Пленный лев - Юнг Шарлотта (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
ГЛАВА VII
Осада Мо
Зимний ветер дул с неимоверной яростью и целые потоки дождя заливали английские палатки, расположенные на берегу Марны во время осады города Мо английским королем Генрихом V. Место это служило оплотом одной из самых грозных разбойничьих шаек, обычно образующихся во время продолжительной войны. Жан де Гост, известный под именем Воруса и принадлежавший к так называемой партии Арманьяков, грабил без разбора всех путешественников, отправляющихся в Париж, забирал их в плен и требовал от их родственников значительный выкуп, а в случае невнесения выкупа вешал пленных на огромном вязе, украшающем торговую площадь города. Предместья Парижа, и те были наводнены этими шайками: разбойники перехватывали обозы со съестными припасами, и жители, выведенные из терпения, обратились, наконец, к Генриху V, прося его избавить их от столь ужасного неприятеля. А так как Генрих желал провести зиму в Англии, где находилась его жена, то он решил напасть на Мо в октябре, надеясь разом овладеть городом; действительно, одной частью города, заключающей в себе торговую площадь и несколько больших монастырей, он овладел без больших затруднений, остальная же была настолько хорошо укреплена и снабжена продовольствием, что королю пришлось осаждать ее по всем правилам военной тактики, несмотря на заранее предвиденные трудности, болезни и опасности, грозящие его войску. Убежденный, что его обаяние во Франции, а может быть даже и благосостояние столицы зависели от его успехов, Генрих решился овладеть городом во что бы то ни стало.
Большая часть английской армии расположилась лагерем перед Мо, во главе ее был сам король и главные представители английского дворянства: Марч, Сомерсет, Салисбери и Варвик, к ним присоединился и король Шотландский, Джемс. Во время отсутствия Генриха он был во главе армии при осаде и взятии Дрейса. Джемс исполнял, до известной степени, должность флигель-адъютанта при английском короле, а тот относился к нему, как к брату. Малькольм же ни на шаг не отлучался от своего короля. В последнее время огромная перемена произошла в юноше. Он почти совсем превозмог болезненную слабость своего детства, и теплое, благотворное солнце Франции подкрепило и развило его.
Хромота его исчезла, и у него появилось столько сил, что он легко мог переносить все трудности похода. Нервы его так окрепли, что когда после первой схватки, в продолжении которой он не смел отойти ни на шаг от Джемса, он не только остался цел и невредим, но, кроме того, получил еще похвалу за свою храбрость, то с нетерпением стал ожидать случая выказать свое удальство. И, странное дело, – по мере того, как воинственная отвага овладевала им, он вместе с Ральфом Перси, искренно начинал бранить французов за то, что те избегали открытого сражения. Малькольм в своем рвении перещеголял даже Ральфа, потому что, к своему удивлению и полнейшему удовольствию, осознал, наконец, в себе храбрость, и боялся, чтобы приятель как-нибудь не узнал о его прежней робости.
Итак, Джемсу удалось возбудить отвагу в молодом человеке, но за это он лишился в нем того, о чем мечтал: товарища по занятиям в парижском университете, где с рвением трудился в то время молодой Джемс Кеннеди, сын Джемса, Кеннеди из Дюпюра и Марии, старшей сестры короля. Шотландский король и доктор Беннет в то время очень интересовались этим университетом, в особенности первый, замышлявший устроить такой же в своем королевстве, – чему, впрочем, стараниями Кеннеди, суждено было осуществиться уже после смерти Джемса. Таким образом, Малькольму, волей-неволей, пришлось выслушивать на этот счет множество предположений, но он, со своей стороны, всеми силами старался уклониться от всякого сближения с Кеннеди: он боялся, как бы его снова не заставили погрузиться в книжные занятия. Конечно, чувством этим руководило, до некоторой степени, опасение насмешек со стороны Ральфа Перси, но главное – твердое нежелание возвращаться к прежнему образу жизни, от которого он совершенно отрекся в данную минуту.
