Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак - Дюма Александр (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Глава двадцатая Ущелье Дьявола
Кто мог знать, какие думы волновались в глубоком и мрачном уме Самуила Гельба? Как только он увидел, что пастор и мальчик занялись подарками, преподнесенными Юлиусом, он немедленно заговорил с Христиной и начал превозносить перед ней Юлиуса в самых сердечных выражениях. По его словам Юлиус обладал всеми высшими качествами человека нежного, преданного, верного, хотя при случае под покровом этих деликатных чувств выступала и энергия, и твердость. Кого он любил, те всегда могли смело на него положиться. В происшедшей дуэли он вел себя изумительно и т. д., и т. п.
Христина была приведена в явное замешательство этими одушевленными похвалами. Ей было почему-то неприятно слышать такие похвалы Юлиусу из уст Самуила. Она вполне верила его словам, но ей слышалась в них насмешка. Он говорил о Юлиусе только одно хорошее, а ей казалось, что лучше было бы, если бы он говорил худое.
Юлиус не слушал его. Сначала он немножко посмеялся над похвальными речами приятеля, а потом понемногу задумался, и его мысли умчались вдаль. Он грезил о чудном свидании с Христиной наедине после первого обеда, и эта минувшая радость причиняла ему какую-то печаль.
Христина сжалилась над ним и, обращаясь к отцу, сказала ему:
— Папа, я обещала нашим гостям, что мы сводим их к развалинам Эбербаха и к ущелью Дьявола. Не сходить ли нам сейчас туда?
— Отлично, с удовольствием, — сказал пастор, не без сожаления закрывая книгу.
Но Лотарио ни за что не хотел идти. Он поручил Гретхен позвать к нему нескольких деревенских маленьких друзей, которых он собирался торжественно изумить и поразить своей охотой на кабана. Пошли без него, избрав тропинку, которая вела прямо к ущелью Дьявола. С него хотели начать, как с самого отдаленного пункта. Пастор, который под влиянием книги Линнея был весь проникнут ботаническим настроением, завладел Самуилом и открывал с ним ученые дебаты по поводу каждого встречавшегося им растения. Таким образом он как бы продолжал заниматься своим Линнеем.
Юлиус, наконец, остался один с Христиной. Как он дожидался этого случая! А теперь, когда случай пришел, он весь смутился и не знал с чего начать. Он не находил слов. Он молчал, не смея высказать то единственное, что ему хотелось сказать ей. А Христина заметила его затруднение и от этого сама еще больше смутилась.
Так шли они рядом, немые, смущенные и счастливые. Но молчание ничего не значило. Разве за них не говорили птицы в воздухе и лучи солнца, прорывавшиеся сквозь кусты зелени, и цветы, устлавшие траву под их ногами? Разве все это не говорило того же самого, что они сказали бы друг другу?
Так дошли они до ущелья Дьявола. Самуил ухватился рукой за дерево, наклонился и заглянул в глубь бездны.
— Черт возьми, — сказал он, — вот ямка, вполне заслуживающая свое имя! Да тут и дна не видно. Должно быть, его и нет вовсе. Там темно, как ночью. Раньше я тоже не видал дна, но тогда было темно, и я думал, что не могу его рассмотреть. А теперь, при полном свете, его было бы видно, если бы оно существовало. Теперь я вижу, что ничего не вижу. Иди-ка сюда, Юлиус, взгляни.
Юлиус подошел к краю пропасти. Христина побледнела.
— Посмотри, — говорил Самуил, — вот чудесное и удобное место для того, чтобы отделаться от человека, если бы пришла надобность покончить с ним счеты. Стоит только двинуть локтем и можно быть спокойным, что человек назад не вылезет сам, да и другой никто не спустится туда.
— Отойдите! — вскричала испуганная Христина, быстро схватив Юлиуса за руку.
Самуил расхохотался.
— Уж не подумали ли вы, что я воспользуюсь случаем и трону Юлиуса локтем?
— О, тут достаточно одного неосторожного движения, — смущенно пробормотала Христина, ужасно сконфуженная своим поступком.
