Рам и Гау - Радзиевская Софья Борисовна (читать книги без txt) 📗
Бежать! Но куда? Позади ущелье, из которого они только что выбрались, впереди — огненная река. Оставалась одна дорога: вниз по склону горы, к приветливой равнине, откуда Гау привёл их сюда.
Носорог? О нём больше не вспоминали. Разве могло быть что-нибудь страшнее огня? Люди мчались с горы, ломая кустарник, натыкались на деревья, падали и катились по склону кувырком, заражая друг друга всё нарастающим страхом. Гау не пробовал их останавливать. Общее бегство захватило и его, он мчался и оглядывался вместе со всеми. Но в его маленьких упрямых глазах виднелся не только животный страх, не он. заставлял его морщиться и тяжело вздыхать. Его тонкие губы усиленно шевелились.
— Огонь! — произнёс он тоскливо. И опять повторил: — Огонь!
Глава 33
Густой кустарник, через который люди продирались почти вслепую, кончился у подножия горы. Один за другим выбегали на равнину отставшие и, задыхаясь, останавливались в полном изнеможении.
Гул и грохот, подземные толчки продолжались. Столб дыма на вершине стал ещё гуще, но огненный поток спускался с горы где-то по другой дороге, с этого места его не было видно. Равнина лежала перед людьми такая, какой они привыкли её видеть, если бы не слой пепла, покрывавший траву и листья деревьев. Странно было также полное отсутствие жизни: исчезли стада стройных антилоп и высоких жираф, ушли слоны и огромные нелетающие птицы. Удивительный инстинкт вовремя предупредил их об опасности, которой не почувствовали заранее люди. Они не знали, что носорог-мать осталась здесь потому, что в кустах лежал её детёныш со сломанной ногой.
Люди уже собрались у подножия горы, как вдруг из гущи кустов на склоне раздался детский крик. Они испуганно шарахнулись в сторону, хотя в крике слышался скорее не страх, а удивление. Крик повторился, его узнали. Кричала маленькая Си. Тотчас же, покрывая её голос, прогремел ответный мощный рёв мужской глотки: расшвыривая стоявших на пути, назад в кусты устремился свирепый Руй.
Мужчины, увлечённые его примером, двинулись было за ним осторожно, но его новый крик заставил их забыть об осторожности, обо всём, кроме желания обогнать других.
— Есть! Еда! — означал клич Руя, и орда с шумом вломилась в самую гущу кустов. Огромный олень последним усилием попробовал подняться навстречу, но тяжело повалился на бок: ноги, изломанные в поспешном бегстве с горы, ему не повиновались. Тяжёлое каменное рубило Руя тут же прекратило его страдания. Люди радостными криками сзывали отставших.
Мяса, жирного и горячего, хватило на всех. А когда от оленя остались чисто высосанные кости, матери перестали бояться мужчин и прятать от них детей. Теперь голода больше не было, а прошлого никто вспоминать не собирался.
На этот раз вместе с сытостью не пришла обычная беспечность: гул и грохот, непрерывное содрогание почвы не давали забыть об опасности. Страх шёл по пятам, горячий ветер кружил головы. Едва покончив с едой, люди поспешили опять вниз, на широкий простор равнины, прочь от опасностей огненной горы. Никогда ещё они не слушались с такой готовностью голоса Гау, звавшего в путь. На равнине, не сговариваясь, все как один, повернули налево: река, широкая и спокойная, вспомнилась им и манила золотистыми отмелями, тихими заводями, полными рыбы и ракушек, свежим воздухом, не отравленным дыханием страшной горы, прохладой. Огонь внушал им теперь такой же страх, как животным, которые всегда от него убегали. Всем… кроме Гау, Рама и старого Мука. Но их об этом никто не спрашивал, да и они не сумели бы ответить на вопрос — что делается у них в душе.
Как далёк был путь до реки? Этого люди не знали. Их дорога от реки до горы прошла в беззаботности. Полные желудки не располагали к спешке — каждый День был хорош по-своему, и нечего было торопиться менять его на следующий. Но теперь… Всё, что могло бегать и летать, разбежалось и разлетелось с их пути, равнина опустела. Исчезли не только лёгкие антилопы и грузные слоны. Дети и женщины напрасно шарили в траве, поднимая облака удушливого пепла: юркие зеленые ящерицы, такие нежные и вкусные, тоже куда-то подевались. От голода спасала пока жирная толстобрюхая саранча. Она во множестве облепляла запылённые стебли травы: ей всё годилось.
