Папаша Горемыка - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Да я клянусь вам, дорогой Берленгар…
— Не клянись и, главное, не красней, о добродетельный Батифоль, ведь ты француз и потому имеешь право, даже более того, ты обязан быть дамским угодником. Не так ли, Падлу?
С этими словами г-н Берленгар ударил по животу г-на Падлу, оборвав на середине поощрительную улыбку, которую тот собрался было из себя выдавить.
— Я одобряю твое страстное чувство, о Батифоль, но предлагаю присутствующему здесь Падлу отстранить тебя от руководства нашими общими интересами. Ты рассчитываешь — я раскусил твой замысел, приятель, — ты рассчитываешь тронуть сердце девушки, досаждая папаше; но, как знать, не растрогаешься ли ты сам от ее слез? И тогда, какие там пескари! Прощай, рыбалка! Эта старая костлявая выдра снова приберет к рукам лучшие наши снасти и примется набивать свои садки за наш счет, и все потому, что у его внучки красивые глаза. Нет уж, спасибо, меня на этом больше не проведешь!
— Вы сейчас увидите, — вскричал Батифоль, — собираюсь ли я церемониться с этим оборванцем!
И тут к ним подошел паромщик; хотя папаша Горемыка теперь относился к нему прохладно, Матьё по-прежнему сохранял к старому рыбаку симпатию, на какую только способна душа человека, поглощенного беспокойными заботами трудовой жизни, а поскольку народная молва оповестила его о кознях против рыбака, он решил вступиться за Франсуа Гишара.
— Господин Батифоль, — обратился он к тому из этой троицы, кто прослыл самым важным, — говорят, что вы не поладили с папашей Горемыкой из-за разрешения на рыбную ловлю. Не стоит обращать внимание на его слова, господин Батифоль; вы только вспомните, что он по собственному усмотрению ловил здесь рыбу, когда вот эти тополя еще не посадили; никто никогда не запрещал ему рыбачить на Марне, ведь он старейший из рыбаков на двадцать льё кругом. Франсуа ошибается, полагая, что это его право, но следует сделать скидку на его возраст: когда-нибудь и мы будем такими же старыми, как он.
— Да, годы никого не красят, — заметил г-н Берленгар.
— Не говорите ему ничего, господа; мы с соседями сложимся, соберем деньги на это разрешение и отдадим их вам.
— Приберегите денежки, чтобы оплатить свой паром, Матьё, — резко возразил г-н Батифоль, — срок вашего арендного договора, как я слышал, подходит к концу, и не следует полагать, что вам позволят зарабатывать сотни и тысячи, как в те времена, когда вашими конкурентами были одни недоумки.
— Сложитесь лучше, чтобы он стал человеком, и мы задешево уступим вам разрешение, — вставил г-н Берленгар.
— Господа, — продолжал Матьё, решив сделать последнюю попытку защитить папашу Горемыку, — вспомните, что это единственный источник заработка бедного старика; на что же он будет жить, если вы отнимете у него этот источник?
— А нам и не нужно, чтобы он жил! — остроумно парировал г-н Берленгар. В то время как паромщик продолжал говорить с г-ном Берленгаром, г-н Батифоль направился к папаше Горемыке, который уже отвязывал железную цепь, державшую его лодку у причала.
— Господин Гишар, — сказал чеканщик дрожащим от волнения голосом, хотя предыдущая сцена придала ему достаточно смелости, — господин Гишар, я хотел бы сказать вам пару слов.
— Что общего может быть у тебя с порядочным человеком? — выкрикнул папаша Горемыка, которого внезапно охватила сильнейшая ярость. — Я здесь, и ты не сможешь обидеть бедную девушку, ты, тот, кто превращает в деньги все блага, сотворенные Господом, и ценит их лишь в зависимости от того, сколько за них платят.
— Господин Гишар, — перебил его Батифоль, побледнев как полотно, — если вы начинаете с оскорблений, это может плохо кончиться.
— Как же еще это может кончиться, если ты суешь сюда свой нос, жалкий торговец опилками? Не подходи к моей лодке, не то я огрею тебя веслом, чтобы твоя физиономия стала такой же черной, как твоя душа.
— Я хочу вас спросить, господин Гишар, почему вы взяли с собой орудия, предназначенные для рыбной ловли, и по какому праву вы собираетесь ловить рыбу в угодьях, которые я взял в аренду.
