Шпоры на босу ногу - Булыга Сергей Алексеевич (книги бесплатно без txt) 📗
Или хотя бы согреть руки, злой на себя до самой крайности, думал сержант. Злой оттого, что и в лесу он так и не отдал команды останавливаться, а, продолжая прятать руки в рукава, приказал принять вправо. И они покорно приняли. А лесу не было конца. А сапог, думал сержант, тех на ногах уже как будто нет. А то, что шпоры брякают, так, может быть, они навинчены живьем на пятки! А что, думал дальше сержант, и такое бывает. Правда, не в легкой кавалерии, а у бойцовских петухов, это у них как раз так устроено – им к их маленьким природным шпорам привинчивают еще и дополнительные шпоры, то есть этакие остренькие ножики, которыми они потом один другого режут. Зрелище, надо сказать, очень азартное! Правда, матушка, вспомнил сержант, всегда была против него, потому что, она говорила ему…
Но, спохватился сержант, о таком сейчас лучше не думать. И вообще, он сейчас должен думать только об одном – о переправе. А до нее, если карта не врет, уже оставалось совсем немного, то есть еще один подъем, а дальше – и все время лесом – вниз, потом из леса в поле, а в поле триста, ну, четыреста туазов, то есть как раз одна хорошая атака – и река! И, главное, там переправа. Но…
Но об этом думать пока не хотелось. Хотя все чаще и чаще вспоминались слова Франца о том, что крылья ветряка могли быть повернуты партизанами. Могли! Да только так оно и было, сержант был в этом абсолютно уверен! Но, правда, если он раньше был еще так же абсолютно уверен в том, что стоит им только выйти к переправе, как все их трудности сразу исчезнут, то теперь он очень, даже очень сильно в этом сомневался. Нет, уже даже был уверен! Потому что что такое переправа, особенно если это переправа для целой армии? Это, во-первых, сумасшедшая толчея и неразбериха, ругань, понтонеры, костры, обозные команды и так далее и далее и далее! А во-вторых, и это сейчас главное, это крик, дым, стрельба и всякие тому подобные шумы, которых при подобном, как сейчас, падении дисциплины избежать никак невозможно! А тут опять тишина. И эта тишина сержанта очень беспокоила. И чтобы хоть как-то отвлечься от подобных, прямо сказать, крайне нерадостных мыслей, сержант отвлекал себя тем, что, думал, может перед выходом к переправе, где их могут ожидать всякие неожиданности, было бы неплохо вначале отдохнуть, пусть даже всего несколько минут, и развести костер, чтобы хотя бы пальцы отогреть, чтобы после держать саблю крепко, надежно… Или даже, тут же думал он, не нужно уже никакого костра, не до него уже сейчас, а хотя бы только постоять, ну, или даже сесть в сугроб, ну, даже лечь и не вста…
Ч-черт! Проклятая зима, проклятая карета, проклятый Оливьер, вне себя от гнева на себя же торопливо подумал сержант, оглянулся и скомандовал:
– Стой! Пять минут!
И все сразу остановились. Сержант сошел на снег и потрепал Мари по гриве, улыбнулся, сунул руку за сахаром… И помрачнел, потому что сахар-то уже весь кончился! Мари тряхнула головой, оскалилась. Сержант шутливо погрозил ей пальцем и нарочито грозно сказал:
– Ты это брось! Больше нет, говорю. Ведь, правда, нет?
Нет – замотала головой Мари.
– Ну, вот и умница! Разумница! – и он обнял Мари, и долго так стоял, не шевелясь…
А после отстранился, помрачнел и обошел вокруг нее, поправил упряжь, огладил седло. А после опустился перед ней и принялся осматривать копыта – внимательно, по одному, и протирал, отковыривал лед, и всё это делалось с трудом, потому что пальцы уже почти не гнулись. А тут еще из-за спины:
– Позвольте, господин сержант!
Это опять был Чико. Сержант нехотя оглянулся. Солдаты стояли рядком и пристально, выжидающе смотрели на него.
– Чего еще? – спросил сержант.
– А вот, он говорит, – и Чико показал на Франца, – будто здешние люди язычники, и поклоняются они… Ну, вы сами знаете, кому!
– Нет! – раздраженно ответил сержант. – Болван ваш Франц. Здешний народ верит только в Христа!
– А…
– Ладно! Хватит! – перебил сержант. – Отдохнули, и будет!
И резко встал. И, чтобы они опять не наболтали чего лишнего, уже хотел скомандовать садиться. Да вот не успел! Хосе спросил:
– Они, ну, эти местные, они что, такие же, как мы с вами, господин сержант, католики? Или как Курт с Гаспаром?
