Порт-Артур. Том 2 - Степанов Александр Николаевич (читать книги TXT) 📗

– Дозвольте, вашбродие, я на ходу его исправлю, – обратился к нему жилистый и верткий машинный квартирмейстер Егор Кривозубов и, не дожидаясь ответа, стал закреплять на месте разболтавшийся подшипник.

Все с тревогой следили за движениями своего храброго товарища, и, когда он наконец выбрался обратно, Жданов с чувством проговорил:

– Молодчина! Твой поступок стоит подвигов комендоров наверху!

Скоро японские крейсера отстали и потерялись во мгле. Бой прекратился. Чтобы избежать факелов из дымовых труб, далеко видных в наступающей темноте, ход на «Новике» уменьшили до семнадцати узлов. Пробили отбой, команда получила приказ посменно, не отходя от орудий, ужинать.

Шульц воспрянул духом и, вновь закрутив вверх свои рыжие жиденькие усы, заявил:

– Я всегда был уверен, что «Новик» сумеет уйти от японцев.

Наступила туманная ночь. В море никого не было видно. Командир решил воспользоваться этим и остановить машину для ремонта. Сигналом запросили у адмирала разрешения на это, но ответа не получили. «Аскольд» – быстро исчез с горизонта, и «Новик», оставшись один, тихо покачивался на морской зыби.

В машине начался аврал. В пылу боя не заметили, что одним из осколков пробита цистерна пресной воды для питания котлов. Когда же это обнаружили, то пресной воды почти не осталось.

– Питать котлы забортной водой, – распорядился Жданов.

– Этак до Владивостока мы совсем засорим котлы, – возразил младший механик Фрейлихман.

– Какой там Владивосток при такой плохой тяге! Расход угля в два раза больше нормы, а мы и так недоприняли свыше ста тонн. Надо идти в нейтральный порт и там грузить уголь, – ответил Жданов.

От питания забортной водой соленость в котлах сильно увеличилась, накипь быстро нарастала, парообразование стало падать. К тому же снизилось разряжение в холодильниках, и начали греться воздушные насосы. Пришлось вскрыть холодильники, в которых оказалось много морской травы, засосанной вместе с забортной водой Кроме того, обнаружилась течь в некоторых трубках.

Матросы работали с ожесточением, хорошо понимая, что главнейшее преимущество крейсера – быстрота его хода.

Около полуночи машины были наконец исправлены, и крейсер двинулся дальше. Ночь прошла спокойно, а утром заметили на горизонте «Диану». Вскоре к «Новику» подошел миноносец «Грозовой» и справился о дальнейших намерениях Шульца.

– Иду в Циндао. Там приму уголь и направлюсь во Владивосток. Рекомендую то же делать и Ливену, – ответил командир «Новика».

К вечеру двадцать девятого июля «Новик» пришел в Циндао и, отдав салют нации в двадцать один выстрел, вошел в порт, где уже стоял миноносец «Бесшумный». Шульц тотчас же уехал к губернатору с просьбой разрешить погрузку угля.

За командира остался Порембский. Он сразу приступил к ремонту машин и котлов, запретив даже офицерам съезжать на берег.

Было около девяти часов вечера, когда Шульц вернулся на крейсер с разрешением губернатора.

Как только началась погрузка, Шульц под предлогом необходимости побывать на только что пришедшем в порт «Цесаревиче» поспешил опять уехать в город

– С «Цесаревича» я отправлюсь в отель «Кайзерхоф», что на Нанкин-стрит. Прошу мне сообщить, когда погрузка будет близиться к концу.

– Что вы, собственно, забыли в «Кайзерхофе»? – напрямик спросил Порембский.

– Я хочу там повидаться с моряками и выяснить международную обстановку. От этого будет зависеть выбор нашего пути во Владивосток, – пояснил Шульц и исчез.

– Золотце, а не командир! – пробурчал ему вслед Кащенко. – Только и норовит, как бы с крейсера удрать! Николай бы Оттович небось не погнушался в такую минуту даже мешки с углем таскать.

– Да, одно слово, фон-барон! – отозвался Нюрин.

На «Цесаревиче» Шульц не застал ни Матусевича, ни Иванова, которых уже свезли в береговой госпиталь. Советоваться же с Шумовым о своих планах он счел ниже своего достоинства и поспешил в отель.

