Салют из тринадцати орудий (ЛП) - О'Брайан Патрик (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
Было холодно, но к югу от мыса Горн бывало и холоднее. Солнце поднялось над грот-марселем, делясь ощутимым теплом и сиянием, превратившим синеву неба и океана в постоянно обновляющееся чудо. Стивен наблюдал, как альбатросы без усилий планируют вдоль борта корабля, пересекают кильватерный след, иногда что-то подбирают с поверхности воды, проносятся по диагонали перед наступающей волной и несутся вперед на огромной скорости, останавливаясь в четверти мили впереди и поворачивая, чтобы начать сначала. Он оставался на квартердеке, зачарованный, иногда постукивая руками, иногда обмениваясь парой слов со штурманом, склянку за склянкой, пока деловитые перемещения и сбор всех юных джентльменов не возвестили, что солнце собирается пересечь зенит, и собравшиеся с квадрантами или секстантами собираются замерить его высоту над горизонтом.
Церемония следовала неизменным путем. Штурман Уоррен доложил о наступлении полудня и 46°39' ю.ш. вахтенному офицеру Ричардсону, тот сделал шаг в сторону кормы от фальшборта, снял шляпу и произнес:
— Полдень и сорок шесть градусов тридцать девять минут южной широты, если вам угодно, сэр.
Его волосы струились по ветру.
— Отметьте полдень, мистер Ричардсон, — скомандовал Джек.
— Отметьте полдень, мистер Сеймур, — передал Ричардсон команду вахтенному помощнику.
— Пробить восемь склянок, — велел Сеймур рулевому старшине.
А тот повернулся к часовому у дверей кормовой каюты и приказал голосом, рассчитанным на штормовой ветер:
— Переворачивай часы и бей склянки.
Морской пехотинец перевернул получасовые песочные часы, которые втихомолку время от времени подталкивал локтем, чтобы заставить песчинки сыпаться быстрее и сократить время дежурства, после чего помчался вперед к колоколу, подгоняемый ветром. Он отбил четыре двойных удара, и Ричардсон наконец-то приказал боцману Крауну: «Свистать всех к обеду».
Вслед за этим из тишины, столь полной, какую только позволял вой ветра в такелаже, всеобщий вездесущий грохот волн и издаваемые корпусом корабля звуки, вырвался вой, какой издают разве что львы в Тауэре в предвкушении кормежки — громкие непристойные веселые вопли, топот ног в сторону жилой палубы, стук тарелок, бачков и кожаных кружек о подвесные столы и рев бачковых на камбузе в ожидании своей очереди.
Подобный бедлам был столь привычен Джеку Обри, что служил аперитивом, тем более что в самые ранние и голодные годы морской жизни он, как юный джентльмен, также обедал в это время. Желудок слегка напомнил о себе, а рот наполнился слюной, но этим знакам был скомандован отбой криком дозорного, гуманно посаженного в набитую соломой бочку на марсе: «Эй, на палубе...». Остальные слова потерялись, пока корабль не заслонило поднимающейся волной, и их тогда можно было отчетливо разобрать: «Ледяная гора на правом крамболе».
Джек позаимствовал подзорную трубу у Ричардсона. Пока корабль поднялся на волне, он осматривал море на зюйд-осте, и когда «Диана» почти забралась на гребень, заметил айсберг, и довольно близко. Гораздо ближе, чем ожидал, и намного более крупный — очень высокая масса льда с двумя блестящими на солнце зелеными пиками, возвышающимися над прибоем, бившимся на поразительной высоте с западной стороны.
Он некоторое время его изучал, изменил курс, не желая сближаться с айсбергом ближе чем на милю, а потом передал подзорную трубу Стивену. Последний, пристально разглядывая ледяную гору три подъема на огромных волнах, скрепя сердце вернул подзорную трубу.
— Мне надо идти. Я обещал мистеру Макмиллану присоединиться к нему в полдень. Уже опоздал, а нам предстоит небольшое деликатное предприятие.
— Уверен, что ты преуспеешь. Но даже если и задержишься, надеюсь, что встретимся за обедом.
Единственным гостем в кормовой каюте оказался Ричардсон, и в его присутствии Джек не стеснялся говорить о корабле и его делах:
— Думаю, нам стоит убираться отсюда, как только мы хорошенько рассмотрим ледяную гору. Может, я и ошибаюсь, но кажется, это вовсе не старый лед. Он мог приплыть откуда-то из-за Кергелена, до которого не так далеко, и за ним может последовать множество других айсбергов. Мы уже далеко внутри их северного предела. Стивен, я уверен, что ты слышал дрейфующий лед.
