Агасфер. Том 2 - Сю Эжен Мари Жозеф (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
— Ты, брат, ничего еще не понимаешь, призывник еще. А я знаю, как надо действовать в монастырях. В Испании научился, небось сто раз проделывал… Вот как будет дело: я постучусь, мне ответит сестра-привратница, спросит, что мне надо, я ей отвечу, конечно; она попытается меня остановить, я не послушаюсь; пройду, начну кричать во все горло девочек, побегу по всем этажам.
— А монахини-то, месье Дагобер, монахини! — говорила Горбунья, стараясь удержать старика.
— Монахини побегут за мной следом, будут кричать, точно галчата, выкинутые из гнезда, — дело мне знакомое! В Севилье я таким образом освободил одну андалузку, которую силой держали в монастыре. Пусть их кричат, я мешать не стану! И так я обегу весь монастырь, призывая Розу и Бланш… Они меня услышат… откликнутся… Если они заперты, я беру первое, что под руку попадется, и выламываю дверь.
— А монахини… монахини, господин Дагобер!
— Монахини с их криками не помешают мне выломать дверь, обнять моих девочек и удрать с ними… Если запрут ворота, — мы их выломаем! Итак, — прибавил старик, освобождаясь из рук Горбуньи, — подождите меня здесь… через десять минут я вернусь… А ты сходи за каретой, Агриколь.
Более спокойный, чем отец, и более сведущий в уголовных законах, Агриколь перепугался того, к чему может привести необычайный способ действий солдата. Он бросился вперед, снова остановил его и воскликнул:
— Умоляю тебя, выслушай еще хоть одно слово.
— Эх, черт! Ну, говори скорее!
— Если ты ворвешься в монастырь силой, все пропало!
— Это почему?
— Во-первых, господин Дагобер, — сказала Горбунья, — в монастыре есть и мужчины. Я сейчас видела привратника, заряжавшего ружье, а садовник рассказывал об отточенной косе и о ночном карауле…
— А плевать мне и на ружье, и на косу!
— Ну хорошо, батюшка. Послушай же хоть минутку, что я тебе скажу: ты постучишь в ворота, привратник отопрет и спросит, что тебе надо. Так?
— Я скажу, что хочу поговорить с настоятельницей… и войду в монастырь.
— Кроме ворот, внутри есть еще запертая дверь, — уговаривала Горбунья. — В ней сделано окошечко, и, прежде чем отворить, монахиня вас оглядит и до той поры не впустит, пока вы не скажете, зачем пришли.
— Я и ей скажу: хочу видеть настоятельницу.
— Тогда, батюшка, так как ты не обычный гость в монастыре, пойдут доложить о тебе самой настоятельнице.
— Ну, дальше?
— А дальше придет она.
— А потом?
— А потом спросит: что вам надо, господин Дагобер?
— Что мне надо… черт побери… моих девочек мне надо!..
— Еще минутку терпения, батюшка!.. Ты, конечно, не сомневаешься, что если принято столь много предосторожностей, когда их увозили, то их хотят задержать в монастыре как против их воли, так и против твоей!
— Я не только не сомневаюсь, но я в этом уверен… недаром же одурачили мою бедную жену.
— Ну, так настоятельница тебе и ответит, что она не понимает, о чем ты говоришь, и что девиц Симон в монастыре нет и не бывало.
— А я ей скажу, что они там… у меня есть свидетели: Горбунья и Угрюм!
— Настоятельница тебе скажет, что она тебя не знает и не желает вступать в объяснения… да и захлопнет окошко.
— Тогда я выломаю дверь… видишь, без этого, значит, обойтись нельзя… Пусти же меня!
— При таком шуме привратник сбегает за полицией, и тебя для начала арестуют.
— А что станется тогда с вашими бедными девочками, господин Дагобер? — сказала Горбунья.
У старого воина было слишком много рассудка, чтобы не понять справедливости доводов сына и Горбуньи. Но он знал также, что необходимо было, чтобы девушки были освобождены до завтрашнего дня. Выбор этот был ужасен. Голова Дагобера горела, он упал на каменную скамью, сжимая в отчаянии голову, и, казалось, изнемогал под гнетом неумолимого рока.
Агриколь и Горбунья, глубоко тронутые его немым отчаянием, обменялись взглядом. Кузнец сел на скамью рядом с отцом и сказал ему:
— Послушай, батюшка, успокойся немножко, подумай о том, что тебе сказала Горбунья. Ведь если ты снесешь это кольцо к графу, то он, благодаря своему влиянию, освободит девушек завтра же… самое позднее послезавтра…
— Гром и молния! Да что вы меня с ума свести хотите? — закричал Дагобер и, вскочив со скамьи, таким отчаянным, диким взором посмотрел на Агриколя и на Горбунью, что те невольно отступили в изумлении и страхе. — Простите меня, дети, — прибавил Дагобер после долгого молчания, — я напрасно погорячился… виноват… вы ведь меня не понимаете… Трудно нам сговориться… Вы совершенно правы, но и я прав также! Послушайте меня, вы люди честные и хорошие… я вам доверю свою тайну… Знаете ли, зачем я привез этих детей из Сибири? Затем, чтобы завтра они могли быть утром в улице св.Франциска… Если они там не будут, значит, я изменил последней воле их умирающей матери.