— Эта пропасть в самом деле очень гибельное место, — сказал пастор, — У нее есть своя легенда, очень таинственная и мрачная, но кроме того за ней числится и несколько несчастных случаев, действительно происшедших. Всего лишь года два тому назад в нее упал, а, может быть, и сам бросился один фермер, живший неподалеку. Пытались найти его тело, и с этой целью некоторые смельчаки спускались в бездну на веревках. Но у них едва доставало силы крикнуть, чтобы их подняли обратно. Дело в том, что на некоторой глубине стены пропасти выделяют какие-то газы, которые вызывают удушье.
— Вот славная бездна! — сказал Самуил. — Она мне нравится и теперь, при солнце так же, как понравилась и тогда, во тьме. Но взгляните, сколько тут цветов, они преспокойно растут в ней. Страшная опасность покрыта декорацией из цветов и зелени. Место очаровательное и смертоносное. Тогда, ночью, я сказал, что она мне нравится. А теперь, среди дня, я нахожу, что она походит на меня.
— О, это правда! — невольно вскричала пораженная Христина.
— Берегитесь и вы, в свою очередь, фрейлейн, не упадите! — сказал Самуил, деликатно отстраняя ее от края бездны.
— Уйдем отсюда, — сказала Христина. — Коли хотите, смейтесь надо мной, но я всегда боялась этого ужасного места. У меня тут сердце сжимается. Я думаю, что моя собственная отверстая могила не так ужасала бы меня. Уйдем отсюда, пойдем к развалинам.
Все пошли молча к старому замку и несколько минут спустя были среди остатков того, что когда-то носило название Эбербахского замка. Днем эти развалины представились в такой же мере веселыми и живописными, в какой ночью они казались унылыми и странными. Роскошная густая зелень и бесчисленные цветы покрывали развалины, восхищая глаз и ароматизируя воздух. Плющ, словно нитями, сшивал громадные щели, либо вился по кустам и плетям одичавшего винограда, повсюду на ветвях виднелись птичьи гнезда и слышалось пение птиц, а внизу, в той стороне, где лошадь Самуила сделала свой страшный поворот над бездной, виднелся сверкавший на солнце Неккар, тянувшийся бесконечной лентой на плодородной долине.
Юлиус замечтался перед этим величественным зрелищем. Самуил отвел пастора к разрушенной двери, покрытой остатками гербов, и просил его рассказать историю древних графов Эбербах.
Христина спросила у Юлиуса:
— О чем вы задумались?
Движение, которое сделала молодая девушка, чтобы отдернуть его от пропасти, внушило Юлиусу некоторую смелость.
— О чем я думаю? — переспросил он. — О, Христина, вы сейчас говорили там, у пропасти, что в ней таится несчастье. А я теперь, стоя перед этими развалинами, думаю: здесь таится счастье. О, Христина, если бы кто-нибудь отстроил этот замок, восстановил его в прежнем величии и великолепии и жил бы в нем, заключив свое будущее в этом прошедшем, как бы для того, чтобы его охранить и облагородить, жил бы тут в этом одиночестве, имея перед глазами это чудное зрелище, рядом с чистой, молодой сердцем и годами женщиной, сотканной из росы и света! О, Христина, выслушайте меня…
Сама не зная почему, Христина была глубоко растрогана. Слезы выступили у нее на глазах, хотя едва ли когда-нибудь в жизни она чувствовала себя счастливее.
— Выслушайте меня, — продолжал Юлиус. — Я обязан вам жизнью. Это не пустые слова, это действительно так. У меня суеверное сердце. Во время дуэли был момент, когда конец шпаги моего противника касался моей груди. Я сознавал свою гибель. Но в эту минуту я думал о вас. Моя душа произнесла ваше имя, и шпага противника только слегка оцарапала меня. Я глубоко уверен, что в эту самую минуту вы молились обо мне.
— В котором часу? — спросила Христина.
— В одиннадцать часов.
— О, в самом деле я в то время молилась! — наивно призналась девушка в радостном изумлении.
— Я так и знал. Но это еще не все. На втором круге дуэли, я вновь был тронут шпагой противника и был бы, наверное, убит, если бы она не наткнулась на шелковую подушечку, в которой было, угадайте что? Тот самый цветок, который вы мне тогда дали.
— В самом деле? О, Пресвятая Дева, благодарю тебя! — вскричала Христина.
— Так вот, видите ли, Христина, — продолжал Юлиус, — если вы решились молиться за меня, и если ваша молитва была услышана, значит, моя жизнь не пройдет напрасно, значит, я еще годен и нужен на что-нибудь. Ах, если бы вы пожелали…