Государство Солнца (с иллюстрациями В. Милашевского) - Смирнов Николай Николаевич (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
За ночь все матросы поодиночке перебывали на второй палубе и согласились заявить требование о перемене курса. Утром ветер чуть утих; капитан пошёл отдыхать в каюту. За ним следом двинулись Сибаев, Лапин, Андреянов, Печинин. Я не пошёл, хоть и интересно было, чем кончится. Немного погодя Беспойск высунулся из двери и крикнул:
— Юнга! Зови сюда Хрущёва, Винбланда, Панова.
Я привёл офицеров и слышал, как в каюте поднялся разговор о перемене курса. Офицеры долго спорить не стали — слишком тяжёлое было положение корабля. Да и весь экипаж настаивал на перемене курса. Когда я немного погодя вошёл в каюту с кипятком, Беспойск уже показывал на карте, где мы находимся.
— Нам надо сперва к берегам Америки пристать и починиться, — говорил он. — А потом на юг.
— А далеко ли отсюда до Америки? — спросил Сибаев.
— Нет, недалеко.
— Что ж, в Америку так в Америку!
Я выскочил из каюты и пустился на нижнюю палубу. Подбежал к Ваньке, он лежал без движения. Я испугался, думал, что он умер.
— Ванька! — закричал я изо всех сил. — Умер ты, что ли?
— А! Что? — спросонья забормотал Ванька. — Пока жив.
— Проснись, Ванька! — кричал я. — Сначала в Америку, а потом на юг пойдём, в тёплые страны. Живо поправишься, как солнце проглянет.
— Нет… Всё равно умру…
Я не мог вытерпеть. И, наклонившись низко к нему, сказал совсем тихо:
— Не умрёшь, Ванька. Ведь Государство Солнца есть на земле. Поедем на юг, попадём на Тапробану.
Ванька приподнялся:
— А не врёшь?
— Не вру. Я тебе одну вещь покажу. Сам увидишь…
Беспойску так и не пришлось отдохнуть в тот день. После бессонной ночи он опять вышел на палубу. И тут на моих глазах корабль переменил направление. Но мы пошли не на юг, а на восток, к Америке.
4. Поворот на 180°
Америка оказалась не за горами. Уже на другой день к обеду мы заметили между льдин лодку. Начали кричать и махать руками, чтоб она приблизилась, и вот к нам на палубу поднялись двое чукчей в кухлянках из тюленьих кишок. Мы их знаками расспросили, далеко ли земля. Они показали на восток. При этом повторили слово «Аляксина». Мы решили, что это они говорят про русскую землю Аляску.
Корабль всё ещё был окружён льдами, но погода прояснилась. Выглянуло солнце и окрасило льды в яркий зелёный и синий цвета. Палуба начала просыхать, но в трюме всё ещё была вода. В шесть часов вечера мы увидели землю. К ночи стали на якорь.
Утром капитан послал шлюпку под начальством Кузнецова, чтобы обследовать берег и дать знать, нет ли поблизости индейцев или каких-либо промышленников. Вслед за Кузнецовым я тоже влез в шлюпку. Мы подошли к берегу, похожему на наш камчатский. Я первый выскочил на землю и громко свистнул. Итак, значит, мы приехали в Америку!
Мы обошли берег и, убедившись в том, что он необитаем, выстрелили из ружья. После этого раскинули палатку и развели огонь. Шлюпка пошла на корабль за остальными. После качки странно было ходить по земле: всё казалось, что Америка движется под ногами.
Когда все переправились, Панов разбил людей на три партии. Одни пошли в лес заготавливать дрова. Другие — на охоту и рыбу ловить. А матросы поехали осматривать корабль. Мы боялись, что в «Петре» есть пробоина ниже ватерлинии.
Всего в Америке мы простояли пять дней. Корабль оказался неповреждённым, и это была главная наша удача. Мы привели в порядок груз, напекли много сухарей и налили водой все наши бочки. С охотой нам не повезло. Охотники за всё время убили только пять тюленей. А рыбы совсем не поймали: не то мы приехали рано, не то поздно.
10 июня мы отошли от берегов Америки. На месте стоянки оставили столбик, на котором сделали надпись, что он поставлен на 64° широты.