Развитие физической силы Малькольма шло в ущерб его умственным способностям. Он даже стал, мало-помалу, тяготиться своими религиозными обязанностями; причиной этому был и недостаток времени, и фальшивый стыд и, наконец, просто лень.
Во время осады король Джемс с Малькольмом, как состоящие при свите английского короля, помещались в большом, старинном монастыре; вся же армия жила в палатках, что было страшно неудобно из-за разлива Марны; в войске господствовала лихорадка, и не один больной был отправлен в Париж для поправки здоровья или для того, чтобы умереть. Кроме того, темные зимние вечера наводили уныние на армию, привыкшую сражаться только в хорошее летнее время, так что лишь личное влияние Генриха и его неутомимая деятельность могли поддержать дисциплину. В качестве фортификатора, по тогдашнему времени довольно образованного, он был убежден, что единственное средство помочь общему неудобству – вырыть подземные траншеи вокруг всего лагеря; мера – эта вызвала неудовольствие армии. Солдаты без ропота готовы были исполнять любое приказание, как бы тягостно оно ни было, если только дело непосредственно относилось к осаде, но улучшать французскую почву с санитарной целью, по их понятиям, было бессмыслицей, так что без личного надзора главных офицеров работы длились бы нескончаемое время.
В один холодный, пасмурный декабрьский день, под снегом, валившим хлопьями, король Джемс пробирался верхом по грязной, вязкой дороге в сопровождении своего малочисленного конвоя, за исключением сэра Нигеля, отправленного в Париж с особенным поручением. Король с Малькольмом были одеты по-домашнему, без особенных воинских доспехов, в голубых плащах, на которых был только крест св. Андрея, в стальных шлемах без забрал; королевский же шлем отличался только узеньким золотым ободком. Они решили, что излишне было бы надевать хорошее вооружение в такую скверную погоду. Надзор за рабочими был не очень приятным для Джемса поручением, потому что малейший выговор с его стороны возбуждал в солдатах всегда готовую вспыхнуть национальную ненависть к шотландцам, а деморализация в войске была так сильна, что каждую минуту можно было ожидать вспышки.
Что же касается Генриха, то он еще не совсем оправился от сильной простуды и лихорадки, и, кроме того, его беспокоила опухоль горла. Утром этого дня он потерял перстень со своей печатью. В те времена этой печати придавали большее значение, чем даже самой королевской подписи. Генрих никогда не снимал с себя этого перстня, но он как-то незаметно соскользнул с пальца. Целое утро было потрачено лордом Фицзугом, королем Джемсом, Малькольмом, Перси и другими на поиски этого перстня, но все было напрасно, и Генрих решил отправить Фицзуга вырезать в Париже на другой печати маленький значок для отличия от потерянной. Тем временем Ральфу Перси поручено было присматривать за рабочими, а так как он медлил возвращаться, то Джемс вызвался съездить за ним. Король согласился на его предложение, – не от лени, а потому, что не мог оторваться от множества накопившихся дел.
Такой густой туман стлался по земле, что даже в нескольких шагах нельзя было отличить горстку недовольных солдат, находящихся под командой прежних дуэлянтов Тирка, Китсона и Тректона, сделавшихся теперь неразлучными друзьями, хотя, впрочем, прежний нрав их ни в чем не изменился. Милях в двух от места работ Джемсу повстречался Ральф Перси.
– Это вы, мессир король? – вскричал он. – Не совладаете ли вы с этими негодяями? Я посинел от холода, а все-таки не смог заставить их сделать более покатый спуск! Вообразите: этот филин Китсон ответил мне, что ни один йоркширец не имеет обыкновения работать иначе, а потому и он не желает меня слушаться. Когда я замахнулся хлыстом на одного из этих грубиянов, подумайте только, что сделал Тректон? Он сказал, чтобы я остерегся, потому что все эти люди – свободные йомены, и легко могут столкнуть меня в грязь, если я кого-нибудь задену.
– Надеюсь, вы не замахнулись на Тректона?