— Не этот ли звук «тук-тук-тук»?
— Ага. Вот, снова.
— Заметил его в полдень и предположил, что это бондарь или плотник, или оба разом. Но потом мне пришло в голову, что они вряд ли будут работать в обед, если только корабль не тонет, Господи упаси.
— Нет, это дрейфующий лед. К счастью, нам удалось установить ледовый кранец, да и льдины не слишком толстые. Но даже так обшивке придется несладко.
— Кергелен — это не тот же остров, который некоторые называют островом Отчаяния, сэр? — поинтересовался Ричардсон.
— Да, его так называют. Но это не наш остров Отчаяния — он меньше, дальше к зюйду и осту. А еще один есть где-то на пятидесяти восьми градусах южной широты, по левому борту, как выходишь из Магелланова пролива. Кажется, немало мест в то или иное время назвали в честь отчаяния. Хорошо же это характеризует моряцкую жизнь. Не то чтобы наш остров Отчаяния оказался таким плохим. Жаль, что ты не был с нами на «Леопарде», Дик. Мы славно развлеклись, устанавливая новый руль. И там удалось провести несколько первоклассных астрономических наблюдений — наилучшее тройное измерение долготы по спутникам Юпитера, какое ты только можешь вообразить, каждое измерение совпадает с предыдущим, и с очень точным угловым расстоянием Луны от Ахернара.
— И ты был бы в восторге от морских слонов, морских леопардов, пингвинов, белых ржанок, синеглазых бакланов, буревестников, а более всего — от гнездовьев великолепных альбатросов. Они такие... — начал Стивен, однако его прервала смена блюд, подали пудинг, и он потерял нить.
— Боюсь, это последний пудинг на сале до самой Батавии, — мрачно сказал Джек. — Киллик говорит, в такую холодную погоду крысы становятся возмутительно наглыми. Так что давайте наслаждаться пудингом, пока можем — с чертовски затхлым столетним салом. — После первого куска он помолчал, а потом добавил: — Но вот что мне не нравится в этих ледяных айсбергах — кроме того, что они норовят потопить наш корабль — похоже, они становятся причиной или, по крайней мере, предвещают штиль. Когда пострадал бедный старый «Леопард», стоял туман, а ветер едва шевелил брамсели.
После обеда они снова вернулись на квартердек. Айсберг теперь стал гораздо ближе. Солнце ушло к западу, лучи отражались от множества ледяных граней, проявляя не только идеальный зелёный цвет, но и широкую прозрачную полосу светящегося аквамарина, которую Стивен помнил ещё по несчастному «Леопарду». Выглядел айсберг прекрасно, и наблюдать его теперь стало гораздо удобнее, однако требовалось держаться на расстоянии — эта огромная масса нестабильна. Когда корабль и айсберг находились в подошве одной волны и лёд всего в миле на траверзе фрегата, наблюдающие увидели, как одна из вершин, размером с собор со шпилем, скользит, наклоняется, падает, огромные куски срываются со склонов, чтобы соединиться с другими обломками поблизости, взметая мощные фонтаны воды.
Удобное положение для подзорной трубы Стивен нашёл только на шкафуте. А поскольку он стоял не на священном квартердеке, все его пациенты решили, что на этой нейтральной территории имеют право с ним поговорить, и Стивен нисколько не удивился, когда низкий голос с западным акцентом произнёс у самого уха:
— А, вот вы где, сэр. Он как раз на раковине, смотрите, мы зовём его «квакером».
Стивен взглянул — там, на ветру, старательно балансировал маленький и неприметный потрёпанный альбатрос Diomedea fuliginosa.
— Назвали «квакером», потому как одет он скромно.
— Вполне хорошее имя, Гримбл, — сказал Стивен. — А как вы зовёте вон того? — Он кивнул в сторону в сторону огромного буревестника.
— Некоторые зовут костолом, некоторые — приятель альбатроса, а чаще называют гусем матушки Кэри. Гусь, сэр, не цыплёнок. Цыплят можно десяток в карман засунуть. — Собеседник помолчал и заговорил потише. — Осмелюсь спросить, сэр, как там наш Артур?
