Берег черного дерева и слоновой кости (худ. С. Яровой) - Жаколио Луи (читать хорошую книгу txt) 📗

— Если прикажете, — сказал Верже, — то мы и через пять минут можем подняться с якоря. Вследствие вашего прежнего приказания, когда негры известили нас о присутствии военного судна, мы приняли уже все меры, чтобы избежать нечаянного нападения; погрузка черного дерева закончилась уже час назад, и в ту минуту, как вы позвали нас, Голловей сказал мне, что и машина готова.

— Запаслись ли пресной водой?

— Все резервуары полны.

— Хорошо. Отдать паруса и ждать моих приказаний.

Оба помощника ушли, сделав поклон по-военному.

— Ты тоже можешь идти, Девис, — сказал Ле Ноэль дружески, как обыкновенно, оставаясь наедине с любимым юношей.

— Я не кончил еще моего доклада, — отвечал он и в двух словах рассказал, что случилось с ним в дороге. Услышав, что Гиллуа и Барте развели костер на берегу и привлекли шлюпку в реку, он пришел в ярость, «не знавшую пределов, и в первое время хотел повесить их на мачте. Если бы Девис произнес хотя одно слово в защиту их, гибель их была бы неизбежна; но он хорошо знал своего родственника и ни слова не произносил, хорошо зная, что самое лучшее средство утишить бурю, — это предоставить ей самой затихнуть.

Через несколько минут Ле Ноэль опять овладел собой, подтверждая страшными клятвами, что он отомстит.

Вдруг лицо его осклабилось странной улыбкой.

— Девис, друг мой, — сказал он, — подите посмотреть, что этот скотина Гобби так ли еще мертвецки пьян, и может ли он потолковать со мною о деле? В таком случае растолкуйте ему, что мне надо еще поговорить с ним. Кстати, что вы сделали с пленниками?

— Приказал заковать их, как только пришли сюда.

— Хорошо; прикажите привести их ко мне. Вскоре после этого Гиллуа и Барте со связанными руками были приведены к нему.

— Прошу вас, господа, извинить Девиса за то, что он вынужден был поступить с вами как с простыми преступниками, — сказал капитан Ле Ноэль с утонченною вежливостью, — вы сами так любезно хлопотали, чтобы вздернули нас на виселицу, что и я нахожусь вынужденным простить ему такой недостаток почтительности. Да будет вам известно, что я чуть-чуть не отправил вас плясать на канате… Но успокойтесь, я нашел средство все уладить. Вам, кажется, не нравится жить у меня на «Осе», не так ли?..

Молодые люди, знавшие, что от этого разбойника можно всего ожидать, только презрительно пожали плечами.

— В таком случае я сегодня же высажу вас на берег.

— Лучше поберегите нас, — сказал Гиллуа насмешливо, — через несколько часов, при восходе солнца, вам, может быть, придется просить у нас заступничества.

— О! как вы торопитесь, милые друзья… Вероятно, вы намекаете на фрегат, который преграждает нам выход из реки по милости вашего старания привлечь его на мою шею? Ну, перед нашей разлукой, я постараюсь разуверить вас на этот счет. Через несколько минут скроется луна, а вам известно, как в эту пору ночи под тропиками темны. Вот мы и воспользуемся темнотою, чтобы спуститься вниз по реке. Наш лоцман Кабо так хорошо знает Рио-дас-Мортес, что может проплыть по ней с завязанными глазами. С помощью пара мы пройдем в миле от крейсера, чего он даже не заподозрит, и завтра только увидит, что птичка улетела. Что же касается вас, господа, так вам не останется даже и того утешения, чтобы известить его, по какой дорожке мы улепетываем, потому что и вы тогда будете далеко отсюда Вижу по вашей недоверчивой улыбке, что вы хотите спросить, каким образом, высадив вас на берег до моего отплытия, я могу помешать вам в удовольствии доставить полезные сведения военному судну, которое рассчитывает наверно захватить нас? У меня в руках средство очень простое, которое я не затрудняюсь сообщить вам, тем более, что и скрывать-то его долго нельзя. Сегодня утром мой приятель Гобби сообщил мне страстное желание, которое давно уже мучит его, только до сей поры он никак не мог найти случая удовлетворить его.

