Перстень Борджа - Нефф Владимир (читаем книги бесплатно .txt) 📗

— Господи Боже, — вздохнул молодой кардинал, — мне этого никогда не постигнуть, никогда не получится из меня ни дипломата, ни интригана. И все-таки бывают минуты, когда мне кажется, что я рассуждаю здраво и ясно. К примеру, сейчас мне приходит в голову вот что: не есть ли все это пустая болтовня? Мы все начеку, выглядываем из-за угла и тщательно следим за тем, чтобы злоумышленник Кукань, да будет проклято имя его, не догадался, что его заговор раскрыт, мы распахиваем двери, чтобы убедиться, не подслушивает ли кто, но наша настороженность — пустое дело, потому что у Куканя могут быть соглядатаи прямо в приемном покое Его Святейшества, так что он узнает о моей измене из моих собственных уст, когда я буду принят папой для аудиенции.

— И это говорите вы, — с укоризной произнес ученый аскет патер Луго.

— Да, это говорю я, — ответствовал молодой кардинал несколько строптиво и упрямо.

— Вы правильно сделаете, если постараетесь нигде больше этого не повторять, — посоветовал ученый аскет. — Ибо через подобные высказывания легко обнаруживается, что вы дилетант, облаченный в пурпурные одеянья. Помните, молодой человек: сила нашей церкви, которая здравствует уже шестнадцать веков, покоится только и единственно на том, что информация, которую она воспринимает и впитывает, сохраняется лишь для нее, не попадая в чужие руки.

— Значит, в Ватикане не подслушивают за дверьми? — спросил молодой кардинал, делая слабую попытку иронизировать.

— В Ватикане очень часто подслушивают за дверьми, — отозвался ученый аскет. — Я не преувеличу, если скажу, что нигде на свете не подслушивают за дверьми столько, сколько там. Но кто они, эти соглядатаи, подслушивающие под дверью? Одни лишь духовные лица, благочестивые прислужники святой курии, и о том, чего они наслушались под дверью, они или молчат или сообщают лицам, равным себе, но никогда не трубят об этом на весь мир. Этих благочестивых соглядатаев, что слушают под дверью, можно смело уподобить кругам, образующимся на гладкой поверхности вод, куда швырнули камень. Чем тяжелее камень, тем больше кругов; чем серьезнее обсуждаемое дело, тем больше тайных подслушивателей; и это правильно, поскольку крайне желательно, чтобы достоянием возможно большего числа заинтересованных были дела серьезные, а не пустые, и это вдвойне правильно, потому что таинник, подслушивающий под дверью, воспринимает услышанное куда внимательнее и вдумчивее, чем когда о том же вещают ex cathedra. [14] Ватиканские таинники, подслушивающие под дверью, самые сведущие таинники, поэтому чем серьезнее тайна, тем больше гарантий, что ничто не станет достоянием гласности. Таинники, подслушивающие за дверью, одновременно препятствуют слушать под дверью людям несведущим. Так они узнают великое множество преинтереснейших и сокровеннейших тайн, но никогда не доходит до того, чтоб кто-нибудь из них побежал к своей тетушке и — простите мне грубое, но уместное выражение — все ей прокудахтал. Вот и я посвящаю вас в курс дела, Illustrissime, только потому, что, в конечном счете и несмотря ни на что, вы — лицо духовное. Так что в свете тех откровений, которые я себе позволил, вам остается лишь посмеяться над замыслом вашего незаурядного Петра Куканя одолеть и с корнем вырвать древний институт церкви, которая за полтора тысячелетия своего существования научилась тому, о чем он, юноша — впрочем, весьма даровитый и замечательный, — не имеет ни малейшего понятия, а именно — умению молчать. Вот, Illustrissime, что я хотел поведать вам, так сказать, под занавес. А теперь нам предстоит дождаться, пока наш превосходный подеста Джербино явится сюда со своим еженедельным отчетом, что происходит регулярно каждый четверг в десять часов утра, минута в минуту. Я подчеркиваю — мы дождемся его появления, ибо если бы мы за ним послали, если бы мы, выражаясь канцелярским языком, его сюда вызвали, это могло бы возбудить чье-то чрезмерное любопытство, а при таких обстоятельствах возбуждать у кого-либо чрезмерное любопытство не рекомендуется. Итак, как только упомянутый выше сверхблагонамеренный и морально устойчивый Джербино появится как обычно в моем кабинете, мы дадим ему самые подробные наставления, как вести двойную игру, которую мы предоставляем ему в этой партии. Граф ди Монте-Кьяра избрал его советчиком и посредником в отношениях между островом и Страмбой. Так вот, пускай Джербино по-прежнему делает вид, что играет на руку графу, пусть будет усерден и услужлив, пусть изощряется в хитроумных идеях, в которых он, старый пройдоха, весьма поднаторел, поскольку прошел огонь, воду и медные трубы. Пусть даже предложит графу какой-нибудь конкретный план, как легче осуществить захватнические замыслы, пусть себе граф укрепляется в убеждении, что вы, Illustrissime, всем сердцем и душой с ним, а мы, церковники, не имеем об этом ни малейшего представления; итак, пусть он водит его за нос, а нас извещает о своих демаршах. Ничего иного, на мой взгляд, мы пока предпринимать не должны. Вот и все, Illustrissime, я твердо надеюсь, что вы снова обрели, как и подобает, необходимое душевное равновесие, поскольку убедились, что акция «Граф ди Монте-Кьяра» находится в надежных руках и на верном пути к осуществлению.

Минуло восемь дней; посланный в Рим курьер патера Луго возвратился в Страмбу. В своей дипломатической почте он привез краткое, но прекрасно составленное послание — стилисты и каллиграфы-переписчики, служившие в те поры в папской канцелярии, были мастерами своего дела; в этом послании папа приглашал кардинала Джованни Гамбарини на аудиенцию. Это было как раз то, на что ученый аскет рассчитывал. Намереваясь довести содержание папского послания до сведения как можно более широкого круга людей, он посетил вдовствующую герцогиню в ее appartamento, чтобы сообщить ей, как идут дела, и как бы невзначай, accidentalmente, забыл у нее послание.

Молодой кардинал пришел в восторг.

— Я нахожу жизнь в лоне церкви далеко не столь ханжески нудной, как мне казалось поначалу, — сказал он ученому аскету.

— Ваше наблюдение, Illustrissime, совершенно верно, — ответил ученый аскет. — Вот увидите, быть кардиналом вам в конце концов понравится больше, чем служить у Куканя. Потому что мы — профессионалы, в то время как Кукань, независимо от его талантов, всего лишь дилетант. Если у человека хватает денег на то, чтобы удовлетворять свои капризы, и если у него возникнет, к примеру, желание послушать пение и получить удовольствие, кого он к себе пригласит? Писклявую синьору из так называемого приличного дома, за неимением лучшего зарабатывающую уроками пения? Отнюдь нет, он пригласит признанного профессионала, скажем, Прекрасную Олимпию. Пораскиньте мозгами, Illustrissime, не исключено, что на вас снизойдет Дух Святой и вы сделаете из этого надлежащие выводы.