Французский дворянин - Уаймэн Стэнли Джон (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
Он говорил ясно. Но, да простит мне Бог, я не сразу понял его. Когда я наконец обратился к матери и увидел ее неподвижное лицо и разбросанные по низкой подушке редкие волосы, тогда только я понял все… Я уже не думал о других. С отчаянным криком я бросился перед нею на колени и закрыл свое лицо руками. В конце концов, что мне было за дело до этой упрямой девчонки, даже до короля, когда передо мной умирала моя мать, единственное человеческое существо, которое еще любило меня, носило одно со мною имя! Эти несколько минут я был достоин ее, ибо забыл обо всем остальном. Симон Флейкс вывел меня наконец из оцепенения, дав мне понять, что она не умерла, а только в глубоком обмороке от потрясения. Тут вошел доктор, за которым он посылал соседа. Заняв мое место, он привел ее в чувство. Но ее крайняя слабость не позволяла мне надеяться ни на что, кроме временного улучшения. Умирающая лежала с закрытыми глазами, держа мою руку в своей. Около полудня студент дал ей немного бульона. Она ожила и, узнав меня, более часу смотрела на меня с невыразимым удовольствием. Я думал уже, что она потеряла способность говорить; но она знаком попросила меня наклониться к ней, прошептав что-то такое, что я не сразу понял. Наконец я расслышал:
– Она ушла? Та девушка, которую ты привел с собой?
Крайне смущенный, я отвечал утвердительно, но просил ее не думать об этом. Мне, однако, нечего было опасаться: когда она заговорила вновь, в ней не было заметно возбуждения.
– Когда ты найдешь ее, Гастон, – прошептала она, – не сердись на нее. Она не виновата: он обманул ее. Посмотри!
Я взглянул в том направлении, куда она указывала мне скорее глазами, чем рукой, и заметил у изголовья золотую цепочку.
– Она оставила это? – прошептал я, глубоко взволнованный.
– Она положила это здесь. Она пыталась остановить его, когда он говорил, но не могла, Гастон. Потом он увлек ее за собой.
– Он показал ей какой-нибудь знак, не так ли?
– Какой-то кусок золота, – прошептала моя мать, слабо улыбнувшись. – Теперь я засну…
Студент, которого я послал за припасами, вскоре вернулся, и мы просидели около нее далеко за полночь. Со странным облегчением узнал я от доктора, что она уже раньше похварывала и в любом случае не могла долго прожить. Она не страдала и не чувствовала страха. Выходя по временам из сонливости и встречаясь взглядом со мной, она, казалось, благодарила Бога и была довольна. Помню, что для меня в этой комнате сосредоточивался тогда весь свет. Тишина ее не нарушалась отзвуком смут, волновавших города Франции, а сосредоточенное здесь слабое дыхание матери подавляло все честолюбие, все надежды моей жизни… Перед рассветом Симон Флейкс вышел из комнаты, чтобы почистить лошадей. Вернувшись назад, он подошел ко мне и шепнул на ухо, что имеет сказать кое-что. Мать моя спала спокойным сном; я высвободил свою руку и, тихонько встав с места, подошел к очагу. Не говоря ни слова, Флейкс поднес ко мне кулак и вдруг раскрыл руку. Я взял то, что он держал в руке. Это был бархатный бант какого-то особенного темно-красного цвета; взглянув на него, я сейчас же вспомнил, что видел его на маске мадемуазель.
– Где вы нашли это? – пробормотал я, полагая, что он подобрал его на лестнице.
– Посмотрите на него! – нетерпеливо ответил он. – Вы не осмотрели его, как следует.
Я перевернул бант и увидел нечто, ускользнувшее от меня при первом взгляде. Какой-то причудливый узор, вышитый белым шелком неумелою рукой, покрывал большую часть бархата. Стежки составляли буквы. С испугом прочел я: Ко мне! В углу, вышитые более мелкими стежками, стояли начальные буквы: Ц. д. л. В. Я с нетерпением взглянул на студента и спросил:
– Где вы нашли это?
– На улице, – спокойно ответил он. – В трехстах шагах отсюда.
– В канаве или около стены?
– Конечно, около стены.
– Под окном?
– Именно. Можете быть покойны: я не дурак. Я заметил это место, господин де Марсак, и не забуду его.
Я находился в жестоком затруднении и не знал, как поступить. С одной стороны, я не мог оставить свою мать, с другой – не мог без мучительной боли оставаться в бездействии, когда ля Вир, которую я поклялся защищать и которая теперь страдала из-за моей оплошности, взывала о помощи. Я не мог сомневаться, что именно таково было назначение бархатного банта. Конечно, вспоминая гордый, бесстрастный нрав этой дамы и ее отношение ко мне, я не мог ожидать ничего хорошего. Я был уверен, что только крайняя нужда могла заставить ее так унизиться. Это соображение, в связи с опасением, что она попала в руки Френуа, возбудило во мне ужасное сомнение: я не мог решить, куда призывал меня долг. Меня тянуло и в ту, и в другую сторону. Рука моя нащупывала рукоятку меча, ноги не могли устоять на месте; а глазами я искал мать и тревожно прислушивался к ее тихому дыханию. Мучимый беспокойством, я взглянул на студента. Глаза наши встретились.
– Вы видели человека, который увел ее? – пробормотал я. – Каков он на вид? Толстый, распухший тип, с повязкой на голове, или, быть может, с раной на лице?
– Совсем нет! Это был высокий молодой щеголь, очень красиво одетый, с темными волосами и прекрасным цветом лица. Я слышал, как он сказал ей, что явился от одного ее высокопоставленного друга, которого не решался открыто назвать в Блуа. Он прибавил, что принес от него известную ей вещицу. Когда же мадемуазель упомянула о вас… Она вошла, со своей служанкой, в комнату вашей матушки как раз вслед за ним…
– Он, значит, подстерег меня, когда я выходил?
– Да. Ну, так когда она упомянула о вас, он поклялся, что вы проходимец, самозванец, и спросил ее, считала ли она возможным, чтобы ее друг дал такое поручение такому человеку?
– И после этого она ушла с ним?
Студент кивнул головой.
– Без всяких промедлений? По собственной воле?
– Ну да! Так мне показалось. Как я понял, она не хотела, чтобы он говорил при вашей матери, вот и все.
Я невольно сделал шаг по направлению к двери, но, вспомнив свое положение, со стоном вернулся назад. Не владея собой, стремясь найти какой-нибудь исход своим чувствам, я схватил юношу за плечи и начал трясти его.
– Скажите, что мне делать? – сказал я сквозь зубы. – Говорите, думайте! Придумайте что-нибудь.
Он только покачал головой. Я выпустил его, пробормотав проклятье, сел на стул около кровати и обеими руками схватился за голову. Но в эту самую минуту совершенно неожиданно явилась помощь. Дверь отворилась, и в комнату вошел доктор. Это был опытный врач, имевший много дела при дворе, однако гугенот, что и побудило Симона Флейкса обратиться к нему через хозяина «Кровавого Сердца», этого тайного места свидания протестантов в Блуа. Исследовав больную, он собирался уже уйти, как человек деловой, серьезный и молчаливый, но я остановил его у дверей.
– Что скажете, сударь? – спросил я тихо, положив руку на его пальто.
– Она пришла в себя и может прожить еще дня три, – спокойно ответил он. – Может быть, и четыре, а если Богу угодно будет, то и больше.
Сунув ему в руку две кроны, я просил его приходить ежедневно, что он и обещал, уходя. Мать продолжала спокойно дремать, а я, покончив со своими сомнениями, решительно обратился к Симону Флейксу.
– Слушайте и отвечайте! Мы не можем оба уйти отсюда: это ясно. А между тем я должен отправиться, и притом немедленно; к тому месту, где вы нашли бархатный бант. Опишите мне точно это место так, чтобы я мог найти его.
Он кивнул головой и после минутного размышления ответил:
– Вы знаете улицу Сен-Дени? Хорошо. Ну, так идите по ней так, чтобы «Кровавое Сердце» оставалось у вас по левую руку. Пройдя гостиницу, заверните на вторую улицу налево. Третий дом от угла, опять-таки по левой стороне, имеет ворота, ведущие к госпиталю Св. Креста. Над воротами, в нижнем этаже, есть два окна, над ними – еще два. Бант лежал под первым окном, считая с той стороны, с которой вы подойдете. Понимаете?
– Прекрасно. Вы недаром учились, Симон.
Он задумчиво посмотрел на меня, но ничего не прибавил. Я подтянул свой меч и накинул плащ так, чтобы он закрывал и нижнюю часть лица. Затем я вынул и пересчитал 35 крон, которые передал Флейксу, попросив его оставаться при моей матери, в случае если бы я не вернулся. Хотя я рассчитывал только отправиться на разведку и узнать, находилась ли еще мадемуазель в Блуа, тем не менее будущее представлялось мне сомнительным, особенно ввиду того, что враги мои знали меня, мне же они были совершенно незнакомы. Молча простившись с матерью и выйдя из комнаты, я стал медленно спускаться по лестнице.
