Византийская тьма - Говоров Александр Алексеевич (книги онлайн полные txt) 📗
— Ну кто же умер? Мануил умер, его величество, боже правый, он умер!
Врачи, конечно, оказались вновь под стражей, и Фармацевт умолял Дениса не соваться, переждать лихое время. Но тот, повторив, что он не врач, а еле-еле прогнозист, то есть даже не предвещатель, пошел бродить по залам, до отказа наполненным придворными, в надежде где-нибудь встретить кесариссу Маруху. Он ее боялся не больше, чем какую-нибудь андерсеновскую Снежную королеву, а ведь обещала она отпустить Фоти или кто у них теперь под этим именем…
Как ни странно, колокола и звонницы молчали, ничего не извещая о кончине монарха. Духовенство, надев скорбное облачение, толпилось на клиросах, не приступая к заупокойной службе. Медники бросили свои молотки, а шорники свои шила и стояли посередь улиц под мелким дождем, будто ожидая знаменья с неба.
Высший синклит империи собрался вокруг одра, где лежал усопший, уже не в порфировой зале, а просто там, где застигла его разрушительница всех надежд и разрешительница всех противоречий. Патриарх уже не раз вопрошал министров и царскую семью — начинать ли? И высшие чины империи находились в таком разброде, что никто не мог взять на себя смелость просто махнуть рукой…
Зеленые осмелели, стучали посохами, требуя вернуть к власти протосеваста Алексея. Прасины отвечали недружно, да к тому же новость у них открылась сногсшибательная — первый министр Агиохристофорит перешел на сторону зеленых и тоже требовал возвращения протосеваста.
— Где ж его найти-то? — спрашивал в толпе придворных верблюд Феодорит, которого еще именовали светлый старец. — Небось Мануил перед кончиной так его куда-нибудь запсил, что его и не найдешь.
Слушая подобные разговоры и споры при дворе и чувствуя, как народ «зеленеет», Денис понимал, что готовится серьезная смена правительства, а про них, врачей, предсказателей и прочих, начинают забывать. Вдвоем с Фармацевтом они пристроились за медной витой колонной вестибюля, ожидали, что будет дальше.
К полудню солнце свежее, словно искупавшаяся богиня, вышло из пелены облаков и дождик прекратился. По анфиладам Священного Дворца прошел человек, при имени которого придворные зашевелились, как саранча в мешке.
— Врана! Разве он не в Болгарии? Все чаще упоминалось имя принца Андроника, двоюродного брата царя, который все еще жил в ссылке.
Врана и другие генералы, приблизясь к смертному одру, отдали воинские почести императору, и тотчас суровый патриарх дал команду начинать службу. Загудели колокола Византии.
— Почтеннейший Дионисий из рода, . Археологов! — пропищал возле Дениса лягушонок, точно такой, каким еще недавно был его Ферруччи. — Извольте, господин, следовать за мной, порфирородная вас призывает.
В служебной комнате без окон, с тускло горящими канделябрами, Маруха в простом сером гиматии, похожем на рясу, решала государственные проблемы в полном одиночестве. Даже кесарь Райнер не решался нарушать ее уединения и обретался в прихожей с бравыми кавалерами из своего окружения.
— Мы сейчас уходим, — сказала она без обиняков, увидев Дениса. — Бог знает, когда свидимся.
У Дениса, по правде сказать, сердце екнуло. Он знал все эти средневековые штучки. Перед уходом возьмут да и зарежут.
— Спасибо за все, — пыталась улыбнуться она. — Хотя уж если ему суждено было умереть, пусть лучше умер бы в тот день, чем сегодня. Но на все воля Божья, а тебе спасибо за прямоту.
Денису и раньше было жаль Мануила, а теперь жаль и его дочь, но помочь-то он не мог никак.
— Я выполняю свое обещание о той девке, о которой ты просил. Которая в монастыре Пантепоптон. Вот грамотка, бери…
Денис несколько удивился ее обороту «о девке…». Ведь она подробно информирована о том, кто эта Светка для него, кто эта византийская Фоти. Но отнес это за счет треволнений дня.
— Теперь скажи, посланец небес, — прищурила она и без того поросячьи глазки. — А в какой день и час умрет мой супруг, кесарь Райнер? Говори, не бойся, дарую тебе жизнь.
