Стезя и место - Красницкий Евгений Сергеевич (читать книги без регистрации .txt) 📗
Глеб слушал доклад Варлама, а сам смотрел поверх повязки, пересекающей лицо, на Мишку и, после того как урядник умолк, слегка приподнял правую бровь, словно требуя подтверждения. Мишка кивнул, и Глеб, опять же не глядя на Варлама, негромко, почти не разжимая губ, распорядился:
– Сейчас кашу принесут, поешьте и будьте готовы. Наставник Андрей останется с вами. И… поглядывай тут.
Последние слова были адресованы уже непосредственно Мишке. Варлам глянул на разжалованного старшину, как гражданин Корейко на Остапа Бендера, и, спохватившись, гаркнул:
– Слушаюсь, господин наставник!
Однако его уже никто не слушал – Глеб и Дмитрий разворачивали коней, а Немой знаками показывал Мишке, что отведет коня к коноводам и вернется. Варлам снова покосился на Мишку и, явно не зная, куда себя деть, прикрикнул на отрока Иннокентия, чтобы тот подтянул пояс.
От первоначального состава пятого десятка, после того как на ночной дороге пострадал Зосима, осталось всего пятеро плюс Мишка и Демьян. Однако Варлам, это было видно и невооруженным глазом, предпочел бы остаться с четырьмя подчиненными, чем иметь такое пополнение. От злобной радости, посетившей его во дворе острога, не осталось и следа, а с Мишкой он вообще старался не общаться. Последний урок, преподнесенный ему бояричем Лисовином вчера, оказался особенно обидным.
Отроков не подняли на рассвете, давая отоспаться после ночных треволнений, но Мишку раньше других поднял один из обозников.
– Слышь, тебя Алексей кличет.
– А? – Мишка спросонья не разобрался, кто и куда его зовет.
– Алексей зовет, говорю.
– А его разве не увезли с ранеными?
– Глаза-то продери! Раз зовет, значит, не увезли. На хуторе он, в хозяйском доме.
– Сейчас, бегу!
– Да не спеши, он велел: когда проснешься.
– Чего ж тогда разбудил-то?
– Только мне и дел, что ждать, пока ты выдрыхнешься!
Мишке так и захотелось запустить чем-нибудь твердым в спину уходящему обознику. Поворочавшись немного, он понял, что не уснет, и принялся обуваться, горестно вздохнув, приматывая обрывком мочальной веревки отваливающуюся подметку.
Алексей лежал в той же горнице, где два дня назад диктовал послание для Корнея. Когда Мишка вошел, Герасим как раз надевал на него рубаху, и было видно, что торс старшего наставника Младшей стражи туго обтягивает кусок полотна, сшитый на груди сапожной дратвой.
«Значит, ребрам крепко досталось. А Герасим-то прилепился к мистеру Алексу, да и то сказать, куда ему деваться-то? Ну и ладно, станет кем-нибудь вроде денщика или адъютанта…»
– Как ты, дядька Алексей?
– Хорошо, завтра поднимусь, наверно. Вас, я слыхал, ночью потрепали? Сильно досталось?
– Обошлось. Убитых нет, тяжелораненых тоже.
– Угу. – Алексей, бережно поддерживаемый Герасимом за плечи, улегся. – Герася, сходи-ка к кашеварам, скоро, наверное, уже завтрак готов будет…
Герасим безропотно повиновался, а Алексей, дождавшись, когда за парнем закроется дверь, спросил:
– Ну и как тебе в рядовых?
– Как рядовому: подальше от начальства, поближе к кашеварам. Начальники думают, мне забот меньше.
– Хе… молодец, не киснешь… – Алексей коротко ободряюще улыбнулся, потом лицо его сделалось серьезным. – Спрашивай: чего непонятно? Много же непонятного? Давай, я пока лежу, все равно делать нечего, отвечу. Обиделся на деда, что от старшинства отрешил?
– Это потом, можно я с самого начала спрашивать буду?
– С начала? Гм, ну давай с начала. С какого места-то?
– С островка, дядька Алексей. Вот узнали мы, что на хуторе три десятка стражников. Ясно же, что все с самого начала пошло не так, как думали. Почему Корнею весть не послали?
