Большая интрига - Гайяр (Гайар) Робер (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Да, всегда есть какая-то доля удачи, — повторил он настойчиво. — Одно слово, произнесенное в неподходящий момент — и все потеряно. Вы и не заметили, как потеряли большинство голосов. Какую программу вы намерены предложить?
Она улыбнулась краем губ и подумала, что отлично поняла цель его визита: выяснить, какие обязательства она возьмет на себя перед Советом.
— Вы очень любопытны! — воскликнула она почти игриво. — Во всяком случае больше, чем я сама, потому что я еще ни на минуту не задумывалась о том, что скажу завтра. Какие обязательства? А разве я должна их брать? Да и потом, мы и весь наш скорбящий народ совсем недавно похоронили человека, сделавшего этот остров богатым и процветающим, ставшим нашей гордостью. Я была всего лишь женой этого человека, который ничего не скрывал от меня. Если я прошу согласия на то, чтобы стать его преемницей до совершеннолетия моего сына, который имеет на это полное право, разве я должна брать на себя какие-либо обязательства? Всем жилось хорошо во время правления дю Парке. Мне остается сказать только одно: я продолжу дело моего несчастного супруга.
— Вы хорошо сказали, — одобрил Мерри Рулз, — очень хорошо сказали.
— Во всяком случае, от всей души!
— Да, да, вы очень хорошо сказали, — повторил он, — но этого недостаточно. Смерть генерала вызвала настоящую революцию. И я полагаю, что вы поняли это сегодня вечером во время ссоры капитана Байярделя с колонистом Пленвиллем. Да, революцию. Дело не только в том, что люди мыслят сегодня уже иначе, чем вчера — и неизвестно, почему, но и в том, что они потребуют от преемника генерала конкретных обязательств. И если преемником дю Парке станет женщина, какова бы она ни была, люди будут, несмотря ни на что, доверять женщине меньше, чем мужчине. Нужно с большой твердостью изложить свою программу, из которой они поймут ее цели и амбиции.
— Я не проявляю никаких амбиций, требуя того, что по праву принадлежит моему сыну. Я только стремлюсь к тому, чтобы он получил принадлежащее ему по праву.
— Я понимаю вас, мадам…
Мерри Рулз опустил голову. Он не думал, что Мари будет в таком расположении духа. Она вовсе не казалась усталой, как сама об этом только что говорила, и прекрасно стояла за себя.
Он поднял голову и взглянул на вдову. Та, абсолютно владеющая собой, смотрела на него твердым взглядом, полным достоинства, без малейшего волнения.
Она сделала движение, словно хотела встать, давая этим понять, что их разговор окончен. Тогда Рулз быстро схватил ее за руку, чтобы заставить сесть на место, со словами:
— Мне хотелось бы, мадам, чтобы вы уделили мне еще минуту.
— Вы же знаете, как я устала, — сказала она, — прошу вас, говорите быстрее.
Он продолжал держать ее руку, нежно, но с таким упорством, что она была вынуждена снова присесть на банкетку. Он не выпускал ее руки, такой теплой, с шелковистой кожей, тонкими пальцами, как на полотнах итальянских художников, изображающих молящихся мадонн. Ему было очень приятно пожимать ее слегка, а так как она сидела, он осмелел и продолжил:
— Вероятно, мадам, вы забыли, что я вам тогда сказал. Вы нуждались в покровительстве, и я вам его предложил. Вы в тот день подали мне некоторую надежду, но ни разу не осчастливили меня своим обращением ко мне. Я хочу напомнить вам, что мое обещание остается в силе: я буду защищать вас.
— Очень мило с вашей стороны, — ответила она, — я не премину при случае обратиться к вам за помощью.
— Но сейчас именно тот самый случай! Мари, позвольте мне предостеречь вас! Не доверяйте советам, которые вам будут давать заинтересованные люди. Эти советы послужат только их собственным интересам.
— О ком вы говорите?
— Вы сами догадываетесь, — сказал Рулз, понизив голос. — Да, вы догадываетесь!
— Уточните вашу мысль, майор, прошу вас!
— Вы думаете, я боюсь? Нет! Я говорю о шотландце, который живет у вас и чье присутствие здесь во время траура абсолютно неуместно. Вы вынуждаете меня на откровенность. Подумали ли вы что могут сказать о вас, увидев, что на следующий же день после смерти генерала к вам приезжает иностранец? Иностранец, о котором, к несчастью, ходят разные подозрительные слухи.
