Красная Валькирия - Раскина Елена Юрьевна (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
- Но вы же сами дворянин, Федор!
Федор вскипел:
- Я - большевик, милая барышня, и отрекся от класса, к которому, осмелюсь вам напомнить, принадлежу лишь по матери. Мое дворянство никто не признавал, я - незаконнорожденный. Байстрюк, если вам угодно! Отец был вдовым священником и по церковным законам, будь они неладны, не мог жениться во второй раз. Нас с Сашей дворянчики называли "ублюдками". Вот пусть они и гибнут на своей войне! А мы будем делать революцию!
Так или примерно так с недавних пор заканчивались все их разговоры о войне. Потом Лариса примиряюще улыбалась, позволяла Федору взять себя под руку и проводить до университета. И даже беседовала с Федором о его любимом Достоевском. Федор показательно дулся всю дорогу, ехидничал и величал ее "барышней" или, хуже того, "мадмуазелью", но чувствовалось, что уже не злился. Они подходили к многооконному зданию университета, вежливо прощались, она скрывалась за тяжелой внушительной дверью, а он долго топтался на снегу, лихорадочно потирая ладони и волнуясь. Ильин-Раскольников отчаянно любил Лару Рейснер, так же отчаянно и бесповоротно, как она любила Гафиза.
Федор Ильин-Раскольников был незаконнорожденным внуком генерал-майора береговой артиллерии (по флотской аналогии - адмирала) Василия Михайловича Ильина. Дочь адмирала Антонина, Тонечка, поправ все правила благородного дворянского и офицерского общества, "жила во грехе" с овдовевшим священником Федором Петровым. Их сыновей, Федора и Александра, записали по фамилии матери. Сожительство дочери адмирала и овдовевшего священника шокировало и флотский офицерский круг, и церковных иерархов. Батюшка-генерал сказать по этому поводу ничего не мог: он умер в 1885-м, задолго до скандального гражданского брака дочери. Но из благородного дворянского общества Федя и Саша Ильины были изгнаны с самого детства - без вины виноватые.
В 1907-м, когда Феде исполнилось пятнадцать лет, случилась подлинная беда, не в пример тяжелее, чем собственное незаконное происхождение или не освященные церковью отношения отца и матери. Протодиакон Федор Петров решился на грех самоубийства - вскрыл бритвой сонную артерию. Отец Раскольникова боялся ареста и тюрьмы больше, чем погибели души, и поэтому не захотел и не смог дожидаться, пока за ним придет господин частный пристав с городовыми. А полиция пришла бы за Федором Петровым по причине весьма низменного свойства. Горничная, служившая в доме Петровых, подала на отца семейства жалобу в окружной суд: де мол, изнасиловал ее хозяин, даром что священник, а женщину обесчестил...
Шестидесятидвухлетний отец двух сыновей не стал дожидаться исхода дела и покончил с собой, отказавшись от христианской смерти - без предсмертного покаяния и отпущения грехов. Хотел спасти семью от публичного позора, да только обрек своих близких на тягчайшие муки. Мать Феди так и не оправилась от своего горя - таяла, как свеча во время церковной требы. А для сыновей отцовское самоубийство стало непосильной ношей...
Федя этого груза не вынес. Узнав о бесславной смерти отца, пятнадцатилетний мальчишка забунтовал, подался в революцию, все хотел отомстить тем приставам и городовым, которых так и не дождался его родитель, а заодно и дуре-горничной, оклеветавшей Федора Александровича. Младший брат Феди - Саша, как только подрос, тоже ушел в революцию, к большевикам, к Ленину с Троцким, ездил за ними в Цюрих и в Женеву, за что и получил второе, революционное имя: Женевский. Федя Ильин назвал себя Раскольниковым, но знал наверняка, что поднял бы топор не на старуху-процентщицу с сестрой Лизаветой, а на ту самую горничную, из-за которой покончил с собой отец. Только вот дура-баба как в воду канула, бежала из Петербурга вскоре после самоубийства Федора Петрова, так что найти ее не представлялось никакой возможности.
В "порядочном" дворянском обществе Федя не прижился - даром что внук генерал-майора Ильина. Не прощалось ему незаконное сожительство родителей и самоубийство отца накануне судебного процесса! Зато для революции Федор Ильин-Раскольников был своим: она, щедрая душа, всех равняла, всех брала в свои ряды. "Господа" смотрели на его мать снисходительно и недоуменно, словно она запятнала их имя и породу, обесчестила славное имя Ильиных, пустила по ветру военную славу старинного рода. А она ни в чем не была виновата - любила гражданского мужа беззаветно, хоть и прожила с ним всю жизнь невенчанной. Федор Ильин научился ненавидеть всех тех, кто не относился к его матери с должным уважением. И привязался к "революции"; так битая часто и не за дело бездомная собака привязывается к тому, кто приласкал ее и покормил.
