Ой, зибралыся орлы... - Серба Андрей Иванович (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Значит, таю никаких каре, штыковых атак, вся надежда на меткость и частоту огня. Итак, куда и как направить свой удар: равномерно по всему неприятельскому фронту или массированно на один из его флангов по типу «косой атаки»? Пожалуй, лучше навалиться на ближний фланг: и собственные силы не будут распылены, и артиллерия с судов сможет стрелять смелее, не страшась поразить своих.
— Теснее ряды! — во весь голос крикнул Белич. — Поручик Пяткович — на левый фланг, подпоручик Пиери — на правый!
Секунд-майор проследил за исполнением отданной команды, махнул шпагой.
— В атаку — марш, марш!
Турецкая конница, отхлынувшая от берега в степь, успела там развернуться и опять мчалась на суда. Едва в темноте обрисовались передние всадники, грянул залп из казачьих мушкетов. Сразу за ним второй, третий. Турки, неожиданно наткнувшись на запорожскую пехоту, круто взяли в сторону, обходя ее. Тогда заговорили пушки и фальконеты с судов. Конница, поражаемая картечью и ядрами с фронта и пулями с фланга, сбилась в бесформенную толпу, которая промчалась вдоль берега и исчезла в степи.
— Стой! Заряжай! — раздалась команда есаула. Не рано ли он прекратил атаку? Турки бегут, подхлестни их в спину еще парой-тройкой залпов, они уже не остановятся! Хотя… Пушечной стрельбы и мушкетной трескотни было предостаточно, а лежавших на земле убитых сипахов можно пересчитать по пальцам. Что ж, полумрак, спешка в стрельбе, быстрое перемещение целей отрицательно повлияли на меткость. Возможно, есаул прав: турки еще в большой силе и удаляться в степь далеко от своей артиллерии опасно.
Запорожцы не успели закончить перезарядку всех мушкетов, а из степи опять накатывался конский топот и крик «Алла-а-а!» На этот раз сипахи мчались не на суда, а на отряд Белича. Мчались всей массой в три сотни сабель и в полный намет. Зрелище не из приятных! Как вовремя есаул остановил строй, дав возможность зарядить большую часть мушкетов и не позволив запорожцам скрыться из глаз своих пушкарей!
Со стороны реки донесся слитный пушечный залп, между отрядом Белича и атакующими турками запрыгали по земле ядра, разорвалось несколько бомб. Конница была еще далековато, осколки бомб не причиняли ей ни малейшего вреда. После орудий с судов ударили фальконеты, рои картечи запели в воздухе. Вновь рявкнули пушки, и ядра с бомбами легли на прежнее место. Ай да сотник! Верно рассудил, что нечего попусту палить по трудно уязвимой в темноте скачущей коннице, куда разумнее поставить огневой заслон перед своими пешими товарищами.
Пушечный залп, выстрелы фальконетов. Еще пушечный залп. Конница быстро приближалась на дистанцию, когда бомбы и картечь перестанут быть просто казачьим щитом, а станут рваться под ногами лошадей и валить из седел всадников. Еще полусотня шагов — и конная лава встретится с раскаленным металлом, несущимся из жерл пушек и фальконетов. Ан нет! Сипахи подняли лошадей на дыбы, часть из них развернулась вправо, другая — влево, и оба отряда помчались параллельно казачьему строю.
— Пали! — срывая голос, крикнул Белич.
Вдогонку удалявшимся всадникам грянул мушкетный залп, некоторые из них выпали из седел. Не нравится! Конской грудью теперь не прикроешься!
— Пали!
Турки, расстреливаемые в спину, стали останавливаться, подчиняясь приказам командиров, принимать боевой строй. Тогда по ним вновь ударили пушки с судов. Первые бомбы разорвались с недолетом, ядра пронеслись над всадниками. Однако следующий залп мог оказаться гораздо точнее, и сипахи, не дожидаясь этого, снова рассыпались в стороны. Пушки и фальконеты палили безостановочно, и вражеские конники в беспорядке носились перед отрядом Белича, не имея возможности принять боевой порядок. Вот он, решающий момент боя! Напасть на деморализованную конницу, прижать ее к горе Буджак, заставить в поисках спасения уйти за гору!
— В атаку — ступай! — скомандовал Белич. Стало рассветать, и он не опасался удалиться от берега. Турецкая конница была на виду и уже не могла незаметно зайти его отряду в тыл и отрезать от реки.
— Пали!
Залп, за ним второй, третий. А с реки летели ядра и бомбы, свистела картечь. Многие турки, ища спасения от огня казаков, начали скрываться за Буджак. Начало бегству положено!