— Это улица св.Франциска, дом N3? — прервал отца Агриколь.
— Да… но ты-то откуда знаешь об этом?
— Все это написано на бронзовой медали?
— Да!.. — с возрастающим удивлением воскликнул Дагобер. — Кто это тебе сказал?
— Батюшка, подожди минутку… — отвечал Агриколь, — дай мне подумать… Я, кажется, догадываюсь… да… Так ты говоришь, Горбунья, мадемуазель де Кардовилль нисколько не помешана?..
— Нет… Ее удерживают силой в этом доме, не позволяя ни с кем видеться… Она сказала, что и она и дочери маршала Симона — жертвы одной и той же грязной интриги.
— Сомнений больше нет! — воскликнул кузнец. — Теперь я все понимаю: мадемуазель де Кардовилль, как и девицы Симон, имеет такую же важную причину быть завтра на улице св.Франциска… а она, может быть, об этом и не знает!
— Как так?
— Еще одно слово, милая Горбунья… Мадемуазель де Кардовилль тебе не говорила, что ей очень нужно быть на свободе завтра утром?
— Нет… Давая мне кольцо для графа де Монброн, она сказала: «Благодаря этому мы будем свободны завтра или послезавтра…»
— Да объясни же, в чем дело! — с нетерпением сказал Дагобер сыну.
— Когда ты пришел сегодня за мной в тюрьму, батюшка, я тебе сказал, что должен выполнить священный долг и потом уже приду к тебе…
— Так, так… а я, со своей стороны, пошел попытаться еще предпринять кое-что; я потом расскажу вам, в чем дело.
— Я тотчас же побежал к мадемуазель де Кардовилль. Отворивший мне лакей сообщил, что с барышней случился припадок умопомешательства… Можете себе представить, как я был поражен… Я спросил, где она. Ответили, что не знают. Нельзя ли, говорю, увидеть кого-нибудь из членов ее семьи? Но так как моя одежда, вероятно, не внушала большого доверия, мне ответили, что никого нет дома. Я просто пришел в отчаяние… но потом подумал, что если она больна, то ее доктор должен знать, где она, и нельзя ли ее увидеть… Вместо родных я решил поговорить с доктором: они часто являются лучшими, друзьями… Я спрашиваю у лакея, не может ли он указать мне имя доктора мадемуазель де Кардовилль. Мне охотно сообщают, что это доктор Балейнье, улица Тарани, 12. Побежал туда — он вышел. Но мне говорят, что около пяти часов я его наверняка застану в больнице: больница здесь, рядом с монастырем… вот почему мы с вами и встретились.
— Но медаль, медаль где ты видел? — с нетерпением допрашивал Дагобер.
— Да вот о ней и о других важных открытиях я и хотел поговорить с мадемуазель де Кардовилль, как я писал Горбунье.
— Что же это за открытия?
— Видите ли, батюшка, на другой день после вашего приезда я отправился к мадемуазель де Кардовилль просить о залоге. За мной уже следили. Узнав об этом от своей служанки, мадемуазель де Кардовилль пожелала меня скрыть от полиции и спрятала в тайник, устроенный в стене павильона. Этот тайник был не что иное, как небольшой чулан, и свет туда проникал через трубу, как в камин. Через несколько минут я там осмотрелся и стал различать все очень ясно. От нечего делать я разглядывал все, что меня окружало. Стены были покрыты деревянными панелями, а входная дверь состояла из панно, которое передвигалось при помощи противовеса и прекрасно слаженной системы зубчатых колес. Меня очень заинтересовало это устройство, и я с любопытством кузнеца, несмотря на свои опасения, стал разглядывать все эти фальцы и пружины, как вдруг маленькая медная пуговка, значение которой я не мог понять, привлекла мое особенное внимание. Дергал я ее, дергал, двигал во все стороны, — ничто не действовало. Тогда я подумал: «Верно, эта пуговка относится к другому механизму; дай-ка я ее попробую нажать». Только что я нажал ее довольно сильно, послышался легкий скрип, и над самым входом в тайник из стены выдвинулась какая-то полочка, как в секретере. Полочка была с бортами, вроде ящика, но так как я нажал пуговку, видимо, слишком сильно, то от этого толчка из ящика вылетела на пол маленькая бронзовая медаль на бронзовой цепочке.
