Чёрный всадник - Малик Владимир Кириллович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
— Благодарствую, ваша ясновельможность. — Многогрешный схватил маленькую белую руку гетмана и чмокнул толстыми губами.
— Ладно, иди! И сделай все, как я приказал!
Пятясь и кланяясь, Многогрешный выскользнул за двери.
5
Было воскресенье. Гетман встал рано, до восхода солнца. В сопровождении старшин сходил к заутрене, поставил свечку перед образом божьей матери за своё выздоровление, а вторую — перед образом спасителя — за упокой души родителей. Возвратившись домой, позавтракал, выпил горячего молока с мёдом — и почувствовал себя вполне здоровым. Надел тёплый кожух, покрытый синим венгерским сукном, обул валенки и вышел во двор.
В глаза ударили яркие солнечные лучи. С развесистых яворов с криком взвилось вороньё. Гетман прищурился, глубоко вдохнул морозный воздух, пахнувший утренним дымком, и сошёл с крыльца.
На просторной площади выстроился отряд сейменов, прибывших из Крыма для замены тех, что пробыли здесь полгода и должны были возвращаться домой. В островерхих круглых шапках, отороченных мехом, в овечьих кожухах, они устало сидели на небольших лохматых лошадках и равнодушно смотрели на невысокого бледного гетмана Ихмельниски и на гурьбу старшин. За плечами у каждого всадника виднелось извечное оружие кочевников — лук, колчан со стрелами, круглый щит, обитый жестью или жёсткой бычьей кожей. На боках — сабли.
Гетмана окружили старшины во главе с Азем-агою и Свиридом Многогрешным. С каждым из них он поздоровался кивком головы, а салтанам Гази-бею, который на днях уезжал в Крым, и Чогаку, прибывшему сменить Гази-бея, пожал руки.
— Спасибо, салтан, за хорошую службу, — обратился он к Гази-бею. — Передай хану Мюрад-Гирею, что я очень доволен тобой и твоими воинами!
— Передам, гетман, — ответил тот, хмуро глядя себе под ноги. — Приятно слушать похвалу… Но мы служили не только за похвалу.
— Что ты имеешь в виду, салтан?
— Мои люди недовольны… Они возвращаются с пустыми руками, гетман… Нужно мало-мало платить.
— Ты же знаешь, салтан, что платить сейчас нечем… Такая война прошла по нашему краю… Малость разживёмся — заплатим!
— Мы не просим золото, гетман. Дозволяй нам мало-мало ясырь брать…
— Ясырь?.. Тебе, салтан, известно — наша земля совсем опустела. Где вы будете брать ясырь? С кем тогда я останусь?
— Украина велика, мы найдём, где взять, — оскалился Гази-бей, почувствовав в словах гетмана скрытое согласие, но, чтобы заставить его окончательно согласиться, добавил: — Если не дозволишь, гетман, поедем и так… Как у вас говорят, не солоно хлебавши… Но как посмотрят на это люди салтана Чогака? Захотят ли они служить тебе только за спасибо? Боюсь, что повёрнут коней и помчатся за нами…
Это была открытая угроза. Юрась взглянул на Чогака, тот плотно сжал обожжённые морозом губы, отвёл глаза. Низкорослый, кривоногий, он был похож в своём кожухе, мехом наружу, на медведя, но взгляд у него быстрый, волчий. Знал Мюрад-Гирей, кого прислать: этот не только защитит гетмана, но и добычу вырвет! А без него нельзя — на кого тогда опереться?
— В Немирове я запрещаю брать ясырь! — раздражённо закричал Юрась Хмельницкий. — Поезжай себе с богом, салтан Гази-бей!
Гази-бей опустил глаза, скрывая их радостный блеск. Слова гетмана означали разрешение брать ясырь повсюду, кроме Немирова. Правда, людей в крае осталось немного, но все же достаточно для того, чтобы взять какую-нибудь сотню, а то и две пленных. А если слух об этом дойдёт до великого визиря или, сохрани аллах, до самого султана, то можно будет сослаться на согласие самого Ихмельниски…
— Якши, якши, великий гетман! — обрадовался Гази-бей. — В Немирове мы пальцем никого не тронем… Мало-мало соберёмся — и айда в дорогу!
Юрась ничего не ответил и, отвернувшись от Гази-бея, встретился взглядом с мурзой Кучуком. Он любил и уважал аккерманского мурзу за необычайную храбрость и прямоту, хотя знал, что этот жестокий людолов вывел с Украины не одну тысячу пленников.
