Последние дни Помпей - Бульвер-Литтон Эдвард Джордж (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗

У Калена остался в Помпеях только один родственник – Бурдон. Темные и грязные узы, которые были еще крепче кровных, соединяли их. Жрец Исиды, переодетый, нередко тайком покидал свой храм, где якобы вел строгую и суровую жизнь, проскальзывал в заднюю дверь дома бывшего гладиатора, стяжавшего недобрую славу, и с радостью сбрасывал с себя неудобную маску, ибо лишь главная страсть этого человека, жадность, побуждала его притворяться добродетельным.

Завернувшись в широкий плащ, какие вошли в употребление у римлян, когда они перестали носить тогу – его широкие складки совсем скрадывали фигуру, а своего рода капюшон так же надежно скрывал лицо, – Кален сидел теперь в каморке при винном погребе, куда, как почти во всех домах в Помпеях, вел узкий коридор от задней двери.

Напротив него, за столиком, сидел великан Бурдон, тщательно пересчитывая монеты, которые жрец только что высыпал горкой из кошелька; кошельки тогда были так же распространены, как теперь, с той только разницей, что они были гораздо красивее.

– Видишь, – сказал Кален, – мы хорошо тебе платим, и ты должен быть благодарен мне за то, что я нашел такое выгодное дельце.

– Я благодарен тебе, брат мой, – отвечал Бурдон, любовно ссыпая монеты в кожаный кошель, который он тут же спрятал за пояс и затянул пряжку на толстом брюхе туже обычного. – И клянусь Исидой, Крысидой и Мышидой или какие там еще боги есть в Египте, моя крошка Нидия – настоящая Гесперида [107], хранительница золотых яблок.

– Она хорошо поет и играет, как Муза, – сказал Кален. – За эти таланты мой хозяин охотно платит.

– Да он просто бог! – вскричал Бурдон с жаром. – Всякий богатый человек за щедрость должен быть причислен к богам. Но выпей вина, старый дружище, и расскажи обо всем подробнее. Что она там делает? Она напугана, говорит, что дала страшную клятву, и молчит, как воды в рот набрала, от нее ничего не добьешься.

– И от меня, клянусь своей правой рукой! Я тоже дал клятву молчать.

– Клятву! Что такое клятвы для нас с тобой?

– Это верно, обычные клятвы – ничто. Но эта… – И здоровенный жрец содрогнулся. – И все же, – продолжал он, осушив большую чашу неразбавленного вина, – признаюсь, я не столько боюсь нарушить клятву, сколько опасаюсь мести. Клянусь богами, этот человек могучий чародей и выпытает все даже у луны, вздумай я ей проболтаться. Не будем же больше говорить об этом. Клянусь Поллуксом, хотя у него на пирах чего только не бывает, скажу тебе, я никогда не чувствую себя там свободно. Хоть все стены тут и в копоти, те часы, которые я провожу с тобой и с какой-нибудь простой, немудрящей, веселой девушкой, из тех, что приходят сюда, мне гораздо больше по душе, чем великолепные оргии, которые тянутся до утра.

– Ну, если так, сделай одолжение, приходи завтра вечером, и мы славно кутнем.

– С удовольствием, – сказал жрец, потирая руки и пододвигаясь ближе к столу.

В этот миг они услышали за дверью шорох, словно кто-то нащупывал ручку. Жрец поспешно надвинул на лицо капюшон.

– Тьфу! Да ведь это слепая девчонка, – сказал хозяин шепотом, когда Нидия открыла дверь и вошла.

– Эй! Девка! Как ты смеешь… постой, ты бледна, допоздна была на пиру? Ну, не беда, молодо-зелено, – проворчал Бурдон.

Девушка, ничего не ответив, в изнеможении упала на одну из скамей. Потом вдруг решительно подняла голову:

– Хозяин, можешь морить меня голодом или бить, но даже под страхом смерти я не пойду больше в этот нечестивый дом.

– Молчи, дура! – взревел Бурдон и сдвинул косматые брови, низко нависшие над свирепыми, налитыми кровью глазами. – Ты что, не слушаться? Гляди у меня!

– Ты слышал, что я сказала, – проговорила бедняжка и скрестила на груди руки.

– Как! Моя скромница, моя нежная весталка, значит, ты не пойдешь туда? Ладно же, тебя поведут силой.

– Я подниму криками весь город, – сказала она решительно и покраснела до корней волос.

– Мы и об этом позаботимся, тебе заткнут рот.