К концу первого дня пути саранчой заинтересовались и мужчины. Стало ясно, что на охоту скоро рассчитывать не придётся, а значит нечего тут и задерживаться. И люди шли не задерживаясь, на ходу горстями набивали рты жирной саранчой. Хорошо, что у неё ещё не отросли крылья и не на чем было улететь из гиблого места.
Гау шёл впереди. Только он и Руй сохранили во время бегства с горы каменные рубила, выточенные старым Муком, да Урр подобрал у подножия горы новый камень, тяжелее прежнего. Остальные мужчины выломали голыми руками крепкие дубинки: кто знает, что может встретиться на пути?
Люди шли и слушали, как земля по временам вздрагивает, точно под ней кто-то ворочается, большой и сильный. Так им казалось, и от этого было очень страшно, и они, оглядываясь и вздрагивая, убыстряли шаги.
Однако как люди ни торопились, проклятая гора точно не хотела с ними расставаться. Когда спускалась ночь, огненный столб по-прежнему близко стоял на небе перед их испуганными глазами. Люди всхлипывали от страха, рычали от злости, отворачивались, лёжа на помостах, сделанных наспех к ночи на деревьях. Напрасно. И, отворачиваясь, они чувствовали: столб — вот он — стоит за спиной.
Гау не отворачивался. Уже взобравшись на помост, он подолгу сидел, обхватив руками колени, и не отводил глаз от сияния наверху горы. Губы его тихо шевелились. Маа, засыпая около него, слышала одно и то же знакомое слово.
— Огонь! —тихо выговаривал Гау. И опять через малое время повторял:— Огонь!
— Спать, — шептала в ответ Маа. — Спать!
Она тоже говорила тихо, даже тише, чем Гау: не годится женщине указывать мужчине, как ему следует поступать.
Глава 34
С каждым днём люди шли всё дальше. Гул и грохот под землёй становились тише, а пепла на растениях — меньше. Антилопы не показывались, но появилось множество степных черепах. Люди были сыты и шли веселее. К тому же страшная гора уже осталась далеко позади. Огненный столб исчез, на его месте поднималась прежняя тоненькая струйка дыма, а вечером и ночью её и вовсе не было видно. Люди успокоились, крепкие панцири черепах можно было дробить любым камнем, подобранным на дороге. Жизнь опять налаживалась.
Огонь совсем не был нужен, простое упоминание о нём раздражало и злило.
— Огонь! — сказал раз тихонько Рам и, потянув Мука за руку, показал на исчезающую вдали дымную струйку. И тут же вскрикнул, пошатнулся: сердитый Руй отвесил ему такую затрещину, что мальчик еле удержался на ногах. Руй не желал и слышать этого слова, самый звук его напоминал о перенесённых страданиях.
Мук грустно посмотрел на мальчика, но вступиться не решился: Руй не терпел, чтобы вмешивались в его дела.
Чем дальше люди орды отходили от страшной горы, тем сильнее Мук тосковал по чудесным ярким языкам огня, по его весёлому звонкому голосу. Вечером, если дневной переход не очень утомлял старика, он вытаскивал из сетки несколько подобранных на ходу камней и принимался за работу. Весёлые искры золотыми мухами разлетались в стороны, две пары глаз, забывая про сон и отдых, жадно следили за ними. Глаза Гау и Рама. Часто, увлечённый игрой золотых мух, старик неловким ударом портил уже заострённое ребро камня.
А люди всё шли. Наконец, гул и грохот превратились в тихие вздохи, там, глубоко под землёй. Пепел не покрывал уже свежей зелени растений, а между деревьями замелькали стада лёгких антилоп. Люди орды, изленившиеся на ловле медлительных черепах, снова сделались ловкими, осторожными охотниками. Они уже не смеялись над старостью Мука, не дразнили его, а часто сами приносили ему нежную оленью печёнку в обмен на отточенные каменные рубила.