— Пали!
Залп, еще один, и турки двумя потоками хлынули за гору. Подхлестнуть их, не позволить остановиться!
— Из пистолетов — пали!
Белич вместе с запорожцами разрядил вслед сипахам свои пистолеты, повернулся к строю.
— Стой! Заряжай!
Вражеская конница скрылась из глаз, однако долго ли ей появиться из-за горы и атаковать? Поэтому никакой беспечности! Казачьи пушки и фальконеты тоже перестали стрелять, но у каждого орудия стояли наготове канонир с зажженным фитилем в руках. Остальные запорожцы, составлявшие отряд Получуба, виднелись на поврежденных трофейных судах. Вспыхнуло одно из них, второе, третье. Сотник не терял времени попусту.
Когда отряд Белича возвратился к реке, чайки и пригодные к дальнейшему плаванию трофейные суда были готовы в путь. Сам Получуб сидел подле писарчука сотни, склонившегося над листом бумаги.
— На означенной неприятельской флотилии справными взяты четыре галеры, три канчебаса и три малых шлюпки, — диктовал Получуб. — Одна галера вооружена пятью большими медными пушками, из коих три с гербами цесарскими, вторая також о пяти медных пушках, третья и четвертая имеют токмо по одной медной пушке и по два фальконета. На трех захваченных канчебасах взято еще десять фальконетов. Помимо сего, у неприятеля отбиты три небольших судна и несколько малых лодок, однако они оказались побитыми ядрами и, как негодные к употреблению, истреблены на месте…
Получуб заметил спрыгнувшего в чайку есаула, поманил его к себе.
— Чем порадуешь, дружок?
— В степи и на берегу семь с половиной десятков убитых турок. Моя команда не потеряла ни единого казака.
— Сколько раненых?
— Наберется с десяток. Да разве это раны: кого пуля зацепила, кого стрела царапнула. Все затянется через неделю.
Получуб почесал затылок
— На берегу семь с половиной десятков побитых турок, на галерах и прочих судах еще полсотни. Потонуло и ушло на дно от наших пуль не меньше трех-четырех десятков. — Сотник тронул за плечо писарчука. — Уснул? Пиши дальше… Неприятеля было на судах и на берегу не меньше тысячи человек, урон понес он до полутора сот человек убитыми и потопленными. В полон захвачен капитан-паша Гаджа Ассан, командовавший сею флотилией, и два янычара. В моей сотне ни одного казака не убито…
Белич, устало привалившийся плечом к борту чайки и прислушивавшийся к голосу сотника, при его последних словах встрепенулся. Уж не ослышался ли он? Такой бой, столь блистательная победа — и почти без потерь! Вот тебе и вчерашние беглые мужики! А может, секунд-майор, уже не мужики, а прекрасные солдаты, чьей отваге и воинскому умению ты только что был свидетелем? Солдаты? Он назвал солдатами тех, кто, возможно, разграбил и сжег его маеток, предал смерти отца с братьями? Позор! Нет, он никогда не простит быдлу гибель близких и собственное разорение!
Но как тогда объяснить, что совсем недавно он стоял в одном боевом строю с этим быдлом и наравне с ним рисковал жизнью? Как? Только исполнением воинского долга и присяги? Ведь он мог отказаться от предложения действовать вместе с запорожцами и остаться при своем батальоне гренадер. Почему не сделал этого? Прельстился громкой боевой славой запорожцев, уступил зову родной крови? Зов родной крови! Какая глупость! Что общего между ним, потомственным шляхтичем, и собравшимся на Сечи безродным быдлом? Ничего!
Так уж ничего? Разве не под одним знаменем сражались это быдло и его предки-шляхтичи при гетмане Кошке на болотистых низинах Курляндии, спасали с гетманом Сагайдачным на Хотинских полях Польшу, гнали с Украины при гетмане Сирко проклятую унию? Разве не один и тот же боевой клич водил в битвы это быдло и его родовитых предков при гетмане Хмельниченко, когда Украина сбрасывала с себя ярмо Речи Посполитой, и под Полтавой, где Украина вкупе с Россией отстаивала свободу от нового поработителя? Разве не общим именем — украинцы — называли всех вас друзья и враги, разве не одна ненька-земля, Украина, вскормила и вспоила вас? Так почему ты, офицер русской армии Белич, именуешь сейчас своих боевых товарищей-единоплеменников быдлом и беглыми мужиками? Лишь потому, что кто-то из них мог иметь отношение к гибели твоих родных? А может… может…