Для Федора было тяжелее всего узнать, что Лариса влюблена именно в выходца из враждебного класса, в дворянина и офицера! О том, что этот офицер был прекрасным поэтом, Федор слышал, но не стал задумываться. Главное, что революционерка-Лара полюбила чужака. Как будто мало в революции достойных людей, начиная с него самого, например? Этого чужака Федор уже начинал ненавидеть. Впрочем, хорошо зная ситуацию на фронте, он был почти уверен, что и на "знакомого прапорщика" найдется германская пуля или тифозная вошь! Не исключено, что и свои солдатики при случае пальнут стихоплету в затылок! Не мытьем, так катаньем, но он все равно не жилец!
С Ларой Рейснер Федор познакомился на тайном собрании революционного студенческого кружка Политехнического института. Тогда Федор учился в Политехническом, а заодно и вел революционную пропаганду. В "Политехе" были сильны позиции социалистов-революционеров, но он раз и навсегда выбрал не эсеров, а большевиков, потому что чувствовал - эти товарищи покрепче будут. Слишком много у эсеров всех мастей интеллигентских и дворянских фанаберий, недаром даже в вождях у них потомственный дворянин Савинков, бульварный писака, балетоман и ренегат! А вот большевики - свои, надежные люди, твердые борцы, за них Федор и агитировал однокашников-студентов.
На одном из студенческих собраний Федор увидел темноволосую красавицу, которая была удивительно похожа на его мать, - такая же утонченная, одухотворенная, не от мира сего, в руках книжка, причем не работа товарища Ульянова-Ленина или Плеханова, а стихи! Ильин-Раскольников впервые видел, чтобы барышня, сочувствующая революционным идеям, пришла на конспиративное собрание со сборничком декадентских стихов. Было необычно, а необычное Федору нравилось: он сам в тайне был уверен в своей необычности. Подобное притягивается подобным!
Речи товарищей барышня слушала невнимательно и рассеянно, время от времени заглядывала в свою книжку и чему-то удивительно светло улыбалась. Федор с трудом дождался конца показавшегося невероятно нудным собрания, а потом сам подошел и представился красавице - по-товарищески, но без панибратства. Она крепко пожала протянутую руку и рассказала о себе. Оказалось, что красавица ни много, ни мало - дочь "красного профессора" Рейснера, который участвовал в образовании Нарвского комитета РСДРП. Под именем Иванова, сотрудника газеты "Эду", профессор Рейснер приехал на Таммефорскую конференцию РСДРП, потом работал в комитете помощи прибалтийским беженцам-революционерам. Михаил Андреевич Рейснер был известен в большевистских и эсеровских кругах как автор книг "Русская борьба за права и свободу" и "Государство и верующая личность". Раскольников его уважал, хоть и не со всем соглашался. Мягковат был профессор.
Впрочем, о профессоре Рейснере ходили странные слухи. Владимир Львович Бурцев, которого и эсеры, и большевики называли "Шерлоком Холмсом русской революции", неутомимый разоблачитель предателей, сотрудничавших с Охранным отделением, заявил, что профессор Рейснер - тайный осведомитель. Якобы, еще в 1904 году Департамент полиции получил письмо от профессора, в котором милейший Михаил Андреевич предлагал охранителям престола свои услуги. "Источником" этих сведений был отставной сотрудник Охранки Меньшиков, за рюмкой водки поделившийся с Бурцевым профессиональными воспоминаниями. Однако впоследствии "Шерлок Холмс русской революции" отказался от предъявленных Михаилу Андреевичу обвинений, так как его информатор оставил службу в Департаменте полиции и, следовательно, не мог предоставить никаких доказательств столь туманных и неопределенных сведений. Поскольку Бурцев лично снял с профессора Рейснера все обвинения, дело замяли. К тому же, у Михаила Андреевича было столько заслуг перед РСДРП, что "конфиденциальные" откровения бывшего сотрудника Охранки Меньшикова сочли клеветой. Но, все же, неловкость осталась: некоторые товарищи при имени профессора Рейснера презрительно пожимали плечами: может, и вправду предлагал дражайший Михаил Андреевич свои услуги Охранке? Кто теперь разберет? Уж на что Азефу верили эсеры, а и тот оказался провокатором!
