Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич (книги серии онлайн txt) 📗

Но пегобородый великан Фат не дремал. Только он не принимал участия в грабеже, а стоял чуть поодаль, угрюмо глядя на свое разношерстное воинство, изредка пренебрежительно ухмыляясь. Его тяжелый взгляд остановился на одном из псов, который, насторожив уши, злобно оскалился и тихо зарычал. Фат поднял голову, увидел конный отряд и закричал:

– Скифы! – с неожиданной для его громоздкого тела тигриной грацией он вскочил на коня. – Уходим!

Разбойники заметались среди повозок, разыскивая своих лошадей. Скифы заметили этот переполох, и их военный клич раскатился над степью:

– Вайу! Вайу! [184] Рапсод юркнул под повозку, затащил туда купца, потерявшего способность что-либо соображать, и укрылся подвернувшейся под руку рваной циновкой. Впрочем, разбойникам было уже не до пленников – нахлестывая коней, они всполошенной вороньей стаей разлетались по степи, стараясь побыстрее укрыться в только им ведомых балках и яругах.

Скифские конники, повинуясь команде, разделились на два отряда, и стали окружать разбойников, как волков на облавной охоте. Засвистели стрелы мощных дальнобойных луков, и предсмертные крики огласили степь. Эроту, до сих пор не видевшему скифских стрелков в бою, показалось, что у каждого из них по четыре руки, – с такой быстротой опорожняли они свои колчаны.

Под повозку, где затаились пленники, заполз, скуля и повизгивая от боли, пес разбойников – мохнатый, темно-рыжий, с черными ушами и мощными лапами. В одной из них торчала стрела.

– Пошел! – в страхе замахнулся на него Аполлоний обломком дротика, невесть каким образом очутившимся в его руках.

– Оставь его… – Эрот с укоризной посмотрел на купца. – Можно ли винить и ненавидеть бессловесную тварь за то, что ей попался плохой хозяин? Этот пес – раб своей преданности. Ах ты, бедняга… – погладил он дрожащего пса. – Дай-ка сюда свою лапу…

Рапсод осторожно обломал наконечник стрелы и резким движением выдернул древко из раны. Пес зарычал. Аполлоний при виде его огромных белых клыков опасливо отодвинулся.

– Умница, умница… – тихо ворковал рапсод, поглаживая пса. – Сейчас я тебя перевяжу… – он оторвал от своего хитона полоску и стал бинтовать ему лапу.

Успокоенный пес при этом только миролюбиво ворчал и пытался лизать руки Эрота.

– Эй, вы там, под повозкой! Вылезайте, – безусый молодой скиф с обнаженным акинаком в руках, присев на корточки, дернул Аполлония за ногу.

Купец на четвереньках выбрался на свет ясный и, кряхтя, выпрямился. Рапсод тоже не заставил себя долго ждать.

Возле повозки, с трудом сдерживая разгоряченных коней, гарцевали скифские воины. Впереди всех, на прекрасном мидийском скакуне, важно восседал юноша лет восемнадцати в остроконечном войлочном колпаке, перевязанном у основания пурпурной лентой. Одет он был в кожаную безрукавку, из-под которой выглядывала богато расшитая золотыми нитками белая рубаха тонкого полотна; узкие шаровары из дорогой персидской ткани были заправлены в мягкие сапожки с невысокими голенищами. На широком боевом поясе, окованном железными пластинами, висел акинак, а в руке юноша держал бронзовый чекан, своего рода жезл, указывающий на знатность происхождения его владельца. Похоже он, несмотря на молодость, и был военачальником отряда.

– Ты эллин? – спросил юноша, обращаясь к купцу сильным гортанным голосом на языке жителей Эллады.

– Да, я купец из Пантикапея… – Аполлоний пока не знал, радоваться ему избавлению от разбойников или нет. Чуть помедлив, он добавил, на всякий случай кланяясь: – Господин…

– Куда держишь путь?

– В Неаполис, к великому царю скифов Скилуру [185].

– Тебе повезло, купец, – улыбнулся уголками губ молодой военачальник. – Я сын царя Палак.

– О-о… – простонал купец в радости. – Пусть боги будут всегда милостивы к тебе, царевич.

