Сальватор - Дюма Александр (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Спустя десять минут карета подкатила к зданию префектуры полиции. После полутора часов, проведенных в камере предварительного заключения в компании своих сообщников и друзей: «Стальной Жилы», Карманьоля, «Длинного Овса» и Папильона – он, как мы уже и сказали, ровно в полдень вошел в кабинет господина Жакаля.
Сами понимаете, что, услышав от приятелей о произведенных накануне арестах, Жибасье посмотрел на начальника полиции довольно жалобно.
– Жибасье, – сказал господин Жакаль с выражением глубокой печали на лице, – поверьте, я очень сожалею о том, что вынужден на некоторое время вывести вас в тень. Солнце больших городов слегка повредило вам мозги, мой добрый друг, а когда вы остановили почтовую карету с неким англичанином и его женой между Немуром и Шато-Ландон, вы забыли о том, что этим можете рассорить Лондон с Францией. Другими словами, вы злоупотребили той свободой, которую я так щедро вам предоставил.
– Но, мсье Жакаль, – прервал его Жибасье, – проверьте, что, останавливая почтовую карету, я вовсе не желал чем-то обидеть этих островитян.
– Мне в вас, Жибасье, нравится то, что у вас по крайней мере есть смелость отстаивать свое мнение. Любой другой на вашем месте, Папильон, к примеру, или «Стальная Жила», громко кричали, как ягнята, когда я говорил с ними по поводу ночного ограбления почтовой кареты между Немуром и Шато-Ландон. Но вы правды не боитесь. Кто ограбил почтовую карету? «Я, Жибасье, и не будем об этом больше!» Вашим основным, доминирующим качеством является восхитительная правдивость, и я с радостью вам об этом говорю. Но, к несчастью, дорогой друг, правдивость, какой бы решающей она ни была, не может заменить собой все те качества, которые необходимы для того, чтобы быть мудрым. И я с большим сожалением вынужден сказать вам, что в деле с почтовой каретой вы проявили полное отсутствие мудрости. Как, черт возьми, такой умный человек, как вы, могли решиться на то, чтобы ограбить англичан?!
– Я принял их за эльзасцев, – ответил Жибасье.
– Это может служить смягчающим обстоятельством, хотя «Стальная Жила», сам будучи эльзасцем, дурно обошелся с соотечественниками. В этом деле вам явно не хватило ни гражданского патриотизма, ни хорошего вкуса. Вот почему я полагаю, что непродолжительное пребывание в тени пойдет вам на пользу.
– Значит, – сказал каторжник, начиная терять терпение, – вы просто-напросто отправите меня на каторгу?
– Да, просто-напросто, как вы сами сказали.
– В Рошфор, Брест или Тулон?
– Выбирайте сами, друг мой. Видите, как по-отечески я к вам отношусь.
– И надолго ли?
– Это опять-таки вам решать. Вам надо будет вести себя прилично. Вы мне слишком дороги, чтобы я при малейшей возможности не призвал вас к себе.
– А с кем в паре я буду закован?
– Тоже можете выбрать сами. Кто вам больше понравится.
– Что ж, – сказал Жибасье, начавший понимать, что, поскольку делать ничего не оставалось, ему приходилось смириться стем, что есть. – Ладно, договорились. Я выбираю Тулон, и без напарника.
– Увы! – произнес со вздохом господин Жакаль. – Вы, Жибасье, потеряли еще одно драгоценное ваше качество. Я имею в виду благодарность или, если вам так больше нравится, дружбу. Как! Ваше сердце не будет обливаться кровью при виде того, как ваш собрат по каторге будет прикован к кому-то другому, а не к вам?
– Что вы имеете в виду? – спросил каторжник, не понимая, куда клонит господин Жакаль.
– Да возможно ли такое, неблагодарный Жибасье! Вы что же, совсем забыли об ангеле Габриэле? А ведь всего сутки назад держали в руках факел его Гименея!
– Итак, я не ошибся, – прошептал Жибасье.
– Вы вообще редко ошибаетесь, дорогой друг. Тут вам следует отдать справедливость.
– Я был уверен, что он был арестован именно по вашему приказу.
– Да, по моему приказу, проницательный Жибасье. Но знаете ли вы, почему я отдал приказ о его аресте?
– Нет, – честно признался каторжник.
