Двойник Жанны де Арк - Андреева Юлия Игоревна (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Затаив дыхание, офицер наблюдал за всем этим ночным, одиноким маршем и вздохнул с облегчением, когда черный человек, не остановленный никем, добрался до стены. Но было еще не время праздновать победу. Впереди у ночного гостя был тайный лаз и, самое главное, подземелье, где выставлен пост охранения.
Офицер поспешно взял со стола специально приготовленный кувшин с вином, в которое было добавлено с избытком сонное зелье, и, перекрестившись и прочитав короткую молитву, вышел из своей комнаты и, насвистывая, отправился в сторону подвальной лестницы.
Как и следовало ожидать, стража беззаботно резалась в картишки, проигрывая свое скудное жалованье. Бесшумно офицер скользнул сначала в боковой коридор, из которого можно было попасть в апартаменты гостей, и оставил там кувшин. Затем, нарочно топая и сопя, добрался до стражников и, обругав их, велел отправляться на пост возле комнат гостей. Когда те скрылись из вида, он, уже не опасаясь быть застигнутым, открыл крошечную дверку и впустил стоявшего за ней человека, одетого во все черное. Незнакомец коротко поклонился встречающему и, поднеся к свече руку, продемонстрировал серебряное кольцо с восьмиконечной звездой. После чего ночной гость скользнул во тьму людской лестницы, а офицер остался, усевшись на перевернутый бочонок.
Он не успел прочитать и двадцати раз «Отче наш», как черный человек вновь возник перед ним.
Пожелав ему успешного завершения операции, офицер гостеприимно открыл секретную дверь. Дождавшись, пока тот вылезет с другой стороны стены, офицер отер с лица выступивший пот, тщательно запер дверцу, после чего вернулся в свою комнату.
Он знал, что выполнил задание магистра ордена тамплиеров, Рене Анжуйского, оказав содействие в спасении рыцаря другого рыцарского ордена – ордена Верности и, вернув таким образом священный долг, мог теперь считать себя достойным посвящения.
О том, как проходило судебное дознание в замке Лявро
На следующий день, едва проснувшись и проглотив изысканно приготовленный завтрак, отец Казе попросил доставить к нему Анну ле Феррон.
Для допроса был заранее избран бывший кабинет Гийома ле Феррона, отца Анны, которого она, по слухам, боялась, как черт ладана, а значит, среди личных вещей которого она должна была бы испытывать робость.
Отец Казе оглядел темную без изысков комнату, с добротным, хоть и некрасивым камином и массивным креслом. Понравились ему и красная скатерть, и темно-багровые шторы, создающие тяжелое и скованное настроение.
Устроившись за столом, он оглядел с этого места остальное пространство, только теперь заметив отсутствие других стульев. Оценив идею бывшего хозяина заставить любого вошедшего стоять, точно провинившийся ученик перед учителем, он тем не менее не пожелал воспользоваться этим преимуществом, велев принести два стула – для писаря и допрашиваемого. Первый допрос он желал провести сам без посторонних глаз. Правда для этой цели судьи Вокулера рекомендовали ему допрашивать девиц на чистом воздухе в саду, как это часто делалось, но он решительно отверг это предложение, так как боялся, что у него разыграется подагра.
Вскоре в коридоре послышались ровные шаги и бряцанье брони и оружия – стража ввела арестованную.
С первого взгляда на Анну ле Феррон отец Казе потерял дар речи. Перед ним на низком, почти детском стуле сидело красивое миловидное существо с каштановыми волосами, которые едва доходили до плеч, и блестящими карими глазами в опушках густых ресниц. Он мог бы назвать его красивым пажом, смазливым юношей, признать за красавчиком склонности к однополой любви, но назвать его женщиной – никогда!
Инквизитор быстро взял себя в руки и, делая вид, будто бы ничего не произошло, начал:
– Назовите себя. Свое имя и свое прозвище, если таковое имеется. Кто ваши родители, откуда вы родом?
Писарь тут же зафиксировал вопрос на бумаге и замер с выражением ожидания на лице.
– Мое имя, святой отец, Жак ле Феррон. У меня нет никаких прозвищ. Я сын хозяина этого замка Гийома ле Феррона и его жены Катрин ле Феррон, урожденной Фей.
