Крылья Киприды - Крупняков Сергей Аркадьевич (чтение книг .txt) 📗

— Я не верю, — прогремел над толпой голос Гераклида, — но если это правда, я сам исполню свой долг перед народом.

Толпа повернула головы в сторону Гераклида и одобрительно загудела.

— Тебе придется это сделать, — прокричал Сострат, — ибо я один вышел тогда живой и сразу же вернулся в город, чтобы предупредить об опасности, а не пропадал где-то до конца лета, как твой сын!

Сириск покачал головой. Притихшая толпа оживилась.

— Дело говори, Сострат, как было дело!

— Скажу и дело, если вы такие нетерпеливые. Я вас спрашиваю, мог ли человек пропадать более сорока дней и не попасть в руки скифам?

— Не мог! — загудела толпа.

— А мог ли человек, бежавший с поля боя и вернувшийся живым от наших врагов, не изменить народу?

— Не мог! — заревела толпа.

Жгучие слезы обиды затуманили взор Сириска. Толпа затихла. Сострат подошел ближе и, заглянув в лицо Сириску, сказал:

— Видите, как нагло притворяется этот изменник, как хочет разжалобить вас слезами! Воин?! Теперь поздно плакать. И бесполезно, никто тебе не поверит!

Напряженное молчание застыло в воздухе.

— Или, может быть, я не прав, граждане? Если вам этот воин нравится, давайте его возвеличим! Давайте вообще за трусость ставить статуи, а за измену заносить имена предателей в почетные списки! И выставлять их в притворе храма Девы или храма Геракла!

— Негодяй! — сказал Сириск возмущенно.

Сострат отпрянул в сторону. Толпа загудела.

— Видите, как нагло притворяется это чудовище? Как издевается над вами, граждане? Мнение народа, демократия — ему нипочем! Как видно, не мешает отвести его в тюрьму! А завтра решить — как его проводить в царство теней! — Сострат гадко засмеялся и добавил: — Я уверен, что скифы дали ему золото, чтобы он открыл им городские ворота! И я надеюсь, судьи учтут это!

После этих слов толпа пришла в бешенство. Круг сужался, и Сириск уже видел, как его сограждане взялись за рукояти мечей. Ни отца, ни брата, ни Тимона рядом не было.

— Тихо! — это был голос Апполодора. — Дайте сказать ему самому. Это против наших законов — не выслушать обвиняемого. Говори, Сириск!

Воцарилась тишина. Догоравшие факелы слабо освещали лица, и дым поднимался вверх, к звездному небу.

— Что и могу сказать? — Сириск поднял голову и взглянул на Агасикла. — Сострат уже вам много сказал. И вы ему, как видно, верите. Вы же его все знаете. Он уважаемый гражданин. Отличный воин.

В толпе кто-то громко засмеялся.

— Ну, так слушайте. Я ранен, и сил моих не осталось. Я не могу говорить долго. Во всем, что сказал Сострат, — Сириск кивком указал в его сторону, — во всем нет ни слова правды. Я прошу об одном — выслушайте внимательно. Многие скифы не хотят крови. Я там был. Именно теперь, в эти дни решится — будет война или нет. Царь Агар убивает всех, кто за мир с нами. Этот тиран нас ненавидит за то, что мы, торгуя со скифами, учим их гордости и демократии. Скифам надо помочь. Теперь же. Иначе злость войны все погубит. Что вы сделаете со мной — мне безразлично. Рана моя слишком опасна. Я, наверное, умру… скоро… но вы должны спасать город и народ… Это еще не поздно. — Сириск медленно стал оседать на землю.

Толпа затихла. Была уже глубокая ночь, и факелы, сделанные из пакли и смолы, догорали. Толпа молчала.

— Он все врет! — взвыл Сострат. Толпа вздрогнула. — Это все неправда, он же шкуру свою спасает!

— А надо бы твою? — голос, мощный как гром водопада, раздался из темноты. Все оглянулись в ту сторону. — Радуешься, что все погибли? Нет, я вот живой!

Народ расступился, и высокий человек прошел в центр. Длинные густые волосы ниспадали на плечи. Он был бородат, как и многие, одежда была на нем скифская, в руках он держал посох.

— Евфрон! — Агасикл резко встал со своего кресла, он первый узнал сына по походке. — Евфрон, ты ли это?

— Да, отец, это я! Как видишь, не погиб и вернулся! Приветствую вас, граждане!

Толпа удивленно и радостно загудела.