Господин Батифоль произнес эти слова чрезвычайно торжественно, но, вместо того чтобы напугать папашу Горемыку, они произвели обратное действие — его гнев сразу утих, рот широко раскрылся, и рыбак разразился гортанным смехом.
В тот же миг неожиданно показалась птица, стремительно огибавшая оконечность острова; ее перья сверкали на солнце, как сапфиры, топазы и изумруды. Она слегка коснулась грудью поверхности воды, та раздвинулась и заискрилась тысячью сверкающих жемчужин. Птица испустила пронзительный крик и улетела с рыбой в клюве.
Папаша Горемыка пальцем указал на нее г-ну Батифолю.
— Посмотрите на эту птицу, — вскричал он, — спросите у нее, по какому праву она схватила рыбу, и, когда вы это узнаете, вам не придется больше требовать у меня ответа, так как мой ответ будет таким же!
— То, что вы говорите, сударь, — возразил г-н Батифоль, которого окончательно вывело из себя такое отрицание его всемогущества, — то, что вы говорите, посягает на право частной собственности; это пагубные взгляды, и правосудие вполне может потребовать у вас объяснения.
— Что ты теряешь время, вразумляя этого старого плута! — вскричал г-н Берленгар, внезапно оттесняя своего компаньона. — Сейчас ты увидишь, как надо с ним разговаривать. Папаша Горемыка, — продолжал он, обращаясь к рыбаку, — Марна принадлежит нам, так как мы за нее платим; и если вы вздумаете, на свою беду, забросить удочку или расставить сети в этих местах, то, сколько бы вы ни прятались в ивняке или отсиживались среди камыша, как вы это привыкли делать, старая водяная крыса, я вам покажу, на что способен Берленгар.
Эти угрозы еще больше рассмешили Франсуа Гишара.
— Прятаться? Ну нет, хозяин, и в доказательство я укажу вам одно средство, чтобы меня найти, когда вам будет угодно. — Эй, Жерве, — окликнул он некоего виртуоза, под музыку которого жители Ла-Варенны танцевали по воскресеньям, — твоя дудка с тобой?
Жерве играл на флажолете. Достав из кармана инструмент, с которым он никогда не расставался, музыкант показал его папаше Горемыке.
— Что ж, иди сюда, сынок. Ты будешь играть мне свои самые лучшие напевы, пока я буду вынимать удочки, а за труды я дам тебе полную корзину мелкой рыбы. Ты отнесешь ее матери, ведь сегодня открытие сезона, и надо доставить ей удовольствие.
Жерве не заставил себя уговаривать; он прыгнул в лодку и сел на корме. Юберта рискнула было открыть рот, чтобы высказать какое-то возражение, но папаша Гишар прикрикнул на нее:
— Молчи, Беляночка! Надо показать этим людям, что мы их не боимся и что Божья река, подобно королевской дороге, принадлежит всем людям, которых она кормит. Хотя нет, ты любишь петь, Беляночка, так спой нам свои самые лучшие песенки. Жерве тебе подыграет на своем инструменте, эти парни меня так насмешили, что я станцевал бы даже для корюшки.
Папаша Гишар воспринял случившееся с мудрой веселостью, что было отнюдь не в его правилах; поэтому, невзирая на беспокойство, которое внушали девушке безоговорочные суждения деда о людских правах, Беляночка позволила вовлечь себя в этот спектакль, в чем, впрочем, ее природная живость, очевидно, находила особую прелесть. Юберта запела куплет, и резкие пронзительные звуки флажолета начали вторить ее голосу; папаша Горемыка два раза яростно взмахнул веслами, и лодка заскользила по реке.
Все зрители, наблюдавшие это зрелище — мастеровые и мелкие торговцы, которые еще не разорвали уз, связывавших их с большой семьей тружеников, проводили рыбака громкими рукоплесканиями.
Это доказательство того, что всеобщая симпатия на его стороне и что люди разделяют его ненависть к парижанам, окрылило папашу Горемыку; он отложил одно весло и с воодушевлением помахал шляпой тем, кто остался на берегу; голос Беляночки зазвучал более уверенно, а флажолет стал издавать еще более резкие трели.
Троица новоиспеченных хозяев Марны стояла с удрученным видом. Один из них отправился искать поддержку у правосудия, а двое других смотрели вслед папаше Горемыке, которого местные жители напутствовали радостными возгласами.
