Пленный лев - Юнг Шарлотта (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
ГЛАВА VI
Малькольм и Эклермонда
– Что намерен ты делать с этим юным отпрыском знаменитого рода Стюартов? – спросил король Генрих Джемса, глядя вместе с ним на Малькольма, играющего с Ральфом Перси в ключи – первоначальную форму игры в кегли.
– Я уже решил его участь, – ответил Джемс.
– А каким образом?
– Хочу женить его на Эклермонде Люксембургской.
Вместо ответа Генрих только протяжно свистнул.
– Ты разве имеешь на нее другие виды? – спросил Джемс.
– Я? Да какие же виды могу я иметь на голубку, укрывшуюся у меня от когтей сокола? К тому же, не обречены ли они оба на монастырскую жизнь?
– Да, но ведь обеты их не имеют никакого значения, – возразил Джемс.
– Я никогда не позволю себе вмешиваться в подобные дела, – сказал Генрих.
– Ба! – вскричал Джемс. – По-моему, монахи далеко не такие безгрешные люди, чтобы было предосудительно отвлекать юношу от их общества.
– Может быть, – ответил Генрих. – Все же не следует мешать исполнению религиозного обета. Мне кажется, что такими стараниями ты подвергаешь человека опасности изменить своему призванию и быть может увлекаешь его далее, чем сам бы того желал.
– Но у этого юноши никогда не было осознанного призвания к монашеству, – возразил Джемс, – его принудила к тому чрезвычайная робость, сложившаяся вследствие слабого здоровья и недостатка умственной пищи.
– Может ты и прав, – сказал Генрих. – Но почему твой выбор пал именно на нашу строгую люксембургскую деву, годную скорее быть игуменьей в Фонтенбло и управлять, подобно Гильдегонде, и монахинями и монахами в одно и тоже время.
– Потому что, мне кажется, они нравятся друг другу, – ответил Джемс. – Такого рода женщина необходима Малькольму, чтобы сделать из него мужчину; и с помощью ума Эклермонды и ее любви к ближнему, надеюсь, они оба будут способствовать значительным преобразованиям в Шотландии.
– Да, если только тебе удастся уломать ее.
– Ты даешь мне свое согласие, Генрих?
– Мое согласие? Да разве оно нужно? Это зависит от мадам де Гено. Во всяком случае, я бы посоветовал тебе сначала хорошенько обдумать это дело. По-моему, легче будет из твоего прирученного ягненка сделать яростного волка, чем добыть ему в пастушки эту Дебору-пророчицу.
Но Джемс принял этот совет за новое доказательство ланкастерских предрассудков Генриха, и только помышлял, чтобы половчее устроить затеянное им.
Для Малькольма, между тем, наступила решительная минута: ему нужно было сделать выбор между Оксфордом и Францией. При мысли о войне чувство ужаса продолжало овладевать им, хотя гораздо в меньшей степени, чем прежде; теперь ему небезызвестно было, что сражения не повторяются ежедневно, и что часто они бывают совсем не опасны.
Он ни за что бы не расстался с королем, если бы был уверен, что женская половина двора тоже отправляется в поход. Оставаясь же с Оксфордскими монахами, он терял из виду ту, которая составляла теперь в его глазах все. При этом ему неприятен был такой разрыв со старыми привычками, слившимися, по его мнению, со всем его существованием; кроме того, ему мнилось видеть в каждом слове Эклермонды и в каждом взгляде, брошенным ей на него, сочувствие ее в пользу убежища, где царит наука и благочестие. В отношении же Ральфа Перси и других придворных товарищей, он стыдился такой нерешительности, и из опасения насмешек с их стороны готов даже был отказаться от исполнения религиозных обрядов, над которыми они смеялись и находили недостойными мужчины; к тому же он не был уверен, что при встрече с неприятелем им не овладеет паника, чем, конечно, он осрамится на всю остальную жизнь. В сущности же, он сам не знал определенно, чего хотел, потому что оставался в той же нерешительности и тогда, когда узнал, что королева не желает сопровождать своего мужа в походе, а остается со своими дамами или в Шене, или же в Виндзоре. Теперь уже не было никакого сомнения, что он более не увидит Эклермонды, – звезды, руководящей его жизнью, олицетворяющей все его мечтания, взлелеянные им еще тогда, когда он повторял английские поэмы, в особенности ту умилительную легенду, где говорится о святой Екатерине. Углубленный в мысли, он стоял однажды у окна, раздумывая о своем исчезающем счастье, как вдруг к нему подошел король Джемс и весело спросил:
– Ну! Не овладел ли тобой припадок, дитя мое?