Было далеко за полночь, когда прибывший с «Новика» матрос доложил, что принято уже свыше двухсот тонн угля и погрузка скоро будет закончена.

Уборку крейсера решили произвести днем в пути, и о глухой предрассветный час «Новик» покинул Циндао. Огни порта быстро уходили назад, с моря шла крупная волна, бросая крейсер из стороны в сторону. На востоке одна за другой меркли звезды.

Шульц уселся в кресло на мостике и задумчиво пощипывал свою рыжую бородку. Надо было окончательно решить, каким же путем идти во Владивосток: напрямик через Корейский пролив или же вокруг Японии. Лично он предпочитал последний путь. Правда, путь вокруг островов был вдвое длиннее, чем через Цусимский пролив, не могло не хватить угля на всю дорогу, зато легко было затеряться в океанских просторах и незаметно подойти к северным проливам. Через Корейский же пролив можно было надеяться проскочить только ночью, да и то не наверное.

– Я намерен идти вокруг Японии, – объявил он Порембскому.

– Следовательно, мы пробудем в пути около недели. Трудно предположить, чтобы японцы не узнали о нашем местонахождении и не выслали своих легких крейсеров к северным проливам.

«Новик» целый день шел курсом на юго-восток, избегая каждого дымка, замеченного на горизонте.

День прошел в хозяйственных работах. Матросы мыли и чистили крейсер, исправляли причиненные в бою накануне мелкие повреждения, заделывали пробоины, латали трубы. Машины то и дело приходилось останавливать для ремонта. Вместе с тем крейсер ежеминутно был готов к бою. Орудия были заряжены, комендоры повахтенно дежурили около них.

Шульц не принимал никакого участия в этих работах и целый день находился на мостике, оглядывая в бинокль пустынный горизонт. С офицерами он почти не разговаривал, ограничиваясь лишь сдержанными замечаниями.

Когда основные работы были окончены, команде разрешили отдыхать. Стояла прекрасная погода. Субтропическая жара смягчалась влажным морским ветром. Откуда-то издалека шла довольно крутая зыбь. Волны мерно покачивали «Новик».

– Эх, благодать-то какая! Солнышко греет, ветерок гуляет, морю-океану конца-краю не видать! – восторгались матросы.

Офицеры тоже отдыхали у себя в каютах. Доктор с долговязым мичманом Кноррингом сражался в шахматы, сидя под тентом около ютового орудия [27]. Мичман Швейковский в кают-компании наигрывал кек-уок и напевал какие-то шансонетки.

Порембский завалился спать в своей каюте под открытым иллюминатором, через который струился чистый морской воздух. К ночи отошли еще дальше к востоку и окончательно затерялись в океане.

Жизнь на корабле вошла в нормальную колею. С рассветом раздавались на верхней палубе минорные звуки утренней побудки. Матросы, спавшие не раздеваясь, бежали к умывальнику, чтобы облиться морской водой, но она была теплая и мало освежала. Затем матросы убирали палубу и другие помещения. Порембский вместе с Кащенко обходил крейсер. Остальные же офицеры, спавшие от жары на палубе, сходили в свои каюты продолжать прерванный сон до подъема флага. На мостике, кроме вахтенного начальника, рулевого и сигнальщиков, никого не было. Лениво оглядывая в бинокль бесконечные пустынные водные просторы, мичман Швейковский отдавал изредка мелкие распоряжения.

– Нам бы, вашбродь, так до самого Владивостока идти, – улыбаясь, говорил сигнальщик Грубко, – тишь да гладь да божья благодать!

В полдень брали высоту солнца и определяли свое положение. Море по-прежнему было пустынно. Только изредка на горизонте появлялись дымки и вскоре исчезали, не приближаясь к русскому крейсеру.

Спокойствие нарушали лишь тревожные вести из машинного отделения. То в одном, то в другом котле лопались трубки. Приходилось перекрывать пар, уменьшая ход до десяти узлов. В машинах появился стук, холодильники тоже были неисправны. Машинная команда сбилась с ног, круглые сутки исправляя различные неполадки.

В связи с этим обнаружился огромный перерасход угля. Жданов пошел к Порембскому. Выслушав его, старший офицер сам спустился в машину.