— А зрение? — заявил спокойно Денис, хотя момент, надо признать, был рисковый. — А глаза? Вы, римляне, утверждаете, что не имеете права отнять жизнь, дарованную не вами, и сплошь да рядом отнимаете зрение — Божий свет!
И подумал: эк я разговорился!
А Маруха подняла на него голову и посмотрела с пронзительной опять же печалью.
— Дарую тебе и свет, симпатичный предвещатель! Живи, будь счастлив, только говори мне правду, мне только правда нужна.
Проклиная былое студенческое легкомыслие и непосещение семинаров, Денис напряг всю память, мысленно пробежал и Успенского, и Каждана, и даже перевод Акомината.
— Кесарь Райнер умрет в будущем году. Придет узурпатор, и он умрет.
— А… я?
— И ты… Прости, ты умрешь с мужем своим в один день и один час.
Молчали, слышно было только похлопывание хлыстика по бедру Марухи. Из-за двери доносился гул придворной жизни. В памяти всплыло птичье имя… Да, да, странное имя, да — это оно!
— И вас убьет какой-то Птеригионит.
— Кто? — во всю мочь закричала кесарисса, вскакивая. — Не может этого быть! Ты лжешь, чужеземец, это все не так!
На счастье Дениса, дверь распахнулась, там стоял весь взмыленный, буквально с пеной на зубах кесарь Райнер, а за ним торчала растерянная свита.
— Скорее, всесветлейшая! Врана занимает все проходы! Скорее, лошади готовы!
Несмотря на всю суету, Маруха успела повернуться к Денису и одарить его улыбкой. Денис на всякий случай отскочил в сторону, и кесарисса со своими приспешниками унеслась прочь, как стая чертей.
А по залам дворцов, предшествуемая угрюмым Враной и жирным Агиохристофоритом, двигалась похудевшая и бледная, но все такая же белокурая и приветливая царица Мария, которая в девичестве звалась Ксенией. Она вела за руку юношу с невыразительным испитым лицом. Нижняя губа у него бессмысленно отвисала.
Высшие чины империи ликовали безмерно и провозглашали:
— Да здравствует император римлян Алексей Второй, сын Мануила, автократор, самодержец, христолюбивейший во веки веков!
— Я нашел его, господин, вот он!
Костаки указывал на Ласкаря, который независимой походочкой приближался к Денису на перекрестке возле бань Зевксиппа. Бравый пафлагонец в последнее время приободрился, закрученные усики торчат воинственно, хохолок и бородка устроены по-модному.
— Слышите, Ласкарь, — сказал ему Денис. — Вы забыли? Мы идем в монастырь Пантепоптон с грамоткой кесариссы, попробуем вызволить вашу Фоти… Если так, как вы рассказываете, она только вас и должна признать, все остальные в ее представлении — недруги. Без вас никуда.
Отправились к монастырю втроем с Костаки. Возбужденный же Ласкарь никак не мог привести свои чувства в порядок: утром в своих постоянных хождениях он случайно попал в народные беспорядки. У него на глазах толпа громила дома чиновников, убивала людей.
— Только бы дорваться! — сокрушался он.
— А порфирородная Маруха и ее сиятельный Райнер укрылись у алтаря Святой Софии, — сообщил информированный Костаки.
— А нам дай Бог удачи в монастыре, — нацелил их Денис.
Костаки еще накануне было поручено узнать, где находится вход в этот таинственный монастырь. Тот порасспросил и узнал, что является он частью древних катакомб — подземного города под центром столицы, в которых теперь угнездились павликиане.
— Павликиане! — вскричал Ласкарь, воинственно распушая усы. — Мой дедушка был павликианин!
— Ах, дедушка! — обрадовался Костаки. — Вот вы и докладывайте, раз дедушка. А я вообще не люблю всякую там ученость.
Денис с любопытством поглядывал на чудака Ласкаря. Он, правда, хорошо помнил павликиан по своим занятиям, но одно дело семинары и источники, а другое живой внук исторического персонажа.
— При чем тут ученость! — ворчал Ласкарь. — Павликиане очень многие вообще были неграмотные люди, темнота. Однако ратовали за справедливость, за всеобщее равенство…
— Чтобы все у всех отнять и на всех поделить! — захохотал бесцеремонный Костаки. — Вот-вот! Это же чистый грабеж! Так и мой хозяин Маврозум рассуждает, кровавая пиявка. И еще заявляет о себе: лучший, мол, павликианин это я!
