Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена (полные книги txt) 📗
– Тимотеус, я не могу, мне не пристало носить такое дорогое одеяние!
Чтобы пресечь споры, русский разведчик многозначительно сказал:
– Государь Всея Руси щедро награждает слуг своих.
Мария охнула второй раз. Тимофей подумал про себя: невелика ложь. Знал бы Его Царское Величество, как заботливо собирала сведения эта женщина, может, еще не так бы ее наградил:
– Право же, когда ты будешь выходить на улицу в праздник, не будет горожанки краше тебя.
И по тому, с какой гордостью сказал это купец, проницательная Мария догадалась: а ведь не царская это шуба. Без раздумий она ответила:
– Каждый раз, надевая ее, буду вспоминать тебя, Тимотеус.
Рижанка, конечно, понимала: не придется ей щеголять в соболях. Хоть и не раз бывал в Риге купец Выходец, а не разобрался: в городе существовали строгие правила, кто какую одежду вправе надевать. Многие латышки не имели в городе прав гражданства и, как негражданки, не могли носить даже простенькие шубы. Немецкая трактирщица Мария (никто не помнил, что она – русская) имела больше прав. Но не настолько, чтобы щеголять в собольей шубе. Это могли позволить себе только супруги рижских патрициев. Но зачем говорить о таких неприятных вещах милому Тимотеусу? А шубка в сундуке полежит, целее будет.
Вскоре купец поспешил по делам. Тимофей Выходец здраво рассудил: Генрих Флягель может подождать, а вот река Даугава ждать не будет: покроется льдом – и продавай лен за бесценок. Поэтому, первым делом, русский купец приступил к поискам Франца Ниенштедта. Пожилой немецкий купец укорил его:
– Как вы рисковали, Тимотеус! Буквально завтра из Риги собирается отплывать мой знакомый голландский шкипер. Если бы он был уже в пути, я не согласился бы покупать лен по обычной цене. Кроме того, на обратном пути вы можете замерзнуть и заболеть горячкой. Даже в молодости следует быть рассудительнее и не пускаться в столь опасный путь.
«Так ведь не по своей воле я отправился в немецкую землю, а по царскому повелению», – мысленно возразил ему Тимофей. Но объяснять истинную причину своего позднего появления в Риге, конечно же, не стал.
Впрочем, Выходец был благодарен пожилому немцу за заботу о своем здоровье и польщен, что его назвали молодым человеком. Сам Тимофей, увы, давно уже не считал себя таковым.
Продав лен, Тимофей вернулся в трактир и с аппетитом принялся за обед. Мария расстаралась пуще прежнего: угощала его жарким из рябчиков, копченой олениной, бужениной и отменным ежевичным пирогом. Нет, нигде на всем белом свете Тимофея так вкусно не кормили, как в Риге!
Пока Тимофей ел, он рассказывал о том, как удачно заключил сделку с бургомистром Ниенштедтом. Только Тимофей отобедал, как тут же пришел приказчик Франца Ниенштедта. Купец вышел с ним во двор и велел возчикам отвезти лен к дому бургомистра. Приказчик, знавший русский, взялся показывать дорогу.
– Раз так, езжайте без меня, – громко сказал Выходец. – Захотелось вздремнуть после сытного обеда.
Приказчик не воспринял как должное, необычное для рижан желание господина купца поспать в середине дня. Но остался невозмутим – у богатых свои причуды.
Тимофей поднялся в свою комнату на втором этаже и занялся привычным для себя делом. Ловко состриг отросшую после летнего приезда бороду, побрился и переоделся в немецкое платье.
Собрался уже уйти, но тут вошла Мария.
– Ой, Тимотеус, какой ты необычный! Но таким ты мне тоже нравишься!
Она крепко поцеловала своего мужчину. После чего вдруг спросила с тревогой:
– Ты к Генриху Флягелю?
Тимофей не стал бы ей ничего объяснять, ибо придерживался простого принципа: в его деле, чем меньше человек знает, тем лучше Выходцу спится. Но Мария была в тот момент так хороша, а ее поцелуй столь многообещающ, что Тимофей признался:
Маша, я не к нему. Сейчас в Риге находится один московский немчин, Андреас Витт. Он хорошо знает Генриха Флягеля по торговым делам. Вот ему-то я и должен передать сведения, а он, как человек вызывающий у рижского патриция полное доверие, должен сообщить их Флягелю. Речь идет о том, чтобы Генрих Флягель поехал в Псков на переговоры. Естественно, не от своего имени, а от имени всех связанных с ним патрициев.
