На безымянной высоте - Черняков Юрий Веняаминович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— Так это ты его у нас просил? — тихо произнес Егоров, склонившись к уху Иноземцева, когда они отошли от Малютина.
— Что, уже жалеешь, что отдал? — хмыкнул Иноземцев.
— Да уж... Ты ведь знал, кого просить... Глаз у тебя, Сергей Павлович, алмаз. Сразу видишь нужных тебе людей.
— Это навряд ли. Не всегда и не тех людей я считаю нужными и полезными... И потому до сих пор служу майором, хотя и на полковничьей должности, — сказал Иноземцев.
— Прекрати, Сергей, — тихо ответил Егоров. — Опять ты за свое. Прекрасно знаешь, чего мне стоило пробить твою кандидатуру в академию. Но ведь пробил же?
— Так это ты меня сосватал? Я тебя, кажется, не просил...
— Просто ты достойнее других, уж я-то знаю... Как, впрочем, и на должность комполка тоже я тебя пробивал. Это уже было полегче.
— Не понял. То есть ты же меня и назад завернул из академии?
— Угадал. Но это уже было намного легче...
— И правильно сделал, Игорь Андреевич, — подумав, сказал Иноземцев. — Мы с тобой кадровые офицеры. Идет война, и не можем мы, не имеем права прохлаждаться в тылу. Это я тебе говорю не для красного словца... Сам понимаешь, будет подло бросать перед концом войны, когда гибель любого солдата или просто подчиненного особенно болезненна, тех, с кем мы воевали от границы и до границы и кто нам с тобой доверял.
— Знаю, Сергей, знаю и понимаю... Как и то знаю, что ты из-за меня претерпел в тридцать седьмом, когда меня арестовали как троцкиста...
Иноземцев прижал палец к губам, кивнув в сторону прислушивающегося к их беседе капитана Шульгина.
5
Малютин зашел в отведенный ему блиндаж. Там было сумрачно, тепло и тихо. Только дрова потрескивали в буржуйке. Он лег на нары, блаженно вытянулся, закрыл глаза. И — мгновенно заснул... Ему снились мать и отец, а также сестренка Зина. Будто рано утром его разбудила рука матери, севшей с ним рядом. А когда она стала гладить его по волосам, он открыл глаза и проснулся...
Мгновенно вскочил, машинально схватил автомат, лежавший под свернутой вместо подушки телогрейкой, и сидевшая рядом чемпионка по стрельбе Оля Позднеева поспешно отняла руку и тоже вскочила.
— Кто?.. — спросил он и только тогда заметил у нее в руках свою выстиранную и тщательно выглаженную гимнастерку.
— Фу ты черт... Извините, Оля... Можно я так буду вас называть?
— Нет, это вы меня извините, товарищ лейтенант, что вас разбудила... И называйте меня как хотите. И давай будем на «ты».
— Спасибо, Оля, — дружески улыбнулся Малютин. — Да ты садись, чего стоять.
Она села рядом, не сводя с него глаз.
— Можно один вопрос? — спросила она, наблюдая, как он надевает гимнастерку на мускулистое тело.
— Спрашивай. — Лейтенант пожал плечами.
— Вы давно Катю знаете? У вас с ней роман? — тихо спросила она.
— Катю? — не сразу понял он. — Конечно, давно. Но очень недолго. Всего одну ночь...
Она ошарашенно, приоткрыв рот, посмотрела на него.
— Давно ее не видел и уже не чаял встретить, да и не знал, где искать. Ни адреса, ни номера полевой почты... И вдруг такая удача— приезжаю сюда, а она, оказывается, здесь, представляешь?
— Она красивая... Она вам очень нравится?
— Очень, — искренне признался Малютин. — А знала бы ты, сколько она стихов помнит... Мы с ней познакомились случайно, на железнодорожной станции, летом сорок первого, под Орлом. Я как раз только что офицерские курсы закончил и направление получил... А она курсы радистов или связисток... Станцию разбомбили, и мы с ней всю ночь ждали на вокзале, пока пути восстановят, и, чтобы не уснуть и не пропустить свой эшелон, читали друг другу стихи. Я ей, она мне. Но она знает их больше меня...
У двери блиндажа кто-то осторожно кашлянул, а потом так же осторожно постучал.