— Я смотрю вы тут с Сириском воюете? — Евфрон подошел к обессилевшему воину, помог ему подняться ни ноги. — А знаете ли вы, что он спас мне жизнь?

Толпа удивленно загудела.

— Граждане! — Евфрон, поддерживая Сириска левой рукой, обратился ко всем: — Как было дело, я расскажу вам, ничего не утая. Но теперь вы видите — нужно спасать Сириска. Поэтому я буду краток: скифы, по своему подлому обычаю, набросились на нас в предрассветный час. Наш лохаг [5]Аристон, я, Сириск и слуги уже встали. Мы готовились будить воинов, как вдруг тучи стрел прошипели над нашими головами. И мы услышали крики и стоны раненых. Многие спросонья выскакивали из палаток, но тут же падали, сраженные стрелами. Аристон, отдавая команды, успел нас собрать и усадить на коней. Когда мы вырвались из этого хаоса, нас было четверо. Я, Аристон, Сириск и Сострат. Остальных скифы отсекли, и мы видели, как их окружили сотни конников. И мы слышали звон мечей и пение стрел. Аристон на полном скаку остановил коня. Мы тоже остановились. Вдруг Сириск изо всей силы хлестнул моего коня плетью. Я рванулся, и стрела прошла мимо. Скиф уже разворачивал коня, когда мы его настигли, и тут же я заколол его. А там, в темноте, все ржали кони, и еще яростнее звенели мечи. Не сговариваясь, мы кинулись к нашим. Спасти мы их не могли. Тут Аристон осадил коня и крикнул мне: «Скачи в город, предупреди, что скифы идут войной». Я отказался. Но он крикнул: «Если ты этого не сделаешь, умрут все». Эти слова меня как будто обожгли. И я повернул коня. — Евфрон опустил голову и замолчал.

Толпа, затаив дыхание, слушала. Кое-где загорелись новые факелы, и при их свете видно было: Евфрон задыхался от волнения, стыда и обиды.

— Я уже на скаку услышал, как они, Аристон и Сириск, громко запели наш боевой марш: «Эй, херсонесцы, мужайтесь, меч и доспехи при нас…» — При этих словах Евфрон не сдержался и, превозмогая слезы, ударил посохом в землю. — Я был уверен, что все погибли, и вот Сириск… жив…

— А как же Сострат? — выкрикнули в толпе.

— Голоса Сострата среди певших пеан [6]я не слышал. Когда в запале Аристон кричал на меня, Сострат исчез. Я отчетливо помню, как Аристон и Сириск помчались прямо в гущу рубки. Сострата там не было.

Евфрон подошел к Сострату. Тот весь сжался.

— Видно, тебе повезло, Сострат?

Сострат начал запинаться.

— Я-я-я… Нет… нет… нет…

Толпа заревела.

— Смерть! Клеветник! Трус! К Харону его!

— Нет, — это поднялся Агасикл. — Нет, граждане. Мы не дикие тавры. Мы не скифы. Мы имеем закон. Суд решит. А сейчас уведите его!

Два воина из стражей булевтерия [7]подхватили Сострата, и он исчез в темноте.

— Уже поздно, — негромко произнес Агасикл, — я думаю, вы, граждане, согласитесь: теперь самое время оказать Сириску помощь и разойтись по домам до решения суда.

Какой-то шум привлек общее внимание. Тяжело дыша, к площади бежали люди.

— Это не правда! Это ложь! — кричал бегущий впереди пожилой человек. Это был Кинолис, учитель Сириска. За ним бежали Тимон — он, видимо, и оповестил всех, — Антоник, его брат Анатолий, верные друзья Сириска. Сзади бежали мать и отец Сириска, сестра Килико и братишка Критобул.

Толпа расступилась, и Агасикл сказал:

— Успокойся, юноша! Истина, как видишь, взяла верх. И довольно быстро. А бывало и хуже! Так что — хайре! Радуйся.

Гераклид весь в слезах попытался взять Сириска на руки, но не смог.

— Вот вырос-то! — улыбнулся он.

Тимон и Антоник взяли Сириска под руки и все имеете пошли к дому.

Вскоре возбужденный гул толпы постепенно стих, город уснул, и только стража перекликалась на высоких стенах Херсонеса.

ЭЙФОРЕОН

Кончался боэдромион, а с ним и лето растворялось в осенней дымке. Но было тепло, и море, вобравшее за лето столько солнца, смягчало первые осенние ветры. Небо сплошь было затянуто облаками, но это еще больше согревало и землю, и степь, и поле пшеницы, и виноградник, и все, что с детства так знакомо было Сириску.