Отважная охотница. Пропавшая Ленора. Голубой Дик - Рид Томас Майн (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Холм, возвышающийся среди равнины почти на двести футов, кажется постройкой каких-то сказочных великанов. Это огромная пирамида, сложенная из гранитных глыб, черных, как уголь, вследствие примеси железной руды. Склоны ее на две трети поросли темно-зелеными кедрами, а над ними громоздятся голые скалы, переходящие в усеченную вершину. Вокруг всего подножия холма лежат огромные камни, скатившиеся вниз под натиском дождя и ветра.
Это единственная возвышенность на равнине. Только виднеющиеся вдали утесы могут сравниться с ней по высоте. Но в этом их единственное сходство, так как утесы сложены из песчаника, а Одинокий холм — из гранита. Таким образом, даже с геологической точки зрения он стоит особняком от окружающего мира и вдвойне заслуживает свое название.
Достойна этой картины и ее рама: красный песчаник утесов и темная зелень можжевельника на их вершинах. Вдали можно различить более строгие очертания большого горного хребта, увенчанного двойной вершиной Вато-йа, и над всем этим господствует уходящий в небо Пайкс-Пик. Все эти вершины, сверкающие под полуденным солнцем, и темно-синее небо над ними образуют панораму, по торжественному величию не знающую себе равной на земле.
Мы, пожалуй, долго любовались бы ею, если бы наше внимание не отвлекло маленькое белое пятно в дальнем конце долины. Вокруг него виднелись какие-то темные фигуры. Мы догадались: белое пятно — это парусиновый верх фургона, а темные фигуры возле него — люди. Вероятно, это был фургон, замыкавший караван, так как других не было видно. Мы решили, что они уже скрылись в следующем каньоне. Мы не стали разглядывать, движется ли этот фургон или стоит на месте. Караван был виден — и мы думали только о том, чтобы скорее догнать его.
Позвав своих спутников, мы снова сели на лошадей и выехали в долину, не соблюдая больше никакой осторожности, уверенные, что часа через два нагоним караван и что около него индейцы не посмеют на нас напасть. Мы решили ехать прямо к фургону, нигде больше не останавливаясь.
Впрочем, оказалось, что одна остановка необходима. Я ведь обещал своим бывшим солдатам снабдить их гражданской одеждой, прежде чем они встретятся с конвоем. Мы решили заняться этим переодеванием у подножия холма, который находился как раз на нашем пути. Меня радовало, что фургон был по-прежнему виден, то ли не успев доехать до ущелья, то ли остановившись для какой-нибудь починки. Пока Уингроув доставал из мешков одежду, я соскочил с лошади и взобрался на холм. Сделать это было нетрудно, потому что, как ни странно, через вершину Одинокого холма проложена тропа. Мне показалось удивительным, что на ней не было обломков гранита, покрывавших склоны в других местах. По ее сторонам громоздились огромные скалы. Вершина холма представляла собой площадку длиной в сорок футов и шириной в двадцать, прорезанную в нескольких местах трещинами. Добраться до нее можно было только по тропе. Каменные осыпи и заросли можжевельника делали крутые склоны совершенно неприступными. У меня не было времени размышлять о своеобразии этого холма. Добравшись до вершины, я навел на долину мою подзорную трубу и тут же чуть не выронил ее из рук при виде представившейся мне картины. Весь фургон вплоть до колес был ясно виден, так же как и темные фигуры вокруг него. Из них одни были верхом, другие пешие, а несколько человек лежали неподвижно, распростертые на траве. Кто были последние, я догадался не сразу, но остальных узнал с первого взгляда. Бронзовая кожа обнаженных до пояса тел, длинные волосы, украшения из перьев и развевающаяся одежда — все это могло означать только одно: фургон был окружен индейцами. Но кто же лежит на земле? Неужели его владельцы? Моя страшная догадка тотчас же подтвердилась. Я увидел, что один из трупов, лежащий головой в мою сторону, оскальпирован.
Глава LII
ПОСТРОЙКА УКРЕПЛЕНИЯ
Я смотрел в трубу значительно меньше времени, чем требуется, чтобы рассказать об этом. Едва я понял, что передо мной индейцы, как поспешно спрыгнул со скалы и спрятался за нею. Теперь из-за камня виднелась лишь моя голова и подзорная труба, направленная на долину.
