По воле Посейдона - Тертлдав Гарри Норман (читать книги полностью .TXT) 📗

— Что ты хочешь ему пожертвовать? — осторожно осведомился Соклей.

— Я думал о ягненке, — ответил Менедем, и Соклей облегченно вздохнул.

Владыка моря и колебатель земли, Посейдон был еще и богом лошадей, которых иногда приносили ему в жертву. Такое, однако, могли позволить себе только очень богатые люди. Менедем вполне мог решить пожертвовать Посейдону коня, если бы они благополучно пережили настоящий шторм, но бог не заслужил такого огромного вознаграждения лишь за то, что помог торговой галере пересечь море, пусть и неспокойное, но не такое уж опасное.

— Ну что же, ступай в храм, — сказал Соклей, — а затем встретимся у Аристагора, торговца вином. Я прежде всего повидаюсь с ним. Ну а потом уже решим, пойти ли поискать постоялый двор или провести еще одну ночь на палубе, слушая храп друг друга.

— Идет, — согласился Менедем.

В отличие от Самоса ни один македонский офицер не появился на пристани, чтобы допросить команду «Афродиты». Так как другие южные острова прикрывали Хиос от базы Птолемея на Косе, местный гарнизон мог не беспокоиться, что на него вдруг обрушится вражеский флот.

Менедем сошел на пирс и, удостоившись всего лишь пары кивков со стороны местных портовых рабочих и рыбаков, отправился в город.

Так же спокойно он вошел в город через южные ворота. Между Хиосом и святилищем Посейдона простирались оливковые рощи и зреющие хлеба; виноград, из которого делалось знаменитое хиосское вино, рос на возвышенных местах в северо-западной части острова.

Каналы доставляли к полям и рощам воду из многочисленных хиосских ручьев, потому что на острове не было ни одного источника, который заслуживал бы названия реки.

Храм Посейдона был окружен аккуратно подстриженными лавровыми деревьями. Жрец в белом, без единого пятнышка гиматии приблизился к Менедему, когда тот вошел на священную территорию.

— 'Обрый день. Чем я могу тебе помочь? — спросил он; как и на Самосе, на Хиосе было в ходу ионийское наречие.

— Мое судно только что прибыло в ваш порт. Я хочу пожертвовать Посейдону ягненка за то, что бог сохранил нас в пути. — Здесь Менедем куда явственнее ощущал свой собственный дорийский акцент, чем на Родосе, где все говорили точно так же, как и он сам.

— Я 'уду счастлив служить тебе, 'осподин, — ответил жрец. — Пойдем со мной, и ты сможешь 'ыбрать жертвенное животное.

— Благодарю, — сказал Менедем.

Он выбрал новорожденного ягненка, тычущегося в материнское вымя; овца издала печальный и гневный крик, когда жрец забрал у нее белоснежного детеныша.

— Позволь мне осмотреть его, чтобы убедиться — он 'ез изъянов.

Жрец тщательно изучил глаза, уши и копытца ягненка и кивнул.

— Посейдон примет его. — В мгновение ока он изменил тон с набожного на деловой. — Этот ягненок будет стоить тебе 'ве 'рахмы, 'осподин.

Менедем дал ему две родосские монеты. Жрец принял их без нареканий — Хиос и Родос чеканили деньги по одному стандарту, их монеты были немного легче афинских и куда легче эгинских. Жрец проворно обвязал веревку вокруг шеи ягненка и повел его к алтарю.

Помощник служителя принес чашу с водой. Менедем и жрец омыли руки. Как только жрец ритуально очистился, он побрызгал водой на ягненка. Потом жрец, Менедем и помощник жреца склонили головы и минуту молча молились. Ягненок заблеял, ему не нравились огонь, потрескивающий на алтаре, и пропитавший алтарь запах крови.

Помощник жреца осыпал немолотым ячменем ягненка, алтарь, жреца и Менедема. Жрец вынул из-за пояса нож, отрезал мягкий локон с головы ягненка и швырнул шерсть в огонь на алтаре.