– За один мелкий проступок, которому, если хотите, нет равных, но который заслуживает маленького наказания. Чтобы отбить охоту совершать что-либо подобное впредь. Вы не поверите: пока кюре церкви Сен-Жак-дю-О-Па его венчал, он умудрился спереть у него дискос, носовой платок и табакерку! Дело-то такое простое! А кюре, чтобы не поднимать скандала в церкви, спокойно закончил церемонию, а через полчаса после этого пришел ко мне с официальным заявлением. Вот и верь в добропорядочность современных агнцев божьих! Поэтому-то, Жибасье, я и назвал вас неблагодарным: вы ведь не умоляете меня о том, чтобы я распорядился сковать вас одной цепью с этим юным ветреником, над воспитанием которого вам предстоит еще потрудиться.
– Коли так, – сказал Жибасье, – я беру назад мою просьбу. И прошу отправить меня в Тулон закованным в паре с Габриэлем.
– В добрый час! Наконец-то я узнаю моего любимого Жибасье. Ах, каким вы могли бы стать человеком, если бы прошли лучшую школу! Но у вас с самого детства голова забита классиками, вы не владеете элементарными знаниями, даваемыми в современных школах. Это-то вас и погубило. Но не все еще потеряно, кое-что можно будет исправить. Вы еще достаточно молоды, вы можете всему обучиться. Слушайте, как только вы сюда вошли, я подумал о том, чтобы создать большую библиотеку для таких несчастных, как вы. А теперь мне пришла в голову еще одна идея: а если вместо того, чтобы сковать вас одной цепью с ангелом Габриэлем, я распоряжусь заковать вас по одному? И сразу же по прибытии на место назначу вас на самое почетное, самое доходное место, возведу в ранг пайолей, то есть писарчуков? До чего же прекрасная работа: вести переписку неграмотных товарищей, быть их доверенным лицом, знать их самые сокровенные тайны, имена их советников и сообщников! Что вы скажете на такую милость с моей стороны?
– Ваша щедрость беспредельна! – сказал каторжник наполовину серьезным, наполовину ироничным тоном.
– Но вы этого заслуживаете, – нежно-ласково произнес господин Жакаль. – Само собой разумеется, вы оба можете рассматривать себя как официальных пайолей. Пока вы здесь, нет ли у вас еще каких-нибудь жалоб или просьб ко мне лично?
– Есть одна просьба, – важно произнес Жибасье.
– Говорите, дорогой друг. Я давно и безуспешно ломаю голову над тем, что бы мне еще такого сделать, чтобы доставить вам удовольствие.
– Поскольку Габриэль был арестован вчера вечером, – сказал каторжник, – он не успел хорошенько узнать свою супругу. Не будет ли слишком большим одолжением, если я попрошу вас дать ей возможность увидеться с мужем до его отъезда на юг?
– Это пустяки, дорогой друг. Она может видеться с ним каждый день до его отъезда. Это все, Жибасье?
– Это только первая часть моей просьбы.
– А вторая?
– Разрешите ей проживать на той же широте, на которой будет находиться ее супруг.
– Хорошо, Жибасье, так и будет. Хотя вторая часть вашего ходатайства настолько же мне неприятна, насколько первая кажется очаровательной. Поскольку в первой части вы доказываете полное отсутствие личного интереса, хлопоча за отсутствующего друга, а вторая часть говорит мне о каких-то личных ваших выгодах.
– Я вас не понимаю, – сказал Жибасье.
– А тут и понимать нечего. Не вы ли мне сказали, что жена вашего друга была вашей старинной подружкой? Боюсь, что вы не столько для него, сколько для себя желаете, чтобы его жена находилась неподалеку от вас.
Каторжник стыдливо покраснел.
– В конце концов, – с грустью в голосе произнес господин Жакаль, – никто не совершенен… Вы больше ни о чем не хотите меня попросить?
– Последний вопрос.
– Говорите, поскольку вы здесь.
– Как будет осуществлена наша отправка?
– Ну, это-то должно вам быть прекрасно известно, Жибасье. Вас отправят обычным порядком.
– То есть мы пройдем через Бисетр? – спросил каторжник, скорчив ужасную гримасу.
– Естественно.
– Вот это-то меня и приводит в отчаяние.
– Но почему же, друг мой?