— Салям, мурза, — улыбнулся ему гетман. — Думаю, ты не торопишься домой? Ещё послужишь мне?
— Нет, не тороплюсь, гетман. Я останусь до весны… Но как только сойдёт снег с земли, тронусь в родную сторонку. Мои люди уже соскучились по дому и по своим близким.
— Спасибо тебе, Кучук. Я скажу визирю, что ты честно и самоотверженно служишь падишаху.
Потом Юрась подошёл к Младену, Ненко и Якубу, которые стояли среди старшин, и поздравил их с поступлением на службу в его войско.
— Где твоя сестра, ага? И другая дивчина? Кажется, Стёха? — обратился он к Ненко по-турецки.
— Они у себя дома, эфенди, — ответил Ненко.
— Я хотел бы их видеть.
— Сейчас, эфенди?
— Да. Позови их!
Ненко пожал плечами и удалился. А через несколько минут вернулся со Златкой и Стёхой. Девушки кутались в кожушки, а Златка к тому же, выдавая себя за турчанку, закрыла платком, как яшмаком [32], лицо. Все ждали, что скажет гетман. Только мурза Кучук наклонился к сыну и что-то быстро шепнул ему на ухо. Чора вскоре исчез из толпы воинов.
Юрась внимательно посмотрел на девушек и как будто остался доволен. На его бледном лице появилась лёгкая улыбка. Он подошёл к ним почти вплотную и сказал:
— Таких красавиц грех держать за закрытыми дверями! Надо почаще, девоньки, выходить на люди, и тогда, клянусь аллахом, мы подыщем для вас таких женихов, каких не имеет ни одна дивчина в Немирове!.. Вы согласны с этим?
Девушки промолчали, не зная, что ответить. А гетман повёл речь дальше:
— В воскресенье, в день моего рождения, я устраиваю праздничный ужин и приглашаю вас к себе. Я хочу, чтобы вы стали украшением этой вечеринки, а то мои вояки только и знают, что дуют горилку и хвастают своими победами на поле боя и над женщинами! Думаю, что в вашем присутствии они будут смирными, как ягнята, и галантными, как придворные шляхтичи польского короля… Я жду вас, красавицы!
— Спасибо, — прошептала Стёха посеревшими от страха губами, понимая, что отказ оскорбил бы гетмана и навлёк бы на них его гнев.
— Почтеннейший эфенди, — поклонился Ненко, обращаясь к гетману, — турецкой женщине не положено…
— Ты вздумал учить меня?! — вспылил Юрась, перебивая Ненко. — Я оказываю честь твоей сестре, по нашим обычаям!..
Юрась ещё раз окинул взглядом девушек и махнул рукой, позволяя уйти. Потом, отдав распоряжение, где разместить новый татарский отряд, отпустил всех, кроме личной охраны.
— А теперь — к яме! — коротко кинул он. — Если кто пришёл с выкупом, пусть войдут в крепость.
6
Яма была рядом, посреди площади. Из-под широких, покрытых изморозью камышовых матов, поддерживаемых длинными сосновыми жердями, поднимались клубы пара. Пахолки быстро оттянули один мат в сторону и спустили вниз лестницу.
Юрась остановился у самого края ямы. В нос ему ударил такой тяжёлый дух, что он отпрянул. Из глубины донёсся глухой шорох, послышались стоны, хриплые простуженные голоса. В полутьме ему удалось рассмотреть внизу тёмные фигуры, обросшие, измождённые лица. Одни узники стояли, другие, обессиленные, измученные пытками, лежали на ворохе мокрой зловонной соломы и дрожали от холода. Зло и страшно блестели воспалённые глаза.
На время в яме установилась тишина. Потом вдруг вверх потянулись грязные, скрюченные руки.
— Ясновельможный пан гетман! Смилуйся! За что такие мучения?
— У меня нет никакого золота! Хоть убей — нету! Напрасно истязаешь…
— И у меня нету! Это злой наговор. Какой я богатей — одна слава осталась… Было когда-то, да все сплыло… Отпусти, пан гетман!
Юрась сердито топнул ногой.
— Молчать! — Глаза его горели, как угли, а лицо ещё больше побледнело — даже мороз не смог вызвать на нем румянец.
Пахолки привели от ворот трех женщин. Они опустились перед гетманом на колени.
— Смилуйся, батюшка!
— Не губи наших мужей!
32
Яшмак (турецк.) — буквально: платок молчания. Турчанки закрывали им большую часть лица, придерживая концы платка зубами.