– Тогда, да помогут мне боги, – встала Нидия, – я буду жаловаться властям.

– Помни о клятве, – раздался глухой голос. Это Кален в первый раз вмешался в разговор.

Услышав его, бедная девушка затрепетала и умоляюще сложила руки.

– Ах я несчастная! – воскликнула она и зарыдала.

Как видно, эти горестные звуки привлекли Стратонику, потому что в тот же миг ее грозная фигура появилась в дверях.

– Отчего шум? Что сделал ты с моей рабыней, негодяй? – разгневалась она.

– Помолчи, жена, – сказал он сердито, хоть и не без робости. – Ты хочешь иметь новые пояса и красивые одежды, не так ли? Тогда усмири свою рабыню, или тебе долго придется ждать обновок. Да падет гнев богов на голову этой дряни!

– В чем дело? – спросила старая карга, переводя взгляд с мужа на Нидию.

Девушка, которая стояла, прислонившись к стене, бросилась в ноги Стратонике, обхватила ее колени и, глядя вверх своими незрячими, но полными мольбы глазами, воскликнула:

– Добрая хозяйка! Ты женщина, у тебя были сестры, ты была молода, как и я, пожалей, спаси меня! Я не пойду больше на эти ужасные пиры!

– Молчи! – крикнула старая карга и, грубо рванув Нидию за нежную руку, способную лишь плести венки, заставила ее встать. – Молчи! Эти чувства не для рабыни!

– Вот, жена. – Бурдон вынул кошель и звякнул монетами. – Слышишь эту музыку? Клянусь Поллуксом, ты больше не услышишь ее, если не взнуздаешь хорошенько эту кобылку.

– Девчонка просто устала, – сказала Стратоника, кивая Калену. – Когда она снова тебе понадобится, то будет не такой строптивой.

– «Тебе»! Кто здесь? – вскричала Нидия, поворачивая голову во все стороны и словно напряженно вглядываясь, так что Кален в испуге привстал.

– Эти глаза видят! – пробормотал он.

– Кто здесь? Отвечай, во имя небес! Ах, будь ты слеп, как я, ты не был бы так жесток! – воскликнула Нидия и снова заплакала.

– Уведи ее, – велел Бурдон жене. – Терпеть не могу, когда скулят!

– Пойдем! – сказала Стратоника, подталкивая бедную девушку к дверям.

Нидия высвободилась с решительностью и достоинством.

– Послушай, – сказала она, – я повиновалась тебе беспрекословно, а ведь я была воспитана… Ах, мама, моя бедная мама! Думала ли ты, что меня ждет такая участь! – Она вытерла глаза и продолжала: – Приказывай что угодно, я буду повиноваться, но говорю тебе: как бы жестока, сурова и непреклонна ты ни была, я больше туда не пойду, а если меня поведут силой, я буду просить защиты у самого претора [108]. Боги свидетели, я клянусь в этом!

Глаза Стратоники сверкнули. Она вцепилась девушке в волосы одной рукой и занесла другую – огромную правую руку, удар которой мог сокрушить хрупкое и нежное тело. Эта мысль, видимо, пришла в голову ей самой, потому что она удержала руку, потащила Нидию к стене схватила с крюка веревку, которая часто – увы! – употреблялась для этой цели, и через мгновение пронзительные, жалобные крики девушки огласили дом.

Глава III. Главк делает покупку, которая дорого ему обойдется

– Здравствуйте, храбрецы! – сказал Лепид и, наклонив голову, вошел в низкую дверь таверны Бурдона. – Мы пришли посмотреть, кто из вас оказывает больше чести своему ланисте.

Гладиаторы встали, приветствуя трех знаменитых людей, которые были известны как самые веселые и богатые юноши в Помпеях, – ведь от них во многом зависела репутация гладиаторов.

– Каковы звери! – сказал Клодий Главку. – Достойны быть гладиаторами!

– Жаль, что они не воины, – отозвался Главк.

Забавно было видеть, как избалованный и капризный Лепид, который на пиру морщился от малейшего луча дневного света, а в банях оберегался от дуновения ветерка, человек, в котором природа переплела самым нелепым образом все побуждения, соединив в одно сомнительное целое постыдную изнеженность и житейскую ловкость, теперь был весь нетерпение. Он хлопал по широким плечам гладиаторов своей белой девической рукой, поглаживал и щупал их железные мускулы, охваченный расчетливым восхищением перед этой мужественностью, которую он всю жизнь старательно вытравлял в себе самом.