Венецианская маска - Sabatini Rafael (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗

Поскольку дело уже находилось в ведении Лальманта, Марк-Антуан тут же обратился с ним к послу, будто сообщал ему новость.

— Да, да, — перебили его. — Я тоже получил письмо от генерала. Он порядочно опоздал. Эти солдаты думают, что им одним дано увидеть очевидное. Мы работаем над этим уже несколько недель.

Марк-Антуан проявил соответствующую заинтересованность.

— Кто работает над этим?

— Наша бесценная виконтесса.

— Вы не рассказывали мне, что она сама занимается промериванием, не так ли?

— Не будьте глупцом. Она загружена делами. Она просто подкупила негодяя по имени Рокко Терци — еще одного заморыша-барнаботти, и он сам нанимает еще трех или четырех негодяев. Они работают для него по ночам и ежедневно предоставляют ему свои результаты, на основании которых он готовит карты. Я хотел сам проинформировать генерала о проделанной работе. Марк-Антуан равнодушно пожал плечами.

— Вы избавите меня от хлопот. Он скрывал свою тревогу, пока не уединился с графом Пиццамано.

Граф гневался на апатию правительства и народа к происходящему. Особенное отвращение вызывал у него Дож. Вдоль каналов и узких улочек города разносилась новая песня:

Но даже этот памфлет, в котором игрой слов происхождением Фриулиана насмешливо объяснялось его мелочное сердце и скупая рука, проявившиеся в отсутствии его вклада в дело обороны, не мог уязвить в графе дух патриотизма.

— Нынче у меня есть результаты, — сказал Марк-Антуан. — Я раздобыл для вас нечто такое, что должно заставить Людовико Манина почувствовать серьезность французской угрозы.

И он поделился сведениями о промеривании каналов. Трудно понять, что больше вызвал его рассказ: испуга или решимости. Но, безусловно, граф был в сильном возбуждении, когда повез Марка-Антуана в дом Пезаро к Дожу.

Две баржи стояли у ступеней крыльца а гора ящиков и коробок заполняла вестибюль, предвещая скорый отъезд Манина в его поместье Пассериано.

Правитель согласился принять их. Но приветствие его было нетерпеливым. Он был одет для поездки, а они задерживали и без того запоздалый отъезд, если он намечал добраться до Местре к наступлению ночи. Он надеялся, что важность сообщения оправдает задержку.

— Ваша Светлость сами составите свое мнение, — мрачно произнес граф. — Рассказывайте, Марк.

Выслушав рассказ, Дож страдальчески заломил руки. И все-таки он был склонен не придавать известию особого значения, что оставляло неприятный осадок. О, да. Он вполне это допускает. Но ведь в Светлейшей уже идут приготовления. Скорее всего Франция, как и сама Венеция, просто склонна готовиться к отдаленным случайностям. Он был убежден именно в этом, основываясь на полученных им заверениях, что мир между Францией и Империей теперь уже не за горами. Он положит конец всем мучительным вопросам.

— Но до подписания мира, — отозвался Марк с вызывающей твердостью в голосе, — мучительные вопросы останутся, и ответы на них должны быть найдены.

— Должны быть найдены?!

Дож уставился на него, глубоко оскорбленный тем, что чужеземец, даже не венецианец, взял такой тон с правителем Венеции.

— Ваша Светлость помнит, что я говорил от имени британского правительства. Можете считать, что говорил сам мистер Питт. Вспомнив это, возможно, Ваша Светлость извинит откровенность, к которой меня обязывает долг.

Дож сделал вид, будто ему дурно.

— В такой беспокойный момент… — прошептал он. — Как вы видите, Франческо, я у края жизни. Мое здоровье предупреждает об этом. Я слишком толст, чтобы перенести здешнюю жару. Я уезжаю в Пассериано. Я заболею, если останусь в Венеции.

— Венеция может заболеть, если уедете вы, — сказал граф.

— И вы туда же! Мне преувеличенно вменяют в обязанности все, что угодно, только не мои личные заботы. Боже мой! Похоже, граф, вы тоже считаете, что Дож — не человек, не из плоти и крови. Но, как и у других, у него есть пределы выносливости. Говорю вам, мне нехорошо. И вопреки этому я остаюсь в этой липкой жаре, чтобы изучать всякие слухи, которые вы и все прочие считаете нужным передать мне!

— Это не слух, Ваша Светлость, — сказал Марк-Антуан. — Это факт, и притом из тех, которые приводят к важнейшим выводам.

Дож прекратил свои бесцельные сварливые скитания по комнате. Он выпрямился перед посетителями, уперев руки в широкие бока.

— Ладно, как же я узнаю, что это факт? Где доказательства этой неправдоподобной истории? Это неправдоподобно. Крайне неправдоподобно. Кроме того, Венеция не имеет отношения к войне. Война идет между Францией и Империей. Действия Франции здесь имеют целью просто уменьшить давление на свои армии на Рейне. Если бы люди помнили это, было бы меньше этой панической чепухи, этого безумия вооружений. Вот что может доставить нам хлопоты, ибо может быть воспринято как провокация и тем самым принести нам бедствие, от которого, как полагают глупцы, можно будет защититься.

Невозможно было переубедить упрямство столь закоренелое, что находило себе подтверждение буквально во всем. Но Марк-Антуан был последователен в этом деле.

— Ваша Светлость справедливо требует подтверждений. Подтверждения можно найти в доме Рокко Терци.

Этим он вызвал лишь глубочайшее раздражение.

— Но вы выдвигаете обвинение! Поистине, Франческо, вам подобает лучше знать, с чем обращаться ко мне. Обвинение — для государственных инквизиторов. К ним и обращайтесь. Пройдет немало времени, прежде чем они найдут подтверждение этой неправдоподобной истории. Поэтому идите к инквизиторам, Франческо. Не теряйте зря времени.

Так он отделался от тех, кто хотел ему помочь в его главной заботе, чтобы отправиться в Местре.

Граф, в душе полный презрения к Дожу, провел Марка-Антуана через Пьяцетта к Дворцу Дожей. Они застали секретаря государственных инквизиторов здесь же, в конторе. И, по просьбе Мелвила, граф выдвинул обвинение против Рокко Терци.

Среди ночи мессер гранде 29, по званию — капитан юстиции, в сопровождении дюжины людей нагрянул к Рокко Терци в дом на канале Св. Моисея, где тот жил в роскоши, которая выдавала его сама по себе. Кристофоли, доверенный агент тайного трибунала, тщательно просмотрел имущество и бумаги подозреваемого — и среди них нашел аккуратно сложенные карты.

Брат Терци, узнав об аресте, через два дня предстал перед государственными инквизиторами, чтобы из братских чувств попытаться обеспечить все необходимое для комфорта заключенного.

Он получил от секретаря спокойный ответ, что заключенному уже ничего не понадобится.

Это было правдой, ибо Рокко Терци — человека с беспокойными глазами — признали виновным в величайшей измене и тихо задушили в тюрьме Пьомби.