Верни мне мои легионы! - Тертлдав Гарри Норман (читаемые книги читать TXT) 📗
— Решил отдать… Ммм-да.
Вар произнес последнее слово врастяжку и воззрился на Арминия из-под насупленных бровей.
— Этот Сегест… Он кое-что рассказал о тебе.
Арминий оценил и слова Вара, и тон, каким они были произнесены, и хмурый взгляд наместника. Римлянин казался ровесником отца Арминия, но был человеком совершенно иного типа. Зигимер был тверд и суров, как мореный дуб. Справедливости ради следовало признать, что среди римлян тоже встречались такие мужи, Арминий повидал их немало, но Вар к ним не относился. С точки зрения германца, наместник не походил на военачальника, ведущего людей в бой. У римлян имелись люди, занимающиеся только снабжением войск снаряжением и припасами, — так называемые интенданты. Германцам не приходило в голову организовать дело подобным образом, но в римской армии это срабатывало неплохо. Может, Вар больше подходил для роли интенданта, а не военачальника.
Однако, несмотря на свою внешность, он все же мог оказаться настоящим полководцем. По облику римлянина вообще трудно судить о его характере. Глядя на него, нелегко сказать, каков он на самом деле. Арминий встречал одного военного трибуна, который в обычной жизни вел себя, как женщина, но, оказавшись на поле боя, превращался в сеющего ужас демона.
Впрочем, сейчас для Арминия важнее всего было придумать ответ на слова наместника. Германцу показалось, что он нашел правильные слова. Пожав плечами и скрыв истинные чувства за улыбкой, он промолвил:
— Меня это не удивляет. Выставляя меня в дурном свете, Сегест думает, что скроет, кто он есть на самом деле — глупец, лжец и клятвопреступник.
— Это… э-э… Туснельда…
Вар с трудом выговорил имя женщины и употребил местоимение «это», словно речь шла не о человеке, а о неодушевленном предмете.
— Она счастлива с тобой?
— Так точно, командир.
На сей раз Арминий ответил сразу, без раздумий и колебаний.
Квинтилий Вар это заметил. Возможно, он не был хорошим полководцем, но наверняка был неглуп. В его темных глазах блеснула лукавая искорка.
— Понимаю. И верю. И ты тоже с ней счастлив, правда?
— Так точно, командир.
Арминий попытался растолковать римлянину, как именно обстоит дело.
— Забирая ее у отца, я не думал, будем ли мы счастливы. Меня тогда волновало другое. Но я рад, что ее забрал.
Искорка превратилась в улыбку — едва заметную, но все улыбку.
— Сколько тебе лет, Арминий?
Прежде чем ответить, германцу пришлось посчитать на пальцах.
— Мне двадцать четыре года, командир. А что?
— Я тебе завидую, — промолвил Вар, — Как легко быть счастливым с женщиной… Почти с любой женщиной… Когда тебе двадцать четыре. А когда тебе тридцать четыре, сорок четыре или пятьдесят четыре…
Он вздохнул.
Мать и отец Арминия принимали жизнь друг с другом как должное. В общем, им было хорошо вместе. Были ли они счастливы? Арминий никогда об этом не задумывался. Он знал, что законы позволяют римским мужам менять жен (а женам — мужей) почти так же легко, как меняют одежду. Его народ смотрел на это иначе. Может, потому германским мужчинам и женщинам, мужьям и женам приходилось просто мириться друг с другом, как с неизбежностью.
Ну а что касается пятидесяти четырех лет… Для того, кому двадцать четыре, прожить так много — значит совершить путешествие грандиознее, чем путешествие из Германии в Паннонию и обратно. Пятьдесят четыре — это великое путешествие во времени, длиннее, чем путешествие из Германии в Рим и обратно. Гораздо длинней, ведь Арминий более или менее мог представить себе поездку в Рим. Он видел римские города в Паннонии и вдоль Рейна и полагал, что сам Рим похож на один из них, только гораздо больше. А вот себя в пятьдесят четыре года он вообще не мог представить. Он что, будет немощным старцем с плохими зубами, страдающим одышкой? Правда, Вар отнюдь не выглядел таким древним, но наместник уже начал седеть и лысеть, и сразу было видно, что его лучшие дни позади.
Ощущая свою молодую силу, Арминий неожиданно проникся сочувствием — чуть ли не жалостью — к этому римлянину.
