Тень мечей - Паша Камран (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
— Красиво, верно? — негромкий голос Саладина прервал размышления раввина. — Гобелен принадлежал моему тестю — Нур-ад-дину. Вероятно, это самый дорогой предмет из его личной коллекции в Дамаске. Он подарил мне его на свадьбу.
Упоминание о браке султана с необычайно красивой и смертельно опасной принцессой Ясмин тут же вернуло Маймонида с небес на землю. Сейчас он обязан задать свои вопросы, рискуя вызвать гнев султана. Пустить все на самотек, позволить ситуации развиться до неизбежного и безжалостного конца от рук султанши — об этом не могло быть и речи. Маймонид взглянул прямо в глаза Саладину, но так и не смог подобрать нужных слов.
— Что привело тебя сюда, друг мой? — Саладин смерил его пристальным взглядом. Он больше не улыбался, а смотрел на своего лекаря так же внимательно, как на гонцов, прибывших с неожиданной и сомнительной новостью.
— Тут дело деликатное, сеид. — Маймонид почувствовал, что весь взмок от волнения. На лице Саладина не дрогнул ни один мускул, так что было невозможно понять, о чем он думает.
— Говори, не бойся, ты несколько раз спасал мне жизнь. — В голосе Саладина сквозило напускное спокойствие. Султан, благодаря интуиции, понимал человеческую природу и, по всей вероятности, почувствовал, что Маймонид не решается перешагнуть границы дозволенного между господином и слугой.
Раввин сделал глубокий вдох — в надежде, что не последний.
— Я обратил внимание, что ты увлекся моей племянницей, сеид. — Уф! Он наконец произнес это.
Маймонид был готов к любой реакции, но последовавший взрыв смеха сбил его с толку. Султан запрокинул голову и захохотал так, как будто только что услышал одну из непристойных сказок Шахерезады из «Тысячи и одной ночи». Маймонид поймал себя на том, что даже покраснел от смущения, а затем от досады. Султан довольно долго веселился, прежде чем смог задать вопрос:
— А ты против, мой старый друг?
Маймонид знал, что следует быть осторожным. Даже если султан решил перевести это потенциально пагубное дело в шутку, он все равно может поплатиться головой за неправильно подобранные слова.
— На свете нет мужа более великого, чем ты, мой султан, — осторожно продолжал раввин. — Боюсь, что Мириам, дочь бедного раввина, не достойна…
— Тебя ведь не это гложет, — перебил его султан. Внезапно его лицо вновь стало серьезным, и Маймонид почувствовал, как по спине пробежал холодок. — Говори, что у тебя на уме, или уходи.
На мгновение перед мысленным взором Маймонида предстала Мириам. Не сегодняшняя Мириам — красивая, импульсивная и высокомерная. А девочка, которой каким-то образом удалось избежать жестокой участи своих родителей, погибших от рук мародеров-франков. Он видел, как она медленно спускается с верблюда, принадлежащего бедуину, который нашел ее в пустыне. Одну. Со спутанными, нечесаными волосами, жестким и бесчувственным выражением на осунувшемся лице, похожем на высеченные в камне лица фараонов, которые охраняли старинные замки в Луксоре. [48] Но больше всего ему запомнились ее глаза. Немигающие, смотрящие прямо перед собой, одновременно и потухшие, и до ужаса живые. Прошло несколько недель, прежде чем Мириам хоть с кем-нибудь заговорила. Много месяцев, прежде чем она засмеялась и стала играть, как это свойственно обычному ребенку. Маймонид так и не узнал, что она видела, что пережила во время налета. Да и нужно ли это знать? Но он поклялся, что Мириам больше не узнает страданий. Он относился к племяннице как к королеве, окружил ее уютом и дал почувствовать себя в безопасности. Он подарил ей свою бесконечную любовь, на которую (так, во всяком случае, он думал) не способно его сердце. А сейчас его драгоценная девочка стояла на краю пропасти, глядя в бездонный колодец слез и предательства. Если она упадет, он никогда не сможет достать ее оттуда. Его любимой племяннице удалось выжить в безжалостной пустыне, но Маймонид знал, что Мириам недостанет сил противостоять гневу ревнивой и мстительной султанши, ибо даже выжженные пустыни Синая в сравнении с ее сердцем — зеленеющие холмы райского сада.
— Дело в султанше Ясмин, — набравшись смелости, неожиданно признался Маймонид. — Прости, сеид, но я боюсь за Мириам, если госпожу обидят твои намерения.
