недопитый ковш. — Дальше… В ту пору шло в греческой земле великое гонение на святые иконы, начатое ещё базилевсом Львом Третьим Исавром, да будет проклято имя его во веки веков! — Фёдор перекрестился, и обе княжны последовали его примеру. — По приказу императора повсюду в церквах ломали иконы, уничтожали древние святые лики. Рубали в щепу, как дрова жгли!
— Ой, грех-то какой! — Феодулия прижала руки ко рту, в ужасе глядя на боярина широко распахнутыми глазами. В глазах старшей княжны отражалось пламя свечей, но перед внутренним взором девушки, очевидно, предстала жуткая картина поругания древних святынь — целая поленница горящих икон. Фёдор мрачно усмехнулся.
— Да, так вот… Патриарха константинопольского, воспротивившегося надруганию над святынями, низвергли, и вместо него поставили некоего Анастасия, лизоблюда и мерзавца. Известно, всегда найдутся гады ползучие и смрадные, готовые ради собственной выгоды на любое подлое дело — хоть иконы жечь, хоть церкви рушить… Хоть мать родную зарезать, о прочих не говоря. Собрали триста епископов, кои поддались на сей грех, на вселенский собор, и постановили — отныне за иконопочитание отдавать в рабство, а имущество отписывать в казну, да ещё тем иудам, кто донёс, отщипывать толику… А уж за писание новых икон…
Боярин вновь припал к ковшу, гулко глотая.
— А что же царица Ирина? — вновь не выдержала Мария.
— А ты не спеши, не сбивай меня с памяти… Так вот. Народ греческий не принял сей мерзости, иконоборства то есть. Повсюду люди прятали и сохраняли древние святыни. И в дому родительском у Ирины были такие же порядки. И когда отдавали её замуж за цесаревича, мать дала ей тайно две иконы чудотворные — маленькие такие, чтобы прятать можно было удобно. Она их и прятала, и молилась им тайно, потому как в церквах греческих о ту пору повсюду воцарились попы-иконоборцы, и службы они вели с нарушением всех канонов, кое-как… До того доходило, что в соборе Святой Софии священники иной раз пьяные бывали, и службу справляли в сём непотребном виде…
— Ой, ой! — качала головой Феодулия.
— Да, так вот… Когда же помер свёкор Иринин, Константин Пятый, на престол взошёл Лев Хазар, и стала Ирина императрицей ромеев, это в двадцать три-то года. И стала она оказывать тайное содействие ревнителям истинной православной веры, тем, кто все годы гонений сохранял святыни от расточения. Так длилось пять лет… Мария, не сочти за труд…
Не дожидаясь окончания фразы, девочка схватила пустой ковш, метнулась к двери. Вернулась, держа вновь наполненный ковш.
— Ай, спасибо тебе… — боярин вновь с наслаждением начал глотать — Ух, хорош квасок…
— Ну же, дядька Фёдор! — вновь подала голос Мария, не в силах выносить перерывов в столь захватывающем повествовании.
— А ты меня не учи, как сказывать. Да, так вот… На чём мы остановились-то?
— Так длилось пять лет, — подала голос Феодулия.
— Точно. Значит, до поры базилевс закрывал глаза. Любил, видать, Ирину-то. Она и в ту пору ещё была чудо как хороша, говорят… — боярин усмехнулся — Однако нашлись добрые люди, подсказали базилевсу, где искать… И нашёл он у жены своей в спальне те самые иконки, что она от матери получила, и что тайно хранила все эти годы. И на которые молилась, за здоровье сына, и мужа, стало быть… Страшно разгневался базилевс, и прогнал жену свою богоданную из дворца вон. И сына отнял, во как…
— Ой, ой! — теперь уже обе княжны в ужасе прижали руки ко рту.
— Да, так вот… И взмолилась тогда Ирина: «Господи! Всё, что имею, отняли у меня злые люди, а за что? За веру православную, за то, что не предала огню святые иконы, от матери на счастье полученные! Вразуми, Господи, мужа моего, и верни мне отнятое!»
— Вразумил? — вновь встряла Мария.
— Ну, не то, чтобы вразумил… Видать, не подлежал божественному вразумленью базилевс Лев. Чересчур крепка голова оказалась, крепче цареградского шелома, — девушки прыснули от смеха. — Но вот неправедно отнятое царице Ирине вернул Господь, да и с лихвой. В общем, вскорости помер Лев Четвёртый Хазар, в тот же год. А сыну его, Константину, тогда и десяти годков не исполнилось ещё. И вот стала Ирина единовластной правительницей всей ромейской империи.