– Какой припадок, сир? – спросил Малькольм, широко открыв глаза.
– Припадок… нежной страсти.
Малькольм вскрикнул от ужаса, и покраснел, как маков цвет:
– Сир! Сир! – залепетал он заикаясь.
– Такое негодование – явный признак болезни, – возразил Джемс.
– Сир! Сир! Не богохульствуйте, умоляю вас!
– Не в моих обычаях богохульствовать, – ответил Джемс, стараясь быть серьезным. – Никак не думал я иметь дело с таким святым.
– Я святой? Нет, нет, не я, конечно! Но чтобы я дерзнул коснуться подобной мыслью ее… О, сир! – и Малькольм закрыл лицо руками. – Возможно ли, чтобы вы так ошиблись во мне!
– Я вовсе не ошибся в тебе, – ответил Джемс, окинув юношу проницательным взором.
– О, сир! – вскричал снова Малькольм, все более и более горячась, – вы ошибаетесь – никогда, никогда у меня не было мысли в отношении нее, кроме самого чистого благоговения. Она для меня нечто вроде святой Маргариты, или…
Но видя, что король улыбаясь продолжал так же пристально смотреть на него, Малькольм смешался и принялся в отчаянии ломать себе руки. Король не переставал улыбаться, и наконец промолвил:
– Да, Малькольм, иначе и не могло быть: ты человек, а не монах.
– О! Зачем жестокость ваша простирается до того, чтобы заставить меня пренебрегать самим собой! – рыдая сказал Малькольм.
– Она ведь не святая и не инокиня, запертая в монастырь, но женщина, могущая покориться избранному ею человеку.
– Избранному! – вскричал Малькольм. – Если она снисходительно смотрела на меня, то единственно потому, что знала о моих намерениях.
– Отлично! – возразил король. – Таким-то образом пламя и возгорается.
– Никогда!
Это было произнесено Малькольмом с таким глубоким вздохом, что Джемс рассмеялся: очевидно, – с одной стороны, по крайней мере, – трут был еще не готов.
– О, сир, – сказал юноша со вздохом, – зачем вы хотите зародить во мне эту мысль? Она ведь только сделает меня несчастным! Будь даже эта женщина призвана жить в мире, и тогда она никогда не согласилась бы быть женой такого безобразного, хромого, как я…
– Молчи, неразумное дитя! Что прошло, того не воротишь! Теперь ты совершенно иной, чем был прежде. Еще годик-другой в рыцарской школе Генриха, и ты вернешься домой таким совершенным молодым человеком, что ни одна девушка не погнушается тобой.
Король ушел, а Малькольм впал в задумчивость, близкую к бесчувствию; его поразило осознание такой внезапной перемены, происшедшей в его мыслях, и озадачили странные речи короля, – его кумира, – так ревностно старающегося возбудить в нем такие, по его мнению, греховные надежды. Взволнованный, стыдясь самого себя, мучимый тысячами самых противоречивых мыслей, Малькольм ходил взад и вперед по комнате, размахивая руками, садясь поминутно, чтобы спокойнее обдумать это дело; но кровь кипела в его жилах, мысли путались, и он снова принимался порывисто ходить по комнате. Когда же пришлось вернуться в зал, где уже собрались все придворные дамы, он, совершенно растерянный, промолчал все время, и кончил тем, что отошел в самый отдаленный угол от того места, где сидела ничего не подозревавшая Эклермонда.
Оставшись с глазу на глаз с королем, он воскликнул:
– Это совершенно немыслимо, сир!
Джемс улыбнулся, видя, как яд овладевал всем существом Малькольма.
Мысль Джемса отвлечь своего юного кузена от монашеской жизни родилась вследствие глубокого убеждения, что Малькольм может принести гораздо больше пользы, живя при его дворе, чем в монастыре, и что религиозные порывы юноши были только следствием недостатка энергии. Кроме того, он был уверен, что поженив Малькольма на такой женщине, как Эклермонда Люксембургская, он не только составит счастье своему любимцу, но одновременно окажет важную услугу всей Шотландии.