И вот теперь мы пошли на юг. Через несколько дней не видно было уже льдин в океане. Вода и небо сделались синими, и на палубе гулял тёплый ветерок. В первые же хорошие дни все наши больные выползли на палубу и объявили, что выздоровели. Да и правда, хворать теперь было трудно: все наши горести остались позади, и будущее было ясно. Мы держали курс на Японию в расчёте продать там часть наших мехов и запастись всем необходимым для плавания под тропиками. Кроме того, рассчитывали в Японии же произвести ремонт «Петра».
Первая неделя нашего плавания от Америки была самой удачной. Погода становилась всё лучше и лучше, так что мы стали даже бояться беды. И не без основания. Началась страшная жара. К жаре мы все были непривычны, и в наших меховых шапках и сапогах первое время чувствовали себя прескверно. А тут пошли и другие несчастья.
Начать с того, что питьевая вода стала портиться. Потом лопнули от жары две самые большие бочки. Капитан приказал уменьшить ежедневную порцию, так как плыть до Японии оставалось долго и островов по пути не было. И вот тогда Степанов напомнил о себе.
С самого начала нашего плавания он свёл компанию с канцеляристами Судейкиным и Рюминым, а также со штурманами. Судейкин первое время исправно мыл посуду на кухне. Но потом, сказавшись больным, залёг на второй палубе. А после, когда выздоровел, отказался идти на кухню. Нарисовал на палубе шахматную доску, и целый день он и Степанов играли в шахматы. А когда не играли, то шептались о чём-то со штурманами по углам.
Кроме штурманов и канцелярских, в компанию Степанова входило несколько матросов. Всех вместе их было человек десять, но мы все на корабле чувствовали, что неприятностей от них будет много. Так и случилось.
Когда Беспойск, собрав на палубу всех, заявил, что надо уменьшить порцию воды, Степанов первый закричал:
— Мы не согласны! Зябликов говорит, что через три дня будем в Японии.
— Это неверно, — сказал Беспойск. — Не меньше ещё двух недель придётся плыть.
Степанов не унимался:
— Мы это увидим. Предлагаю порции не уменьшать. Чего воду беречь? И так она тухнет.
Всем на корабле было известно, что вода действительно портится. Поэтому большинство поддержало Степанова.
— Хорошо, — сказал Беспойск с тревогой, — пейте по две кружки. Но предупреждаю, земли долго не будет. И нам придётся туго.
Тогда никто не обратил внимания на его слова. Никому не приходилось терпеть жажды на море. Но прошло три дня, земли не было. У нас оставалось только четыре бочки воды, то есть на четыре дня, если пить по одной кружке. И недостаток в провианте обнаружился. Несколько бочек с солёной рыбой испортилось и издавало зловоние на весь корабль. Медер приказал их выбросить за борт. Сухари были съедены, муки больше не было. Оставалось только немного сушёной рыбы, и это всё.
Беспойск снова собрал нас на шканцах. Сообщил о затруднениях. И опять Степанов начал кричать:
— Нечего бояться, ребята! Завтра увидим землицу!
Но теперь никто ему не поверил. Все согласились на уменьшение порции. Однако было уже поздно.
Ни на другой, ни на третий, ни на четвёртый день мы не увидели земли. Стояла страшная жара, так что было больно босиком ходить по палубе. Вода выдавалась тёплая, по четверть кружки. Доктор Медер пробовал настаивать морскую воду на чае. Но чая этого пить было невозможно. Начиналась тошнота. Многие заболели животом, и нижняя палуба превратилась опять в госпиталь. Духота там была невообразимая.
Женщины пошили нам белые рубашки из холста, но и в белых рубашках было жарко. Мы обдавались морской водой из вёдер, но жажда от этого не уменьшалась. У меня всё время шумело в ушах, не знаю — от голода или от жажды. И я уже не мог так быстро бегать по поручениям капитана.
В довершение всех бед ветер ослаб, и мы едва тащились по морю. На корабле начались ссоры и даже драки. Не было покоя ни днём ни ночью. Помню, в одну из ночей к нам в капитанскую каюту начал стучаться Ванька.
— Вставай, Лёнька!.. Лёнька!.. Капитан!..
— Что такое?
— На палубе собрание. Степанов собрал.
— Какое собрание? — закричал Беспойск и соскочил с койки.
— Пить хотят все.
— Да ведь нет воды.
