История любви дурака (СИ) - Сабатини Рафаэль (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Один за другим они выходят следом за королём, а потом, когда дверь закрылась за последним из них, из-за богатой парчовой драпировки, которая занавешивает одно из окон, выглядывает голова, и пара тёмных глаз быстро осматривает комнату; в следующий миг шторы раздвинуты – и вперёд ступает Куони фон Штоккен.
На его смуглом лице выражение неистового, почти сатанинского ликования, и тихий глумливый смех, который вырывается из его тонких губ, не может быть сравним ни с чем другим, кроме как с хохотом самого дьявола-искусителя в час его победы.
– Итак, господин мой Савиньон, вы занялись политикой, да? – бормочет он, потирая свои худые, сильные руки. – И сегодня ночью вы умрёте. Дурак! Законченный дурак! То, что вы родовиты, богаты, обласканы как при французском, так и при заксенбергском дворе, не утолило вашей алчности, напротив, вам надо было захотеть, кроме того, стать творцом истории, и, как многие другие такие же до вас, вы сами погубили себя. О, что за создание человек! Фу!
И с усмешкой презрения ко всему человеческому роду вообще и к маркизу де Савиньону в частности Куони бросается в кресло, которое недавно занимал король.
– Подумать только, – продолжает он, – что человеку, который вот-вот станет мужем такой женщины, как Луиза фон Лихтенау, надо играть и фехтовать со смертью. – Клянусь мессой, сир, – восклицает он, поднимая свою длинную руку и говоря так, как если бы король был здесь, чтобы услышать его, – не лишайте его жизни! Пощадите его и облачите в мой шутовской наряд, он слишком невероятный дурак, чтобы умереть!
Затем неожиданно глумливая ухмылка сползает с его лица, сменяясь серьёзным, печальным выражением, как только ему на ум приходит мысль: "Чтозавтра подумает фрейлейн Луиза, когда до неё дойдут новости? Как она вынесет это?" Что она любит де Савиньона всем своим сердцем и душой, шут знает очень хорошо, и как только он вспоминает об этом, то скрежещет зубами и вонзает ногти в ладони своих стиснутых рук.
Его воображение рисует, какой Луиза будет завтра, и душу ему захлёстывает огромной, всеподавляющей волной печали и жалости, омывающей и очищающей его от греховной радости, которую испытывал он лишь мгновение назад. "Она зачахнет и умрёт от этого, – говорит он себе, – всё равно как я чахну и умираю из-за любви к ней! Увы! Бедная Луиза!" И он тяжко и горестно вздыхает. Потом, оперев подбородок на руки, а локти на колени, сидит глубоко задумавшись, глаза его прикованы к полу.
И вот так он продолжает сидеть около часа, обдумывая странные мысли в странном роде и взвешивая в уме странное решение. Наконец, случайно подняв глаза, он останавливается взглядом на часах из золота и слоновой кости. Их вид заставляет его внезапно вскочить на ноги...
– Himmel! (Небеса! – нем.) – восклицает он. – Остаётся всего лишь полчаса до полуночи – до похоронного звона по нему.
Он медлит мгновение в нерешительности, затем поспешно направляется к двери и исчезает.
Между тем случилось так, что из-за пожара, который несколько дней назад разрушил дворец Савиньона на Клостерштрассе (Монастырской улице – нем.), маркиз оказался гостем своего будущего тестя – графа фон Лихтенау.
В ту самую ночь – то есть, как сообщает нам позорная страница Заксенбергских хроник, 12 августа 1635 года – де Савиньон удалился в комнату, отведённую в его покоях под спальню, как только пробило одиннадцать.
Чувствуя себя всё ещё бодрым, француз, который настроен, разумеется, поэтически, достаёт французский перевод "Одиссеи" и, бросившись в роскошное кресло, вскоре погружается в приключения Улисса на острове Калипсо. Его сердце полно сочувствия к нимфе и презрения к царю Итаки, когда шорох оконных штор возвращает маркиза обратно в Заксенберг и его обстановку, заставив вздрогнуть. Взглянув вверх, он замечает тёмную тень в оконном проёме, и, прежде чем успевает хотя бы шевельнуть пальцем, в комнату спрыгивает человек – и вот со странным выражением на лице перед ним стоит Куони фон Штоккен.