– А это кто? – Палак указал чеканом на Эрота; рапсод, как ни в чем не бывало, спокойно поглаживал злобно урчащего пса.

– Я – трава перекати-поле, гонимая ветром странствий, – опередил купца рапсод и взял в руки кифару.

– Бродячий музыкант… – строгие серые глаза юноши прояснились. – Мне твое лицо знакомо, – добавил он после некоторых раздумий.

– У сына царя скифов орлиный взор и память мудрой совы, – польстил царевичу рапсод. – Пять зим назад я был удостоен высокой чести услаждать слух повелителя Таврики песнопениями о подвигах величайшего из героев, богоравного Геракла.

– Вспомнил! – на смуглом скуластом лице юноши появилось выражение восторга. – На весенних празднествах, посвященных прародителю сколотов [186] Таргитаю [187]… – он церемонно прижал руку с топориком к груди и неспеша кивнул – поклонился. – Я приглашаю тебя во дворец отужинать вместе со мной. Коня! – приказал он.

Рапсоду подвели гнедого жеребца, захваченного у разбойников.

– Дарю, – с величественным жестом произнес Палак. – Мы поедем вперед. Вместе. Садись.

– Прости, царевич, но… – смущенный неожиданной милостью Эрот попытался что-то сказать, но мысли его спутались и он умолк на полуслове.

– Не беспокойся, купцу помогут мои воины, – понял рапсода Палак. – К ночи караван будет в Неаполисе. Я нетерпелив, – царевич рассмеялся. – И потому хочу как можно скорее услышать звуки твоей божественной кифары. А-эй! – Он поднял жеребца с места в галоп и помчал по дороге, увлекая за собой Эрота.

– Аполлоний! – прокричал уже на скаку рапсод. – Не оставляй пса! На повозку…

Его слова утонули в пыли, поднятой копытами скакунов телохранителей царевича; словно кентавры, скифы помчались вслед своему повелителю, оглашая степь криками и хлесткими щелчками нагаек.

ГЛАВА 2

Утренняя заря выкрасила небо над степью в прозрачный пурпур. На еще сонную равнину лился розовый свет, воздух был чист и прохладен, как глоток родниковой воды. Ночная темень постепеннотаяла, уползала на запад, и в голубоватосером предрассветье среди степи начал вырастать огромный скальный мыс, увенчанный зубчатой стеной с башнями. Его мрачные красно-коричневые скалы нависали над речным плесом, скрытым от глаз сизой колеблющейся дымкой тумана. И только вблизи можно было заметить, что за лето река обмелела, застыла в заводях, затянутых ряской, а местами истончилась в ручей, причудливо петляющий среди каменных глыб. Пахло тиной, свежескошенным сеном и дымом костра.

Костер уже погас. Только крохотные искорки посверкивали в пушистом пепле, да горячий пар над котлом с похлебкой приятно щекотал ноздри воинов ночной стражи Неаполиса, охранявших главные ворота столицы скифского царства. Бездомный пес, привлеченный запахом снеди, в голодном вожделении подобрался почти вплотную к воину, делившему между товарищами просяные лепешки, но, получив увесистого пинка, с жалобным визгом затрусил к храмам Деметры [188] и Гермеса [189], расположенным в полустадии от крепостных стен. Святилища, построенные эллинами (переселенцев из Греции в Неаполисе было больше трети от числа горожан), предназначались в основном для простолюдинов. Люди богатые и знатные совершали богослужения в храмах акрополя [190], защищенных толстенными стенами.

Город просыпался. Лениво тявкали сторожевые псы, пели петухи, перекликались хозяйки, разжигающие очаги. В небольших загонах возле храмов блеяли ягнята, откармливаемые жрецами для продажи тем, кто хотел принести жертву богам.

Аполлоний проворочался ночь без сна. Его поселили в одной из комнат общественного здания, стоящего на городской площади напротив главных ворот Неаполиса. У противоположной стены комнаты на каменной лежанке, укрытой звериными шкурами, сладко похрапывал Эрот. Возле постели рапсода, положив лобастую голову на лапы, пристроился пес разбойников. Стоило купцу пошевелиться, как он открывал глаза и недружелюбно посматривал в его сторону.