Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
На лугу, вокруг дуба, бойцы бранились и поносили друг друга, не переставая при этом рубиться.
Бемборо подначивал Бомануара:
— Сдавайся, останешься жив. Я обещал своей возлюбленной привести тебя к ней в спальню — в качестве подарка!
Это были последние слова английского капитана. Мгновение спустя рыцарь дю Буа пронзил его копьем, и тот рухнул в траву, раскрыв рот. Тогда командование английским отрядом взял на себя Крокарт. Он приказал построиться в каре. Расположившись таким образом, они образовали что-то вроде неприступного бастиона, о который разбивались все французские атаки. Во время одной из них Жан де Бомануар был ранен. Обильно истекая кровью, он пожаловался своим товарищам на жажду. Дю Буа бросил ему достаточно громко, чтобы услышали зрители:
— Пей свою кровь, Бомануар, и жажда пройдет!
Солнце перевалило за полдень, а бой все продолжался, причем ни та, ни другая сторона так и не добилась решающего преимущества. Французы растрачивали силы в бесплодных попытках прорвать ощетинившийся ежом английский строй. Внезапно Ангерран крикнул:
— Трус!
И точно, один из французских рыцарей, Гильом де Монтобан, покидал поле боя. Правда, он был ранен, но ведь и прочие тоже были ранены. Кто бы мог подумать, что рыцарь способен на такую низость! Но и Ангерран, и прочие зрители ошиблись насчет намерений Гильома де Монтобана. Несколько мгновений спустя они увидели, как тот возвращается верхом на своем коне, стремительным галопом, с копьем наперевес. Нет, он ни на йоту не нарушил правил. Бой был вольный, и каждый имел право во время битвы сесть на своего коня, лишь бы ему пришла такая охота.
На сей раз это и решило дело. Под сокрушительным ударом Гильома де Монтобана английское каре разлетелось вдребезги. Англичане рассеялись по полю и все сдались. Жан де Бомануар и его соратники одержали полную победу.
Возвращаясь домой, Ангерран де Куссон ликовал. Эта битва казалась ему провозвестницей славного будущего. После тринадцати лет сплошных провалов и унижений французское рыцарство поднимало, наконец, голову. То, чего не смогло добиться его собственное поколение, сделает следующее — поколение Франсуа. Оно раздавит англичан и вышвырнет их обратно за море…
И действительно, все, казалось, предвещало наступление новой эры. Филипп VI испустил свой последний вздох в воскресенье 23 августа 1350 года в Ножан-ле-Руа. Разумеется, нельзя сваливать на него одного, разбитого под Креси, ответственность за все беды Франции, но все же восшествие на престол его сына Иоанна показалось добрым предзнаменованием. Его так и прозвали — Добрым, потому что он был храбр и честен, и никто не сомневался, что он приведет французские лилии к победе.
Иоанн II Добрый быстро показал, как высоко он ценит рыцарский дух. Ангерран и Франсуа узнали в конце 1351 года, что ради соперничества с Эдуардом III, недавно учредившим орден Подвязки, Иоанн основал собственный орден — орден Звезды. В него должны были войти сто храбрейших рыцарей Франции, которых король почитал своими «назваными братьями» и которые приносили клятву служить только ему, исключая даже собственных сюзеренов. Рыцари Звезды клялись также никогда не отступать перед противником. Собрание ордена должно было проходить каждый год в канун Успения Богородицы, в нарочно отведенном для этого особняке, в Сент-Уане. Там они поведают о своих подвигах за истекший год беспристрастному жюри, в состав которого войдут сам король и старшие принцы, и оно присудит приз за наивысшую доблесть. Рыцарям даровано право носить одинаковое одеяние: бело-черно-алое, препоясанное поясом с пряжкой в виде звезды. Тем временем в Куссоне Франсуа под руководством Ангеррана продолжал умножать собственные доблести. Начинавшийся 1352 год казался и дяде, и племяннику носителем надежды. Ангерран был уверен в том, что непременно станет свидетелем ухода англичан, а Франсуа — в том, что в один прекрасный день сделается рыцарем Звезды.