Воображая, что у этого визита отнюдь не дружественная цель, маркиз выхватывает из-за пояса кинжал, отчего тень улыбки мелькает на мрачном лице шута.
– Уберите ваше оружие, месье де Савиньон, – спокойно говорит он. – Я не наёмный убийца, но есть другие, идущие вслед за мной, и они заслуживают этого звания.
– Что ты имеешь в виду? – надменно вопрошает маркиз.
– Я принёс вам известие, месье, – отвечает Куони, опуская голос до шёпота, – что заговор по свержению Зонсбекской династии раскрыт.
Француз выскакивает из своего кресла, как если бы кто-то ткнул в него кинжалом.
– Ты лжёшь! – взвизгивает он.
– Лгу? – следует равнодушный отклик. – Тогда, если всё не раскрыто, как вышло, что я осведомлён об этом?
Затем, как бы не замечая встревоженности Савиньона, Куони продолжает в том же сдержанном тоне.
– Я также принёс вам известие, что у его величества имеется список вожаков, что ваше имя фигурирует в этом списке и что именно по королевскому соизволению, когда на колокольне Святого Освальда пробьёт полночь, это возвестит десятерым знатным господам, что их последний час на земле прожит, ибо к каждому в покои проникнут трое палачей, чтобы привести в исполнение смертный приговор, который без суда был вынесен королём два часа назад.
Француз слишком ошеломлён, чтобы сразу же ответить; он падает назад в кресло, его щёки бледны от страха, а глаза дико вытаращены на шута. Дело слишком серьёзно, поведение Куони слишком впечатляюще, чтобы оставались какие-то сомнения в достоверности его заявлений.
– И ты один из трёх убийц, кому поручена моя кончина? – говорит де Савиньон наконец, со вспышкой ненависти в глазах и с воспоминаниями о своей вражде с шутом в уме.
– Нет, – отвечает Куони просто.
– Тогда почему ты здесь? – следует яростный крик. – Почему? Ответь мне! Пришёл позлорадствовать над моей кончиной?
– Я пришёл, чтобы попытаться спасти вас, – звучит холодный, гордый ответ.
– Спасти меня? Я правильно тебя понял?
– Ну да, спасти вас. Но поторопитесь, мой господин, нельзя терять ни мгновения, чтобы мне это удалось. Снимайте ваш дублет. Скорей!
И пока маркиз машинально начинает повиноваться ему, шут продолжает:
– Перед ратушей, на углу Клостерштрассе, вы найдёте ожидающий экипаж. Садитесь в него, ничего не говоря; кучер получил указания и отвезёт вас в деревню Лосниц в трёх лигах отсюда. В карете есть свёрток с одеждой, которая будет вам впору. Когда вы остановитесь у гостиницы “Шварцен Хирш” ("Чёрный олень" – нем.), то найдёте приготовленного для вас коня; направьте его в сторону границы; к восходу солнца вы будете в добрых пятнадцати лигах от Шверлингена и вне досягаемости короля Людвига, когда он обнаружит, что вы не умерли; и не позднее завтрашней ночи, если поскачете во весь дух, будете спать во Франции. Давайте, берите моё облачение.
И, приблизившись, Куони протягивает ему свою длинную чёрную тунику, которую успел снять, пока говорил.
Шутовское одеяние заставляет француза заколебаться, и в уме его вспыхивает подозрение.
– Не один ли это из твоих розыгрышей, господин дурак?
– Если вы сомневаетесь во мне, – восклицает Куони, делая нетерпеливый жест, – подождите и увидите.
– Нет-нет, Куони, я верю тебе! – вскрикивает маркиз. – Но зачем это нужно?
– Зачем? – эхом отзывается тот. – Ах ты ж, осмотрительный мудрец! Что кучер, который должен отвезти вас, подумает, если увидит, что вместо меня вернулся какой-то кавалер? Кроме того, что если вы случайно наткнётесь на ваших убийц по дороге к ратуше? Разве вы не понимаете, что мой колпак с бубенчиками может пригодиться вам?
– Верно, верно, – бормочет маркиз.
– Тогда не теряйте больше времени; до полуночи остаётся лишь несколько минут. Ну же, приступайте!
Савиньон влезает в чёрную бархатную тунику, а Куони нахлобучивает ему на голову капюшон, увенчанный петушьим гребнем, так что черты маркиза скрываются, затем отступает назад, чтобы оценить эффект.