– Значит, к Флягелю не пойдешь?
– Таков приказ из Москвы – пойти к Андреасу Витту.
– Ох, мудрят там в Москве! Лучше бы ты сам пошел к Флягелю. И знаешь что? Ты иди к Витту, а к Флягелю схожу я. Скажу, что помнит о нем московский царь, что люди царские хотят переговоров и скоро придет к нему Витт. Флягель доволен будет, что ему так доверяют, что предупреждают о визите Витта.
– Никуда ты не пойдешь!
Маша обиделась:
– Раз так, спи один!
Трактирщица повернулась к нему спиной. Тимофей понимал, что сейчас совершит ошибку, но чувствовал то, чего не ощущал раньше никогда в жизни: он просто не мог спорить с Машей. «Сказано же в умной книге «Домострое»: «Люби жену, как душу, тряси ее как грушу», попробовал он настроить себя. Увидел, как решительно Мария подошла к двери и покорно согласился:
– Будь по-твоему.
Мария остановилась. Тимофей подошел к любимой, поцеловал ее и сказал:
– Но, быть может, Флягель часик подождет?
– За тем я и пришла, – сказала Мария, расстегивая свое платье. – Странно, что раньше не догадался.
– Подожди! – встревожился купец. – Дверь хоть закрой.
Тут только трактирщица обнаружила, что входя она не закрыла дверь, а лишь прикрыла. Женщина исправила свою ошибку, но с опозданием. Если бы Мария хотя бы говорила с Выходцем по-русски! Но увидев мужчину в немецком платье, Маша а и начала разговор на привычном для нее немецком языке. Ни Тимофей, ни Мария, предаваясь радостям любви не знали, к каким последствиям приведет неплотно закрытая дверь. Как сформулируют через сотни лет, разведчики проваливаются на мелочах…
Только через полтора часа Тимофей Выходец вышел, наконец, с постоялого двора и двинулся к центру города по предместью Ластадия. Прошел мимо огородов, где рижане выращивали для себя огурцы и капусту, быстрым шагом преодолел так называемую запретную милю перед первой линией городских укреплений и оказался у городских ворот. Стражникам, как обычно, он представился купеческим приказчиком Карлом из Вендена и спокойно вошел в город через Песчаные ворота. И надо же тому случиться, прямо у городских ворот русский лазутчик наткнулся на купца Ниенштедта, с которым виделся утром!
Тимофей тут же сосредоточился, стал аккуратно смотреть на мостовую, чтобы не встретиться взглядом с одним из рижских бургомистров. Ощущение было необычным: старый рижский купец смотрел на него, но не узнавал в безбородом человеке в парике, одетом в немецкое платье, русского купца. Ниенштедт никак не мог взять в толк, почему это столь настороженно глядел на него незнакомый мужчина в одежде приказчика. Впрочем, это отвлекло одного из четырех рижских бургомистров лишь на мгновенье. Франц Ниенштедт торопился: надо было успеть продать голландцу приобретенный у купца Тимотеуса лен, и какое ему было в такой хлопотливый день дело до чужих приказчиков! Поясним: в то время в Риге торговля гостя с гостем была запрещена, приезжий мог совершать сделки лишь с рижскими гражданами, и русский купец Выходец был не вправе продать свой лен голландскому шкиперу без посредников. Оттого и обратился он к бургомистру, а не непосредственно к голландцу. Рижские купцы же жили в то время по принципу: «мы не сеем, не пашем, не строим, мы гордимся нашим городским строем». Ведь буквально за день рижанин мог приобрести товар у одного иностранца, продать другому и получить большую прибыль.
Тимофей, вроде бы не торопясь, но целеустремленно, начал отходить в сторону от бургомистра. Через несколько секунд он был уже на соседней узкой улочке и кружным путем (прямой путь остался там, где так некстати находился бургомистр) направился к корчме, в которой должен был встретиться с Андреасом Виттом.
Московский купец Витт находился в кругу слушателей. Энергично размахивая пивной кружкой, Андреас рассказывал завсегдатаям пивной:
