Смертельные враги - Зевако Мишель (полная версия книги .txt) 📗
– Да, – медленно произнес Сервантес, – это удовольствие, должно быть, нечасто вам выпадает.
– И вправду, очень редко.
– Видите ли, чтобы понять и оценить такую простую и прямую натуру, как ваша, надо самому обладать душой простой и прямой. Да, шевалье, в наше время, такое сложное и запутанное, прямота и простота почитаются непростительным преступлением. На несчастного, страдающего этим чудовищным пороком и имевшего неосторожность его продемонстрировать, обрушиваются все «честные» люди (которые и составляют огромное стадо, именуемое обществом), готовые с оружием в руках разорвать его; самое меньшее, что может с ним произойти – он прослывет безумцем... Мне думается, вам кое-что об этом известно...
– Клянусь Богом, это правда! До сих пор я встречал лишь волков, которые показывали мне свои клыки и пытались меня разорвать... Однако вы видите, что я тем не менее неплохо себя чувствую.
Беседуя подобным образом, они вошли в трактир, и, надо полагать, рекомендация Сервантеса стоила многого, ибо – явление поистине замечательное в стране, где леность людей может сравниться лишь с их чрезвычайной сдержанностью, – трактирщик проявил необычайное радушие и поторопился приготовить все для пира, который Пардальян вознамерился задать своему новому другу.
– Мы поговорим за столом, попивая вина моей страны, – сказал шевалье Сервантесу, – они, быть может, не столь хороши, как ваши, но умеют с приятностью развязать самые стойкие языки. Вы расскажете мне, кто вы, а я вам – кто я.
В ожидании, когда обед будет готов, они уселись во внутреннем дворике, среди других, довольно многочисленных посетителей, перед бутылкой старого хереса.
Внутренний дворик трактира «Башня» был, как и все внутренние дворики Испании, довольно обширен, вымощен плиткой и защищен от солнца тентами. Уже стемнело, и дворик освещали полдюжины масляных ламп, установленных на треножники из кованого железа.
– Видите, шевалье, – сказал Сервантес, – днем, когда солнечные лучи палят слишком нещадно, от них можно укрыться под аркадами, покоящимися на этих тонких колонках. Этот трактирный дворик ни в чем не уступает двору самого роскошного замка. Здесь даже есть свой собственный фонтанчик, окруженный апельсиновыми деревьями, пальмами и цветами. Живительные струи поддерживают приятную свежесть, а цветы наполняют воздух своим ароматом. Чего же еще можно желать?
Наконец очаровательная пятнадцатилетняя девочка подала обед; это была дочь трактирщика, которую отец послал, чтобы оказать честь своим дорогим гостям.
Они беседовали, вовсю работая челюстями и запивая съеденное немалым количеством бордосских вин вперемежку с лучшими испанскими; когда Сервантес поведал свою историю, Пардальян сказал:
– Итак, вы были солдатом, храбро сражались в славной битве при Лепанто, где получили увечье, как я могу судить по вашей левой руке – вы двигаете ею с явным трудом; теперь вы служите в губернаторстве Индии и горите желанием обессмертить свое имя, создав некий нетленный шедевр? Черт побери! Да! Вы напишите этот шедевр, и ваша слава сравнится, а может быть, и превзойдет, славу господина Ронсара, которого я знавал!
– Что вам сказать, шевалье? До сих пор я терзался ужасными сомнениями. Но теперь я и с самом деле верю, что напишу если и не шедевр, как вы предполагаете, то уж во всяком случае, книгу, которая не пройдет незамеченной.
– Ага! Я был в этом уверен!.. Но скажите – почему сами-то вы сейчас уже не сомневаетесь?
– Потому что я наконец-то нашел образец, нашел своего героя, которого так долго искал, – ответил Сервантес с загадочной улыбкой.
– Отлично, разрази меня гром!
Тем временем дворик постепенно опустел. Лишь за столом на другом его конце осталась группа шумных собутыльников, хлопочущая служанка и дочь трактирщика, которая следила за тем, чтобы тарелки и стаканы двух новоиспеченных друзей были полны.
Сервантес осмотрелся кругом и убедившись, что никто не может их услышать, понизил голос и зашептал:
– А вы, сеньор? Вы говорили о какой-то миссии... Простите меня, но я умоляю видеть в моем следующем вопросе лишь желание быть вам полезным.
– Я уверен в этом, – отозвался Пардальян. – Итак, ваш вопрос.
– Потребует ли ваша миссия общения с королем?
– Общения... и столкновения! – четко произнес Пардальян, глядя испанцу прямо в глаза.
Сервантес молча выдержал взгляд шевалье, а затем, пригнувшись к столу, сказал очень тихо:
– В таком случае говорю вам: берегитесь, шевалье, берегитесь!.. Если вы появились здесь с намерением помешать политике короля, забудьте о том прямодушии, что светится в ваших глазах... Скрывайте свое лицо, наденьте на него непроницаемую маску, ибо здесь вы увидите лишь маски, лишь капюшоны с отверстиями для глаз... Следите за своими словами, за своими жестами, мыслями, ибо в наших краях ребенок, которому вы дадите кусок хлеба, птица, которая заденет вас своим крылом, – все, все выдаст вас и донесет на вас инквизиции... Если вы явились для борьбы, не доверяйте своей силе, своему окружению, своему уму!.. Всегда будьте начеку, шевалье, и смотрите не перед собой, но направо, налево, позади себя, оглядывайтесь по сторонам, но особенно назад, так как поразить вас попытаются именно в спину!
– Проклятье! Ваши слова производят впечатление, дружище!..
Обращаясь к девушке, Пардальян спросил:
– Скажите-ка, милое дитя, как вас зовут?
– Хуана, сеньор.
– А ну-ка, красавица Хуана, принесите мне еще апельсинового желе, оно необычайно вкусное, клянусь честью!.. И поищите-ка хорошенько у вашего многоуважаемого батюшки – не найдется ли у него еще бутылочки того сомюрского, к коему я весьма неравнодушен.
– Дон Кихот! – пробормотал Сервантес.
Десять минут спустя Хуана поставила на стол желе и вино и удалилась легким шагом.
– Итак, милейший господин де Сервантес, вы говорили, что... – беззаботно начал Пардальян, тщательно намазывая желе на медовую коврижку.
Секунду Сервантес ошеломленно глядел на него, потом тихонько покачал головой.
К тому времени они оказались во дворике одни.
– Известно ли вам, что такое король Филипп? – продолжал Сервантес по-прежнему шепотом.
