Железная маска - Ладусет Эдмон (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
— О Боже, это он! — только и сумел вымолвить капитан. — Что сделали с ним этим мерзавцы!
Взрычав от ярости, Фариболь одним прыжком оказался рядом с девушкой, поднял ее на руки и понес, прижимая к груди, как ребенка. Два часа спустя, когда уже стемнело, Ивонна начала приходить в себя. Фариболь и Мистуфлэ заботливо хлопотали вокруг нее. Хотя бедняжка и очнулась, у нее был сильный жар.
— Мистуфлэ, — заметил Фариболь, — нам нельзя здесь долго задерживаться. В любой момент могут нагрянуть солдаты.
— Но, хозяин, бедная девочка не выдержит трудностей верховой езды.
— Тогда мы, если потребуется, по очереди понесем ее на руках. Сможем ли мы этой же ночью добраться до какого-нибудь горного селения, где больная сумеет передохнуть?
— Да, монсеньор, в трех часах пути отсюда есть маленькая деревушка.
— Сходи за лошадьми, Мистуфлэ.
Через четверть часа они уже шли по горному склону, ведя лошадей под уздцы. Впереди шагал Онесимо, следом Фариболь, а за ним Мистуфлэ, осторожно и с поистине материнской нежностью несущий Ивонну.
То ли из страха перед друзьями, то ли от радости, что он вновь вернулся к бродячей жизни, Онесимо честно исполнял все свои обещания, и это помогло беглецам намного опередить преследователей. Из Гренобля они отправились в Лион, а затем в Дижон, но на пути туда, несмотря на всю заботу троих друзей, больной стало хуже.
Несший ее в тот день Фариболь испуганно вскрикнул, увидев, что головка девушки безвольно откинулась назад. Со слезами на глазах он осторожно положил свою хрупкую ношу у края дороги и опустился рядом с ней на колени. Мистуфлэ пощупал девушке пульс и воскликнул:
— Слава Богу, она жива!
— Бедняжка еле дышит, — сказал Онесимо. — Я отдал бы правую руку, чтобы спасти ее…
Мистуфлэ поднялся и обвел взглядом окрестности.
— Ага! — вскричал он. — Я вижу какой-то дом… Может быть, это гостиница?
— Тысяча чертей! — ответил Фариболь, также вставая. — Ты что, забыл про «Корону»?
— И в самом деле… Боже мой! Так, значит, тот замок, что в двух ружейных выстрелах от нас…
— Гром и молния! Это замок графа де Бреванна… А река, если мне не изменяет память, — Армансон. Черт возьми! Надо поспешить туда, если мы хотим спасти мадемуазель!
Опустевший замок медленно разрушался. Аллеи парка поросли терновником и ежевикой. Только над крышей фермы еще курился дымок, тая завитками в вечернем небе. В зале первого этажа, у камина, сидела пожилая женщина и что-то шила; рядом с ней на табурете расположился мужчина лет сорока, на его до времени состарившемся лице читались пережитые боль и страдания. Ветхие часы, нарушив царящую тишину скрипом своих ржавых шестеренок, неторопливо пробили шесть раз.
Мужчина тяжело поднялся и сказал:
— Уже шесть часов! Не приготовить ли вам ужин, мадам Жанна? Сегодня мне бы хотелось лечь пораньше: я уже не так молод, а завтра на рассвете меня здесь уже не будет.
— Вы все-таки решили ехать, господин де ла Бар?
— Окончательно и бесповоротно.
— А как же ваши раны?
— Они уже зарубцевались.
— Еще не совсем, господин де ла Бар.
— Что из того! Я возьму несколько унций вашего чудодейственного бальзама, спасшего меня от верной смерти. А в остальном буду уповать на Бога. Пока я жив, сама справедливость требует от меня посвятить все силы поискам графа де Бреванна, мадемуазель Сюзанны и монсеньора Людовика. Мой долг узнать, что с ними сталось…
— И с Ивонной! — вздохнула мадам Жанна.
Вдруг молчавший долгие недели дверной колокольчик отчаянно зазвонил. Слуги графа обменялись тревожными взглядами.
«Кто бы это мог быть в столь поздний час? Кто решится просить ночлега в замке, от которого все бегут, как от зачумленного?» — думал шевалье де ла Бар, подходя к окну.
Глаза мадам Жанны заблестели, ее охватило неясное предчувствие.
— Кто там? — спросила она.
— Трое мужчин. Один из них держит на руках девушку.