Глава 6
МАРГАРИТКА
Весна — самое прекрасное время года в окрестностях Куссона. Цветы, распускающиеся одновременно на деревьях и в полях, добавляют очарования безмятежным берегам небольшой реки, бегущей в сторону моря. И вот в этом-то месяце марте Франсуа вдруг сделался чувствителен к природе, чего с ним раньше никогда не бывало, ибо он ее попросту не замечал. Но наряду с приятным удивлением у него появилась и некая новая забота. Что-то было не в порядке с ним самим, и он, в конце концов, обеспокоился этим так сильно, что решил открыться своему дяде.
Франсуа было очень непросто объяснить, в чем дело. Никогда прежде не испытывал он ничего подобного. Что он заболел, было совершенно ясно, но какой-то странной болезнью. Его былой задор куда-то исчез, пропала и привычная жажда победы. Юноша чувствовал себя вялым, а временами — даже безразличным. В самые неожиданные моменты его вдруг охватывала необъяснимая печаль, когда он, например, скакал по полям или глядел в окно. Иногда без всякой причины он погружался в какие-то беспредметные грезы, из которых выходил в совершеннейшем смущении. Что с ним такое творится?.. Объяснившись как мог, Франсуа ждал. Но дядя не спешил отвечать ему. Он смотрел на племянника каким-то странным взглядом, а у того беспокойство превратилось вдруг в тоскливый страх…
В сущности, Ангерран де Куссон заново открывал для себя своего крестника. В течение тех двух с лишним лет, что он занимался воспитанием мальчика, Ангерран не обращал внимания на изменения, происходившие в его теле, и теперь они открылись ему все одновременно.
Франсуа исполнилось четырнадцать с половиной лет, но он выглядел на все шестнадцать. Разумеется, физически ему суждено превзойти своего отца. Уже сейчас у него были плечи борца, мощный торс, мускулистые бедра. Но отнюдь не это изучал сейчас Ангерран удивленным взором. Его внимание привлек облик крестника в целом. Франсуа был красив и даже, несмотря на свое могучее телосложение, миловиден.
У него были золотистые волосы, очень кудрявые и заботливо подстриженные; в голубых глазах читалась искренность и даже некоторая наивность; у него был прямой нос, сочные губы, которые, когда он был спокоен, придавали ему несколько надутый вид, а когда улыбался, делали похожим на лакомку. Несмотря на постоянные упражнения с оружием, у него оставались тонкие кисти рук, движения и походка отличались изяществом, а голос хорошо поставлен и почти всегда благозвучен. В общем, этот грозный боец выглядел как красавчик-паж: Франсуа был очарователен.
Голос племянника вывел Ангеррана из задумчивости:
— Пожалуйста… что со мной такое?
Ангерран де Куссон добродушно улыбнулся:
— Это единственная вещь, с которой ничего нельзя поделать и которая оставляет одинаково беззащитным как рыцаря, так и крестьянина.
— Что же это такое?
— Будет лучше, если ты сам это выяснишь. Для этого тебе не понадобится ни дядя, ни крестный.
Ангерран ничего больше не добавил, а Франсуа, хоть и смертельно встревоженный, больше не осмеливался с ним об этом говорить. Но он продолжал изводить этим вопросом самого себя, по-прежнему не находя ответа.
Как-то раз в апреле он купался в Куссоне. В этот раз Франсуа забрался не так далеко, как в тот день, когда повстречал Большого Кола. Он оставался в ближайших окрестностях замка, неподалеку от мостков, где служанки полоскали белье. Он слышал, как они пели и болтали между собой, немного приглушив голоса.
Почувствовав, что замерзает, Франсуа захотел вернуться. Как и всегда, он купался нагишом, оставив одежду рядом с Востоком. Юноша выбрался из воды и хотел было одеться, но не обнаружил своих вещей. Несомненно, кто-то их украл. Франсуа сжал кулаки. Шутники из деревни, что позволили себе эту выходку, скоро пожалеют о ней. Он не просто проучит их, как сделал это с Кола, он им головы разобьет, руки-ноги переломает… И тут до него донесся смех. Он повернул голову и увидел служанок, размахивающих его рубахой и штанами. Они кричали:
— Они здесь, сир Франсуа! Идите за ними!