– Нет, не то и не другое. Не совсем, – нехотя ответил сержант, опасаясь опять ввязаться в какой-нибудь спор. – Они… – Ну тут он вдруг даже улыбнулся и сказал: – А я, знаете, летом был даже знаком с одним здешним священником. Очень приличный господин! И еще очень прилично играл на скрипке. А его сын… О, это был прирожденный игрок! То есть был у человека настоящий талант! И еще один – в стрельбе из пистолета. Ночью в мышей на слух – и всякий раз без промаха! Вы представляете?!
– А чем он кончил? – спросил Курт.
– Не знаю, – сердито ответил сержант. – Война ушла, и я ушел вслед за ней. А он остался. Ладно! Главное, что мы уже почти на месте. Давайте, давайте по седлам!
И они опять двинулись дальше. Но на этот раз уже как-то совсем неспешно. И даже как будто неохотно. Но теперь сержант уже молчал и никого не подгонял. Да он и сам не очень-то спешил! Потому что ему все больше и больше казалось, что спешить некуда! По крайней мере сейчас, к переправе. Потому что, как видел сержант, они уже выбрались из чащи и ехали по дороге… а на ней совсем не было следов! То есть никому эта дорога в последние дня два нужна не была. Почему? Да очень просто – потому что ехать по ней пока некуда. Потому что переправы еще нет. Как нет? Да очень просто – потому что не срок. Потому что она, эта здешняя проклятая переправа – это совсем не мост, как наверняка думают солдаты, а просто такое место, где зимой уже по крепкому, надежному льду крестьяне из окрестных деревень прокладывают дорогу и отмечают ее вешками. И так оно и будет позже, когда, по местным понятиям, наступят настоящие морозы. А пока, по местным, это не мороз. Да им пока и переправа не нужна, зачем им куда-то переправляться, сердито думал сержант. Им, думал он дальше, и здесь, дома хорошо. Здесь плохо только тем, кто только возвращается домой. Вот только возвратятся ли? И сержант невольно оглянулся на отряд. Там было так: Курт ехал впереди, за ним Саид, а уже следом остальные. И вид у всех был очень даже невеселый. И это, подумал сержант, уже так сейчас. А что будет тогда, когда они узнают, что никакая переправа их не ждет?! Сержант вздохнул и отвернулся. Он уже нисколько не сомневался в том, что эта чертова река еще, конечно, не замерзла, хоть Оливьер и утверждал, будто бы все здешние реки уже давно и надежно скованы льдом и поэтому нет никакой опасности переходить их без каких-либо предварительных инженерных работ. Кроме того, он, можно и не сомневаться, говорил… Да мало ли что он еще тогда кому наговорил! Но разве можно ему верить?!. Хотя, тут же вспомнил сержант, он сейчас и сам ничуть не лучше Оливьера! Потому что зачем ему было болтать про пушки и про императора, и вообще обо всем остальном?! И вот что еще: отчего это он врал – от своей непроходимой глупости или же просто от трусости? Вот это хороший вопрос! А вот еще один…
Ну, и так далее. То есть вот примерно с такими очень даже невеселыми мыслями сержант ехал, стараясь как можно реже оглядываться на отряд. И вот уже лес кончился, и они выехали в поле…
И вот, наконец, впереди показалась эта самая река Березина! И было до нее совсем недалеко – всего одна хорошая атака через поле. А поле это было ровное, без выбоин, и белым-белое от снега. И такой этой белизны было вперед на туазов четыреста, или саженей, если по-местному, потом была уже сама река – река, конечно, черная, потому что открытая вода зимой всегда черная, – а после снова поле, и тоже, конечно, белое. Вот так! И, по-хорошему, сержанту нужно было бы остановиться и подождать отряд. И, честно смотря им в глаза, объяснить, почему это здесь нет и быть не может никакой переправы, и поэтому нет императора, и поэтому…
Но сержант поступил по-иному! Точнее, он никак не поступил, не шелохнулся, промолчал, а это просто Мари продолжала идти себе дальше вперед, по полю. А поле было ровное, а снег совсем неглубокий. Да и река Березина считалась широкой только по местным понятиям. Ведь Березина – это не Рейн и не Дунай, и даже не Днепр под Оршей, так что через нее как летом вброд, так и зимой по льду можно перебраться без всякого труда. Но где взять этот лед?! А тут еще карета! Поэтому чем ближе сержант подъезжал к Березине, тем становился всё мрачнее и мрачнее.