Тут появились двое музыкантов — один с флейтой и второй с лирой — и начали играть, чтобы заглушить предсмертный крик жертвы. Помощник протянул жрецу топор. Жрец убил ягненка одним быстрым ударом, потом ножом перерезал ему горло. Помощник поймал кровь в серебряную чашу и побрызгал ею на алтарь.

Затем жрец и Менедем нараспев прочли гомеровский гимн Посейдону:

— Песня — о боге великом, владыке морей Посейдоне.

— Мне великий Посейдон уже помог, — добавил Менедем. — И я благодарю его за это.

Пока они декламировали гомеровский гимн, помощник начал разделывать маленькую тушку ягненка. Он отдал богу его часть: бедренные кости, обернутые жиром. Когда он положил их на огонь, от запаха горящего жира у Менедема потекли слюнки. Как большинство эллинов, он редко ел мясо — в основном после жертвоприношений.

С легкостью, рожденной долгой практикой, помощник разрезал тушу на куски приблизительно одного размера. На этом разделывание туши после жертвоприношения закончилось. Помощник нанизал на вертел три куска мяса — для Менедема, для жреца и для себя. Два музыканта подошли ближе, чтобы тоже получить свою долю.

Все они стали жарить нежные куски мяса на огне над алтарем.

Умяв свою долю, Менедем спросил:

— Дозволяется ли выносить остатки туши за пределы священной территории?

В некоторых храмах это разрешалось, в других — нет.

Жрец покачал головой.

— Прости, но — нет… Такое у нас не 'озволяется.

— Хорошо, — ответил Менедем. — Бог честно получил свою долю моего подношения; покорнейше прошу местных служителей забрать остальное.

— Многие на твоем месте стали 'ы спорить, — заметил жрец. Он улыбнулся и сразу стал намного моложе. — Многие на твоем месте и 'прямь спорили. Да пребудет с тобой удача, родосец, и пусть тебе 'сегда покровительствует Колебатель 'емли.

— Прими мою благодарность, — ответил Менедем и двинулся к столице Хиоса.

Торговец вином Аристагор кивнул своему рабу. Когда лидиец соскреб вар вокруг пробки, чтобы открыть новый кувшин вина, Аристагор сказал Соклею:

— Воистину, о почтеннейший, ты должен попробовать вино этого урожая, дабы знать, что покупаешь.

— Благодарю за щедрость, — ответил Соклей. — Но если ты и дальше станешь поить меня неразбавленным вином, пусть даже и маленькими чашами, очень скоро я буду слишком пьян, чтобы отличить один урожай от другого. У меня уже начинает кружиться голова.

Аристагор от души рассмеялся, как будто услышал удачную шутку.

— О, да ты, как я посмотрю, весельчак! — сказал он Соклею.

Красный нос торговца свидетельствовал о том, что сам он усердно практикуется в дегустации вина, однако Аристагор при этом ухитрялся сохранять ясность ума.

Он повернулся к рабу.

— Ты еще не закончил, Алиатт?

— Сию минуту, хозяин, — ответил тот с монотонной лидийской интонацией.

Алиатт выковырял ножом пробку и налил немного золотистого содержимого кувшина в очень маленькие чаши.

— Вот, держи, — сказал Аристагор Соклею, протягивая ему одну чашу. — А теперь слушай… Этот кувшин запечатали в тот год, когда умер Александр, значит, это вино… — он подсчитал на пальцах, — уже тринадцатилетней выдержки.

Аристагор непринужденно улыбнулся — дружелюбной улыбкой человека, который зарабатывает на жизнь покупкой и продажей.

— Его возраст, стало быть, приближается к возрасту уже не мальчика, а мужчины. Давай попробуй, не стесняйся.

Соклей отхлебнул сладкого, душистого вина. Облизнул губы и вежливо одобрительно крякнул. Если бы он не пытался сбить цену на этот замечательный, но невероятно дорогой напиток, он разразился бы сейчас громкими восторженными возгласами.

— Вино и в самом деле очень хорошее, — пробормотал он.

— Хорошее? — переспросил Аристагор. — Хорошее?! — Дружелюбие его мгновенно сменилось негодованием. — Мой дорогой юноша, да это же настоящее ариосское вино, лучшее вино Хиоса, а значит, лучшее вино в мире.