Саладин смотрел на советника долгим изучающим взглядом. Тишину комнаты нарушало лишь затрудненное дыхание старика. Словно римский император Юстиниан [49], Маймонид перешел реку и сжег мосты. Назад дороги нет. Он опустился до отвратительных дворцовых интриг и высказался против султанши — теперь его жизнь висит на волоске. Но если суждено умереть, то уж лучше защищая Мириам, а не от подступающей старости.
Султан искренне улыбнулся, и раввину показалось, что из-за грозовых туч выглянуло солнце.
— Не волнуйся, друг мой, — произнес Саладин, блеснув зубами цвета слоновой кости. — Твоя отважная племянница милостиво дала мне от ворот поворот. Уверен, что шпионы султанши уже доложили своей госпоже.
Маймонид внезапно почувствовал себя старым болваном. Румянец, сошедший с его лица во время разговора с господином, сейчас залил его краской смущения. Раввин почувствовал легкое головокружение. Мириам честно призналась, что между ней и султаном ничего нет, несмотря на злые пересуды, а он ей не поверил. Конечно, он знал, что его племянница не всегда откровенничает о своих любовных делах — слишком много сплетен о ее личной жизни слышал он в Каире, чтобы отмахнуться от всего как от жестокой инсинуации, — но слишком быстро предположил худшее.
Султан дружески похлопал советника по плечу.
— Я восхищен твоей смелостью, раввин, — сказал он. — Видимо, это качество в вашей семье в крови.
— Прости меня, сеид. — Маймонид всей душой желал, чтобы эта аудиенция побыстрее закончилась, чтобы он мог ретироваться в свой кабинет, забыть безжалостные дворцовые интриги и погрузиться в тихий и безопасный мир книг.
— Здесь нет твоей вины, — заверил раввина Саладин. Султан внимательно посмотрел на него, а потом добавил: — Если ты еще сердцем не понял, я скажу вслух. Ты очень дорог мне, ребе. В юности я опирался на своего отца Айюба, чтобы получить духовное наставление в этом жестоком мире, где, как мне кажется, нет никаких законов. С тех пор как мой отец вознесся к Аллаху, я полагался на тебя, черпая внутреннюю уверенность. Оставайся всегда таким, друг мой.
Эти слова Маймонид будет свято хранить оставшуюся часть жизни. А сейчас раввин просиял и почувствовал, как подобно утренней росе, испаряющейся под теплыми лучами солнца, уходят его смущение и нервозность. Со времен мифов и легенд такие люди, как Саладин, не ступали на грешную землю. В мире, где господствует абсолютная королевская власть, где монархи находят удовольствие, наказывая подданных за наименьшие провинности, появился Саладин, хладнокровно и с улыбкой выслушивающий упреки слуг. Во времена, когда религия является краеугольным камнем ненависти и распрей, он, мусульманин, словно отца, обнимает старого еврея. В глубине души Маймонид благодарил Всевышнего за то, что Он даровал Саладину власть на Святой земле. С Саладином — таким достойным и сильным правителем — они, дети Авраама, евреи, христиане, мусульмане смогут наконец существовать вместе и создать мир, основанный на справедливости и мире, начиная со Священного города — Иерусалима. Вероятно, как и предвидели пророки, добро все-таки восторжествует над злом.
Но Бог тут же напомнил старику о своей любви к шуткам. Пока такие грандиозные мысли мелькали в голове раввина, его отвлек звук хлопающих крыльев со стороны окна.
Султан повернулся и подошел к сводчатому окну, находящемуся в десятом ярусе над хорошо орошенным садом. Он распахнул резные дубовые ставни и впустил пестрого, бело-коричневого голубя. Маймонид тут же узнал птицу — это был один из обученных султанских почтовых голубей, приносящих важные вести со всего халифата. К лапке голубя была привязана крошечная железная трубочка. Саладин осторожно снял ее и, одной рукой успокаивающе погладив птицу, другой открыл трубочку. Внутри находился плотно скрученный пергамент. Султан аккуратно извлек письмо.
48
Город в Верхнем Египте, на восточном берегу Нила. В Луксоре и вокруг города находятся некоторые из важнейших археологических мест Египта.
49
Флавий Петр Савватий Юстиниан — император Византии (Восточной Римской империи) с 1 августа 527 вплоть до своей смерти в 565 году. Его правление знаменует собой важный этап перехода от римских традиций к собственно византийским.