И он почти наверняка понял, о чем думает Вар. Скорее всего, римлянин хочет, чтобы германцы не изводили его своими проблемами. Наместник — не полководец, он человек мирный и хочет лишь мира и спокойствия на вверенной ему территории. И если ему это посулить…
— Я не хочу кровавой вражды с Сегестом, — заявил Арминий. — Я готов поклясться в том всеми богами, и моими и твоими. У меня есть Туснельда, и мне этого достаточно. Моя честь удовлетворена, и мне не нужно прибивать к дереву голову ее отца.
Губы Квинтилия Вара скривились, и Арминий слишком поздно сообразил, что последнюю фразу, пожалуй, произнес зря. Римляне поклонялись богам, принимавшим жертвенную кровь, но не человеческую. Странно, откуда у римских богов столько силы, если они отворачиваются от самой ценной еды?
Но Вар вдруг издал смешок, а потом расплылся в широкой улыбке.
— Ты, может, и римский гражданин, но во многом остаешься германцем, — заметил он.
— Так и есть, — согласился Арминий.
— Значит, ты просишь закрыть это дело, поскольку полностью удовлетворен? — настойчиво спросил римский чиновник.
— Я так сказал. И именно это имел в виду.
Вар снова улыбнулся — слегка печально.
— Да, все же заметно, что ты не совсем римлянин. Между тем, что мы говорим, и тем, что имеем в виду, зачастую большая разница. К сожалению, все обстоит именно так. Но на твои слова, сдается, можно положиться.
— Рад это слышать, командир, — сказал Арминий.
В чем-то римлянин был прав, но не до конца. Общаясь с соплеменниками, Арминий и вправду всегда говорил, что думал. Но вот общаясь с римлянами… Молодой вождь многому научился у захватчиков и знал, как обратить против римлян их собственные уловки. Он умел притворяться, не выдавая того, что в действительности у него на уме.
— Что ж, хорошо, — сказал наместник. — Отправляйся домой. Живи спокойно. Наслаждайся своей женщиной, этой… э-э… Туснельдой.
Германское имя опять далось Вару с трудом, но он все-таки выговорил его и продолжил:
— Я скажу Сегесту, что между вами не должно быть вражды. Он обязательно меня послушается.
«Он — твой пес», — подумал Арминий.
Но, несмотря на такие мысли, на лице его отразилось лишь удовлетворение.
— Я рад. И благодарю тебя, — промолвил он.
— Не за что, сынок, — отмахнувшись от благодарности, ответил Вар и задумался. — Знаешь, ты немного напоминаешь моего сына. Ростом ты выше, волосы у тебя светлее, но что-то в манере держать голову…
Он рассмеялся.
— И ты тоже умеешь сдерживать свои порывы, когда ведешь важный разговор.
Арминий встревожился, но лишь на миг. Римлянин не смог заглянуть в его сердце, а потому не увидел таящейся там ненависти к империи. Нет, Вар, пожилой человек, увидел в Арминий просто юношу, стремящегося жить, как ему хочется, а не по указке стариков. Для этого не требовалось быть провидцем, достаточно было вспомнить собственную молодость.
— Гай сейчас в Афинах, заканчивает обучение, — продолжал Вар.
Потом, чуть помолчав, добавил:
— Ты ведь и сам получил некоторого рода обучение, хоть и небольшое?
Как и чему может учиться в Афинах Гай Квинтилий Вар, Арминий даже отдаленно не мог себе представить, поэтому отозвался осторожно:
— Я многое узнал о римской армии.
«Узнал, насколько опасными вы можете быть».
— Ручаюсь, так и есть, — промолвил Вар, но продолжал улыбаться, вряд ли догадываясь, какие уроки извлек из своей службы Арминий. — Здесь, в Германии, нет ничего, напоминающего римскую дисциплину, верно?
— Верно, командир.
Тут Арминий не кривил душой, и как раз отсутствие дисциплины очень его беспокоило. Именно дисциплина давала римлянам превосходство над германцами, и свести это превосходство к минимуму можно было, лишь захватив римлян врасплох. Но как захватить их врасплох, если они повсюду рассылают лазутчиков?
— Я не удивлюсь, если вы, германцы, научитесь дисциплине и тогда сумеете кое-чего добиться, — сказал Вар. — Римляне нужны вам, чтобы научить вас тому, что следует знать.