Я продолжал наблюдение. Остальные убитые тоже были белые и, по-видимому, тоже оскальпированы.
Картина говорила сама за себя.
Остановленный фургон с выпряженными лошадьми, из которых две, убитые, лежали под дышлом, толпа индейцев вокруг, трупы на земле, ящики и тюки, разбросанные по траве, — все это указывало на то, что здесь недавно произошла горячая схватка.
Теперь мне стало ясно, что мы действительно слышали залпы, когда ехали вверх по каньону. Индейцы напали на караван или, что более вероятно, на один далеко отставший фургон. Но кто стрелял — конвой или переселенцы?
По-видимому, среди убитых были также индейцы: в стороне я заметил несколько распростертых тел, около которых кучками стояли победители, и догадался, что это были трупы краснокожих.
Куда же делись остальные фургоны? Ведь их было пятьдесят, а здесь я видел лишь один. Не верилось, что индейцы могли захватить весь караван. Если же это случилось, он, вероятно, погиб в верхнем каньоне. Какая же ужасающая резня произошла там! Но нет, этого быть не могло: около фургона было не меньше двухсот индейцев, а их военные отряды редко бывают больше. Если бы индейцы захватили другие фургоны, они бы не толпились около одного. По всей вероятности, эта повозка далеко отстала от остальных; часть лошадей, которые везли ее, была убита во время перестрелки, и она попала в руки торжествующего врага.
Все эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове. Среди них была одна особенно тревожная: кому принадлежал покинутый фургон? Со страхом и волнением, напрягая глаза до боли, разглядывал я в подзорную трубу место битвы. Я внимательно осмотрел всю долину, сам фургон, группы индейцев и разбросанные по равнине трупы. Благодарение богу! Все, как живые, так и мертвые, были мужчины с черными, каштановыми или рыжими волосами.
Мое обследование, занявшее не более десяти секунд, было прервано внезапным движением среди дикарей. Те, что сидели на лошадях, вдруг отделились от остальных, и поскакали по направлению к Одинокому холму. Понять их намерение было нетрудно: когда я неосторожно стал на вершине холма, индейцы заметили меня. Я горько пожалел о своей опрометчивости, но предаваться раскаянию не было времени. Надо было действовать — быстро и хладнокровно.
Я не крикнул товарищам о надвигающейся опасности и остался на вершине холма. Я хотел избежать смятенья, которое несомненно последовало бы за таким неожиданным сообщением, и спокойно обдумать план действий.
Индейцы находились на расстоянии пяти миль от холма. Им требовалось порядочно времени, чтобы доскакать до него, и я мог потратить две-три минуты на размышление.
Сейчас, оглядываясь на прошлое, я спокойно описываю мысли, следовавшие тогда одна за другой с молниеносной быстротой. Но в ту минуту страх мешал мне рассуждать хладнокровно. Я сразу понял, что наше положение не просто опасно, но безнадежно. Сперва я подумал о бегстве. Я хотел бросить всю поклажу, посадить солдат на мулов и скакать назад в каньон.
План был бы неплох, если бы его можно было выполнить. Однако ущелье находилось слишком далеко, и мулы не выдержали бы такой скачки. Но, даже если бы мы все четверо и добрались до каньона, вряд ли нам удалось бы спастись. В течение какого-то времени можно было защищаться в его теснине, но добраться до выхода мы не смогли бы. Несомненно, часть индейцев поскакала бы в обход и перехватила бы нас там. Опередить их и доскакать до леса, находившегося по ту сторону ущелья, мы не смогли бы, так как путь по каньону был очень труден. Поэтому пытаться бежать не имело никакого смысла. Я понял, что нам остается лишь защищаться. Шансов на успех было мало, но другого выхода я не видел. Нам оставалось или сражаться, или погибнуть без сопротивления. От такого врага мы не могли ожидать пощады.
Но где нам защищаться? На вершине холма? Ничего более удачного мы выбрать не могли. Как я уже говорил, вершина представляла собой небольшую площадку, на которой хватило места для всех нас. Нам достаточно было пригнуться или лечь, чтобы укрыться от стрел индейцев. Кроме того, ружья держали бы противника на почтительном расстоянии от подножия холма. Этот план созрел в моей голове мгновенно, и я, тут же спустившись к своим спутникам, сообщил им о приближении индейцев.