Алексей сначала кивнул, то ли каким-то своим мыслям, то ли одобряя Мишкин подход, немного помолчал, потом принялся обстоятельно объяснять:
– Считай сам: через болото перебираться почти полдня, потом еще до Корнея сколько-то скакать, он же не у самого берега был. Потом обратно столько же времени. Да еще ночь в дороге застанет. Мы бы высидели столько на островке, где даже кони не все помещались? И какие бы после этого из отроков были бойцы? Это – раз!
Теперь еще вот о чем подумай: сидели бы мы на островке или перебрались бы на берег, была ли у нас уверенность в том, что нас никто не заметит? Запомни: если даже кажется, что вокруг никого нет, это еще не значит, что никого нет на самом деле! Мог охотник мимо проходить, могли хуторяне за какой-то надобностью по берегу пройти или на островок заглянуть, могли детишки мимо пробегать… Все, что угодно, могло быть, а полсотни народу с конями – не иголка! Обязательно бы заметили. Значит, что?
– Понятно: ждать было нельзя. Но тогда выходит, что ты сам все решил, а зачем же нас спрашивал?
– А кто вас учить будет: думать, решения принимать?
– Кхе!
– Вот, то-то же! – Алексей снова коротко улыбнулся. – Совсем как Корней кхекаешь.
Мишка помолчал, колеблясь, потом все-таки решился:
– Дядь Леш, у тебя с матерью разговор насчет Первака был?
– А сам-то как думаешь? Женщина в муже, прежде всего прочего, опору и защиту ищет. Так от начала времен повелось, так правильно, и ничего зазорного в том нет. А если от кого-то исходит опасность ее детям, то и тем паче! Только корень зла тут не в Перваке, а в Листвяне… впрочем, мать твоя сказала, что ты и сам это понимаешь. К чему твой вопрос-то?
– Так вышло на хуторе, что почти вся Младшая стража со стороны ворот оказалась, а десяток Первака, в одиночку, на задах. Их всех перебить могли, выходит, что из-за одного Первака…
– Неверно! Командовал ты, с тебя и спрос!
– Но ты-то наставник, знаешь больше меня, неужели предусмотреть… предупредить меня…
– Всего не предусмотришь, в бою дело по-всякому поворачивается, а воеводами и другими начальными людьми не рождаются! Этому учатся, так же как и другим искусствам. – Алексей пристально взглянул на собеседника и подчеркнул важность своей мысли жестом. – Искусствам, а не ремеслу! Это плотник может ученику сказать: вот здесь столько-то отпилишь, вот здесь подтешешь, а потом загладишь, и, если мастер все верно сказал, а ученик правильно понял, получится то, что задумывалось. В искусстве, а воинское дело – искусство, так не получается. Или, погоди… так ты решил, что я это подстроил, чтобы Первака извести? Так?
– Был грех, дядька Алексей, подумал.
– М-да, если слишком хорошо, это – тоже плохо! Перечитал ты книжек, Михайла, лишку. Оттого и мысли всякие у тебя в голове бродят тропинками путаными. Кто мог знать, что племянник хозяина таким лихим рубакой окажется, кто мог знать, что Первак сдуру и в нарушение приказа в тот амбар полезет? Нет уж, если бы мне надо было Первака угробить… не узнал бы никто, даже и не подумали бы, что это кто-то с умыслом подстроил. Можешь мне поверить, я всякого навидался… да и наделал. К тому же Первак нам сейчас нужнее живой, чем мертвый, и была б тут церковь, я бы за его исцеление от ран свечечку поставил бы.
– Даже так?
– Да! Вот ты, Михайла, не знаешь, а мне Сучковы плотники рассказали, что у Первака где-то зазноба завелась. Не в Ратном, а где-то в ином месте. Помнишь, его десяток посылали в помощь, когда на новых огородах избушку ставили да ограду устраивали? Так он оттуда почти сразу уехал и почти все время, пока его десяток с плотниками работал, где-то пропадал, только в предпоследний день вернулся, и конь у него заморенным был.
– Когда ж ему зазнобу-то заводить было, если он все время в крепости, на глазах?
– Ну могла еще с Куньего городища остаться, а поселили ее, скажем, на выселках. Если оттуда до новых огородов быстро гнать, да еще вкругаля, чтобы мимо Ратного не проезжать, коня действительно заморить можно. Но только вот какое дело: уезжал Первак в тот же самый день, когда из Ратного уезжали изгнанные семьи бунтовщиков, которые потом неизвестно куда подевались. Ни на какие мысли тебя, Михайла, это не наводит?