— Девушку? Ради Бога, господин де ла Бар, откройте им скорее! Они явно нуждаются в помощи.
Шевалье отодвинул тяжелые железные засовы и настежь распахнул дверь.
— Что вам угодно? — спросил он у нежданных гостей.
Ему ответили не сразу. Один из них, опустив голову, пробормотал:
— Боже мой!
Другой поспешно надвинул на глаза свою широкополую шляпу и процедил сквозь зубы:
— Тысяча чертей! Оруженосец графа де Бреванна!
Но он тут же справился с собой и громко произнес:
— Сударь, для себя мы ничего не просим. Но, ради милосердия, не откажите в приюте этой бедной девочке!
— Святые угодники! — воскликнул оруженосец. — Да ведь это Ивонна!
— Да, сударь, — ответил Фариболь. — Но мы спешим. Гром и молния!.. Если бы вы не отказались сами внести ее в дом… Мы… Черт возьми! Трудно выговорить такое… Мы не достойны переступить порог этого дома.
— Что вы такое говорите? Вы, спасшие мадемуазель Ивонну и заботившиеся о ней?! — воскликнул пораженный шевалье де ла Бар, не узнав в путниках едва не убивших его бандитов. — Входите же, друзья мои, только я пойду впереди: мне надо подготовить мадам Жанну.
Не дожидаясь ответа, он вернулся в залу к своей давешней собеседнице.
— Это… Это… Ивонна! — пробормотал добрый оруженосец.
— Ивонна!.. Дочь моя! — вскричала мадам Жанна.
И, прежде чем шевалье успел помешать ей, она бросилась к двери, на пороге которой уже стоял Фариболь, прижимая к груди свою драгоценную ношу. Увидев перед собой подобное зрелище, несчастная мать срывающимся голосом спросила:
— Она… мертва?
— Нет, сударыня, Ивонна жива! — ответил капитан.
Женщина подошла к нему, взяла свою дочь и с неожиданной для ее возраста легкостью перенесла в соседнюю комнату; там она уложила Ивонну в постель, в которой та спала еще девочкой, опустилась на колени рядом с ней и дала волю слезам.
Часы складывались в дни, дни — в недели, а для друзей и домочадцев, беспомощно наблюдавших за медленной агонией бедной девочки, так и не блеснул луч надежды. День и ночь мадам Жанна, отказываясь от чьей бы то ни было помощи, не отходила от изголовья больной. Фариболь, Мистуфлэ и Онесимо устроились на соседней ферме и покидали ее лишь затем, чтобы осведомляться у де ла Бара о состоянии девушки.
Этой ночью мадам Жанна, склонившись над кроватью своей дочери, заметила, что жар пошел на убыль и больная больше не бредит. В безрадостном ходе болезни наметился перелом.
Несколько часов спустя Ивонна приподнялась на постели и посмотрела на мать осмысленным взглядом:
— Матушка! Родная моя…
Слезы радости и нежные слова не стихали до утра…
Ивонна возвращалась к жизни после тяжелого недуга среди родных стен, окруженная лаской и заботой, поцелуями и объятиями матери, сторицей вознагражденной за все свои тревоги и бессонные ночи. И хотя опасность уже миновала, в ее глазах читалась прежняя решимость пожертвовать, если потребуется, своей жизнью ради спасения Ивонны.
Эта ночь стала для обеих подлинным воскресением: одна как бы вновь ожила в своей дочери, а другая вновь смогла насладиться материнской любовью, которой была столько времени лишена.
Когда Ивонна поведала матери о своих горестях, печалях, желаниях и надеждах, словно оплакивая прошлое и пытаясь заглянуть в будущее, мадам Жанна положила голову на грудь дочери и ласково сказала:
— А теперь постарайся заснуть, Ивонна. Тебе надо отдохнуть. Не тревожься, доченька. Ты много страдала, но счастье в этом мире дается лишь ценой больших жертв и горьких разочарований. Спи, дитя мое, а я помолюсь за тебя!
Утомленная долгой беседой Ивонна закрыла глаза и, объятая сладкими грезами, уснула с улыбкой надежды на устах.
На рассвете в комнату вошел де ла Бар и на цыпочках приблизился к мадам Жанне. Он легонько потряс ее за плечо, но она не пошевелилась. Тогда шевалье взял ее за руку и с ужасом обнаружил, что она холодна, как лед. Мадам Жанна словно застыла у кровати своей дочери, и оруженосец; поняв горькую правду, опустился рядом с ней на колени и вознес молитву за упокой души доброй женщины.