— Товарищ лейтенант, вы не спите? — спросил, приоткрыв дверь, старшина Безухов. У него в руках было немецкое обмундирование. — Извините, я думал, вы один. Услышал ваш голос, думал, не спите.
— Заходите, заходите, товарищ старшина, — сказал, смутившись, Малютин и тут же встал. — Что-то мне сегодня приходится часто переодеваться...
И начал разглядывать принесенную старшиной форму немецкого капитана.
— Представляете, Оля, я хотя бы у немцев дослужился до капитана.
— Подождите пока переодеваться, товарищ лейтенант, — добавил старшина. — А то мало ли кто что подумает, увидев вас в немецком мундире. Вас не все еще знают, а народ здесь нервный, горячий... Велено было вам передать, как проснетесь, а наденете, когда за вами зайдем, чтоб вместе в поиск. И надо бы вам еще в канцелярию зайти, там насчет документов что-то...
Малютин вошел в канцелярию штаба полка — тесную комнату в деревянном здании штаба, крыша которого была накрыта маскировочной сеткой. И сдал документы. Там же находилась Ольга Позднеева, чье предписание тоже находилось в стадии оформления. Писарь строевой части, пожилой старший сержант в очках, стучал одним пальцем по клавишам трофейного «ундервуда». В открытые двери других комнат видны были штабисты, склонившиеся над картами. И оттуда же восторженно смотрел на Олю Позднееву здешний писарь и шифровальщик, он же поэт и сердцеед сержант Гиви Майсурадзе.
— А правду говорят, товарищ лейтенант, будто это последнее наше наступление — и конец войне? — Пожилой писарь оторвал голову от своих бумаг. — Вы из дивизии прибыли, может, там что-то слыхали?
Эти слова услыхали и в других помещениях и замерли, приподняв головы.
— Товарищ сержант, разрешите доложить, — усмехнулся лейтенант Малютин, оглядываясь по сторонам. — Я находился не в Ставке Верховного главнокомандующего, а в тыловом госпитале на излечении. А там в бреду чего только не скажут, чего только не услышишь. Так что лучше эти слова не повторять.
— Вы только не обижайтесь, — сказал писарь. — Мы тут всех, кто только что прибыл, про это спрашиваем: может, кто слыхал, скоро ли войне конец.
— Давайте закончим этот разговор, — сухо сказал Малютин. — Неправильные, я считаю, вредные у вас здесь настроения... Расхолаживают личный состав перед решающим наступлением... — Он подошел к его столу. — У вас, как я вижу, лежит распоряжение поставить на довольствие для дальнейшего прохождения службы меня и младшего сержанта Позднееву как временно прикомандированную. Вот и оформляйте!
И в эту минуту в комнату на его голос стремительно вошла Катя Соловьева, связистка-телефонистка, отмеченная майором Иноземцевым как прекрасная незнакомка, и ее лицо при виде лейтенанта Малютина засветилось от радости, которую она даже не пыталась скрывать.
— Еще раз здравствуй, Алеша... ой, здравия желаю, товарищ лейтенант! — звонко сказала она.
— Здравствуйте, товарищ сержант, — в тон девушке ответил Алексей, а глаза их сейчас говорили окружающим совсем об иных, неуместных для армии неуставных отношениях.
Чемпионка по стрельбе это сразу почувствовала и, сузив глаза, перевела взгляд соперницы на лейтенанта Малютина, потом обратно на Катю.
Писарь же с истинно мужским пониманием отнесся к возникшей нештатной ситуации, поднялся с места, взяв все бумаги, и вышел в соседнюю комнату, откуда сержант Майсурадзе все смотрел и не мог насмотреться на Олю Позднееву, не замечая остальных.
— Идемте, я вас представлю нашим тыловикам, — сказал он чемпионке. — Вы же к нам ненадолго?
В дверях Оля все же обернулась, еще раз оглядела Катю с головы до ног. Но Катя не заметила этого ее взгляда.
Гиви Майсурадзе галантно, насколько позволяла его поврежденная рука, пропустил Олю вперед и плотно прикрыл за собой дверь.
Алексей и Катя с минуту смотрели друг на друга, потом порывисто сделали шаг друг другу навстречу... Она положила ему руки на плечи и смущенно спрятала лицо на его груди... Потом отстранилась, почувствовав, как он напрягся.
— Извини, тебе там тоже больно? — Она осторожно коснулась того места, куда он был ранен и куда она только что положила руку.