— Я не знаю, о каких подозрительных слухах вы говорите. Во всяком случае, каковы бы они ни были, они абсолютно безосновательны. Шевалье Реджинальд де Мобрей был другом генерала… Да и я сама могла убедиться в том, что это здравомыслящий человек большой эрудиции…
Майор глубоко вздохнул. Он все еще не выпускал ее руки и вдруг сильно сжал ее и с жаром произнес:
— Мари, будем союзниками! Прошу вас, не отказывайте мне в дружбе, которую я предлагаю. Не отталкивайте с презрением симпатию, которую вы вызвали во мне и которую я храню в глубине души с того самого дня, когда впервые увидел вас. Не пренебрегайте моими советами!
Она с удивлением взглянула на него, Он напомнил ей всем своим видом, горячностью, звучавшей в его голосе, тот самый день, когда пришел к ней после случая с негром Кинквой. Она тогда спрашивала себя, что это был за человек. Она не верила ему. И вот уже второй раз с неслыханной дерзостью он пришел, чтобы выразить свою любовь к ней. Когда же он говорил правду? Когда приходил угрожать ей от имени Ля Пьеррьера или же когда он говорил о своих нежных чувствах, которые она пробудила в нем? Лгал ли он, заявив, что не доверяет Мобрею? Не являлось ли предложение стать его союзником всего лишь ловким маневром с его стороны?
Всякий раз, когда майор приходил поговорить с ней наедине, он начинал с угроз, а потом вдруг начинал говорить о своих нежных чувствах. Может быть, такова была его манера ухаживать за женщинами? Может быть, в глубине души он был робок и не осмеливался говорить открыто, а хотел сначала показать свою силу, власть, опасность, которую он представлял, если вдруг его оттолкнут, а уж потом признаться в своей страсти?
«Мне надо постараться понять его, — прошептала она про себя, — тогда я, может быть, смогу сама испытать к нему симпатию?».
Она почувствовала, что тон, которым говорил майор о своих чувствах, и его постоянство взволновали ее. Ведь прошло столько лет, и она давно забыла его первое объяснение в любви. Во всяком случае, она придавала ему так мало значения.
От Мерри Рулза не ускользнуло ее волнение, и какое-то легкое опьянение овладело им. Он подумал, что Мари наконец-то поняла его, что наконец она ответит на его чувство. Его голова закружилась, он еще крепче сжал ее пальцы. Однако фраза, которую она уронила, быстро отрезвила его:
— Я очень тронута, майор. Я не хочу, чтобы вы думали, что я не дооцениваю вас. Но, согласитесь, что мы так мало знаем друг друга. Вы редко приходили сюда, да и то чисто с официальными визитами. С генералом вы говорили только о политике.
— Но это было против моей воли! — воскликнул он искренне. — По правде говоря, всякий раз, как мне приходилось бывать здесь, я никого не видел, кроме вас! Ах, Мари, Мари! Как же я любил вас! И какую сильную страсть я до сих пор к вам питаю! Если бы вы только знали, с какой горечью я думаю об ушедших годах, об этом, я бы сказал, утерянном времени! У меня такое впечатление, что меня лишили чего-то необъяснимого, не поддающегося описанию, что, видимо, является счастьем. У меня такое впечатление, что меня обокрали.
Он замолчал на минуту и окинул ее самым нежным взглядом, каким на нее еще никто не смотрел. Потом продолжил:
— Но вы можете сегодня все вернуть! Все!
Она не знала, что ей ответить. Она подумала, что, может быть, его надо было утешить ласковым взглядом, однако не давая ему повода надеяться на большее, но когда она повнимательней взглянула на него, то увидела, что перед ней сидит толстый человек с кукольным лицом, отвислыми щеками, чьи волосы, аккуратно спрятанные под париком, вероятно, уже были седыми. И этот человек объяснялся ей в любви! Вдруг он показался ей просто смешным. Ее волнение прошло, ей хотелось смеяться. Но она сдерживала себя, потому что несмотря ни на что, не могла смеяться над чувствами этого неудачливого воздыхателя, ибо в любой страсти есть что-то такое, что внушает уважение. Однако она и не думала подавать Мерри Рулзу ни малейшей надежды. А всего лишь любезное слово может заставить его надеяться на, Бог знает какой, экстравагантный роман!