Отец Казе смотрел на подсудимого во все глаза. Разумеется, ему приходилось видеть достаточно плотных и рослых девиц, ширококостных крестьянок, кряжистых бабенций на рынках, но это существо на них никак не походило. Среднего роста, подсудимый был достаточно изящного телосложения, не склонный к полноте. Тем не менее у него было загорелое лицо, крепкие, привыкшие к военной работе руки, широкая мужская шея. Глядя на него, инквизитор думал, что, возможно, пристрастие к мужской одежде и воинской службе и могут сделать женщину похожей на мужчину, но не до такой же степени.
– Вы утверждаете, что вы Жак ле Феррон? – судья порылся в разложенных перед ним протоколах допроса. – Отчего же господа вокулерские судьи называют вас Анной?
– Анной звали мою сестру, – подсудимый неловко вытер лицо связанными руками. Должно быть, у него это не очень хорошо получилось, потому что он повторил свою попытку, при этом на безымянном пальце его левой руки сверкнуло простое серебряное кольцо. Что было странно, так как, во-первых, у подсудимого должны были отнять все принадлежащие ему драгоценности, и, во-вторых, серебряные украшения были не популярны у дворян. Зато тамплиеры предпочитали золоту серебро. Это мог быть знак, которого ждал инквизитор. К сожалению, со своего места он не имел возможности разглядеть, было ли что-либо написано или нарисовано на кольце, но да всему свое время.
– Значит, вы не Анна. Отчего же тогда на допросе от 10 ноября записано, что вы назвали себя Анной?
– Добрейший господин, – подсудимый попытался встать, но дежуривший в дверях стражник усадил его на место. – Добрейший господин…
–Называйте меня отцом Казе, как называли бы своего духовника, – одними губами улыбнулся инквизитор.
– Отец Казе, когда меня допрашивали в первый раз, я был серьезно ранен и бредил. Возможно, тогда я даже не слышал обращенных ко мне слов и просто звал сестру. Простите меня за это.
– Что-то слабо верится.
Судья откинулся на спинку кресла, смотря на подсудимого с насмешкой.
– Я не стал бы называть себя именем сестры, женским именем, но… честное благородное слово, я был болен и мало что соображал. Меня сначала везли к замку, а я все думал, что умру по дороге и не увижу более моей жены, не сумею исповедаться. Потом, помню, передо мной возник священник, я думал, что он даст мне последнее утешение, но вместо этого он обозвал меня бабой и ушел.
– Обозвал бабой? – отец Казе поднял кустистые брови. – Что, так и сказал? С чего бы это?
– Ах, господин судья, боюсь, это стыдно для рыцаря, коим я являюсь, но я плакал, – подсудимый тяжело вздохнул. – Мой отец всегда говорил мне, что лить слезы стыдно, и, будучи ребенком, я делал это только в одиночестве, чтобы меня не могли застать за этим занятием слуги. Но тогда, после битвы у деревни Шерри, я плакал от боли. И, должно быть, заставший меня за этим занятием святой отец разгневался и назвал меня слабой женщиной. Он так и сказал: «Вы женщина?»
– И что же вы? – Казе кинул взгляд на скрипевшего пером писаря и тут же забыл о нем.
– Я вынужден был признать, что я не лучше скулящей бабы! Что я слабый, точно женщина, потому что плачу. Я так и сказал: «Да. Считайте меня женщиной». Я просто очень хотел, чтобы он удалился и оставил меня в покое.
– Дар слез свидетельствует как раз о том, что сердце ваше еще недостаточно огрубело в грехе. В некоторых судебных процессах способность подсудимого плакать засчитывалась ему за добродетель, что помогало снизить наказание. Впрочем, это не ваш случай и не относится к делу. Отчего вы назвались Анной ле Феррон?
– Чтобы от меня отстали, святой отец! – Жак снова попытался встать, и страж усадил его на место.
– Значит, вы не Анна? Не женщина?
– Конечно, нет! Я брат Анны – Жак, и, слово рыцаря, я мужчина! – произнеся это, подсудимый попытался связанными руками распутать тесемку, стягивавшую его штаны, но это оказалось не самым простым делом.