— «Охотно отдал бы я, — сказал он мне, — половину принцесс, украшающих мой двор — и полдюжины моих царедворцев за двух или трех белых, которые были бы украшением моего двора на берегу Конго и устроили бы мне регулярную армию».

— Как! и вы осмелились бы это сделать? — воскликнул Гиллуа, не умея уже скрывать своего негодования.

— Не мешайте, любезный друг, — прервал его Барте спокойно, — меня очень интересует этот рассказ.

— Вы поняли меня с полуслова… Действительно, я имею намерение предложить вас в подарок моему приятелю Гобби, и это мне тем приятнее, что такая перспектива интересует господина Барте. Вам предстоит совершить путешествие самое замечательное, какое только можно пожелать любознательному путешественнику, не подвергаясь никаким опасностям и без всяких издержек.

— Довольно шуток; можете поступать по произволу, — прервал его Барте.

— По-видимому, — воскликнул Ле Ноэль, — вы еще не поняли, что я употребил такой способ выражения для того, чтобы не поступить с вами, как вы этого заслуживаете?

— Как вам угодно; вам нет нужды церемониться, потому что мы на вашем корабле и в оковах.

— Не старайтесь оскорблять меня; я сохраню такое же спокойствие, как и вы. После битвы с «Доблестным», чтобы доставить безопасность моему экипажу и себе, я хотел было избавиться от вас, потому что жизнь ваша не стоит жизни пятидесяти человек. Вы мне дали честное слово не пытаться ни бежать, ни подавать сигналов; вчера же вечером вы нарушили свое слово, которым обязались мне вместо выкупа за жизнь.

— Ничем нельзя считать себя обязанным, — возразил Гиллуа, — относительно разбойников, которые грабят на больших дорогах путешественников и, приставляя им нож к горлу, требуют, чтобы они не смели предостерегать других о том, что в лесу разбойники. Вы поставили себя не только вне общественного закона, но и еще вне человеческого права, и ваше гнусное ремесло еще хуже ремесла разбойника, которое все же несколько облагорожено теми опасностями, которым он подвергает себя в отчаянной борьбе… Вы ограждаете себя тем, что надеваете оковы на несчастных негров, которые не могут и защищаться… Вы постыдно избегаете наказания, спасаясь бегством и преимуществом быстроты хода вашего судна, но рано или поздно наказание постигнет вас. Оставляя даже в стороне безнравственность вашей торговли, я презираю вас и прямо говорю вам это, потому что вы не могли бы производить этой торговли на корабле, который не мог бы спасаться от крейсеров исключительно быстротою. Ваша битва и победа над «Доблестным» с его черепашьим ходом и допотопными орудиями есть не что иное, как злодеяние, совершенное гнусным убийцей, и если уж вы хотите знать, то даже как преступник вы вовсе не замечательный характер, но…

— Доканчивайте…

— Трус, который прячется в засаду, чтобы наверняка убить и убежать.

При этих словах янки с пеной бешенства у рта приставил револьвер к груди храброго юноши. Барте, повинуясь только своему чувству, бросился между ними, чтобы заслонить своего друга.

Оба полагали, что наступил их конец; но Ле Ноэль вдруг успокоился и сказал, грозно сжимая кулак:

— Воздайте благодарность мысли, которая озарила меня; ей-то вы обязаны жизнью; в ту минуту, когда у меня помрачилось в глазах, когда я готов был убить вас, я увидал вас, как в мимолетном сновидении, с цепью на шее на берегах озера Куффуа, как вы там молотите маниок или орехи; идея такой мести удержала мою руку. Надеюсь, господа, что вы вспомните меня в эти приятные для вас минуты… в те часы, когда в душе вашей предстанут воспоминания о покинутом отечестве, когда среди предстоящих вам страданий в Центральной Африке перед вашими глазами будут проноситься образы ваших родных и друзей, которых вам никогда уже не увидать…

Перед цинизмом этого человека, которым он рисовался без всякого стыда, молодые люди, несмотря на понятный ужас, внушаемый его словами, старались сохранить геройское мужество и только улыбнулись с презрением.

В эту минуту Девис вошел с Гобби.

Благодушный король собственноручно наказывал одну из принцесс, стащившую у него рюмку тафии, но узнав, что его друг, капитан, хочет его видеть, он в ту же минуту отложил окончание наказания до другого раза и, натянув на себя лучший костюм, бальную шляпу и ботфорты, немедленно последовал за Девисом.