Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Глава вторая
ВИЛЕНСКИЕ ВСТРЕЧИ
4 марта 1484 года в городе Гродно в возрасте двадцати шести лет скончался от туберкулеза принц Казимир, сын Казимира IV, оставленный им в Литве в качестве своего наместника, после отъезда короля на четыре года в Польшу.
Принц Казимир отличался образованностью, скромностью и набожностью. Впоследствии он будет канонизирован и станет первым литовским святым, его нетленные мощи по сей день находятся в Вильнюсском кафедральном соборе, а современные литовцы радостно и весело празднуют «День Казюкаса» — день памяти святого принца…
Но тогда, в 1484 году, неожиданная смерть в столь юные годы всеми любимого молодого человека, вызвала глубокую печаль и серьезное политическое замешательство.
Очень не везло Великому Литовскому княжеству — оно снова осталось без главы — а король далеко — в Кракове и занят сейчас больше польскими, нежели литовскими делами.
Однако жизнь должна продолжаться, державные дела не могут остановиться из-за смерти одного человека, даже если это сын короля, и в конце апреля маршалок дворный Великого Литовского княжества гетман Иван Ходкевич после долгого периода молчания, пригласил, наконец, в свой загородный замок князя Андрея.
Он встретил его, на этот раз особенно любезно и радушно, стоя на пороге своего большого рабочего кабинета, увешанного портретами предков и батальными полотнами.
— Помнится, я обещал тебе, что вскоре дам некое поручение от имени его величества, и вот этот час настал. Однако, прежде чем мы начнем говорить о делах державных, я хотел бы просить тебя уделить мне немного времени для исключительно частной беседы. Прошу!
Маршалок сделал жест и пригласил князя Андрея пройти в соседнюю залу, предназначенную для отдыха — это была библиотека со стенами, состоящими из одних книг, мягкими креслами и диванами — должно быть, хозяин хотел подчеркнуть неофициальный характер предстоящей беседы.
Ходкевич пригласил князя Андрея сесть на диван, а сам устроился напротив него в мягком кресле и, казалось, даже был смущен — будто не знал, как начать разговор, в то время как князь Андрей выглядел, как обычно, непроницаемо спокойным.
Маршалок дворный разгладил усы, бороду и начал так:
— Дорогой Андрей! Позволь я в этой единственной беседе буду называть тебя просто по имени, поскольку, как ты знаешь, некогда мы были с твоим отцом очень близкими друзьями, и теперь, когда его уже нет среди нас, я возьму на себя смелость поговорить с тобой как… как…, ну скажем как дядя, которого, как известно, у тебя нет.
Князь Андрей, едва заметно улыбнувшись кончиком рта, склонил голову в знак согласия.
— Дорогой Андрей, я знаю тебя с детства, и за десять лет службы ты показал себя как исключительно добросовестный, благородный и мужественный офицер. Все порученные задания ты выполнял с блеском, король — в тот недолгий период, когда он пожелал принять тебя на службу к себе лично, — выразил потом, возвращая тебя мне обратно, свое полное удовлетворение. Все в твоей жизни шло гладко и ровно, вплоть до этой злосчастной дуэли, которая, должен тебе признаться, слегка пошатнула твою репутацию, и легкой тенью омрачила доброе имя вашего рода.
— Пан маршалок, но суд… — начал было Андрей, но маршалок перебил:
— Да-да, я знаю! Суд оправдал тебя, возложив всю вину на беспочвенную задиристость и недостойное дворянина поведение юного князя Четвертинского, и таким образом, с точки зрения юридической и правовой ты совершенно чист. Однако, мой дорогой, мы живем среди людей, а люди, как известно, очень любят посудачить о поступках других, тем более в таком узком обществе как придворный свет, где ты вдруг стал всем известен. Мне очень импонировало, что до сих пор ты держался вдали от шумных вечеринок светской молодежи, балов, этих новомодных танцев и прочих пустых развлечений. А что теперь? Уже четыре месяца твое имя у всех на устах, и, Бог весть, чего только о тебе не рассказывают: начиная от мнения о том, что ты мужественный и благородный рыцарь, вступившийся за честь дамы и поступивший справедливо с негодяем, который получил по заслугам, кончая мнением о том, что ты, прости меня, сам негодяй, который затеял без всякой причины ссору с молодым человеком, моложе на десять лет, и хладнокровно убил его, едва ли не в присутствии самого короля. На всякий роток не набросишь платок, как говорит русская пословица, и, к сожалению, придется смириться и подождать, пока весь этот нелепый и вздорный шум утихнет. Но лично мне как твоему другу, а не начальнику хотелось бы знать, согласен ли ты с тем, что совершил непростительную ошибку?
— Пан маршалок, вы совершенно правы, я давно осознал это и глубоко раскаиваюсь в своем поступке. Мне следовало быть разумнее и ни в коем случае не соглашаться на приглашение молодого человека встретиться в саду. Но что-то в ту минуту как бы затуманило мой ум, и я сделал то, что сделал.
— О, дорогой друг, есть только одна вещь, которая способна затуманить ум самого здравомыслящего мужчины. Она называется — любовь. Еще раз прости, что я вторгаюсь в сферу твоих интимных чувств, и ты, если хочешь, можешь сейчас же прекратить этот разговор…
Иван Ходкевич замолчал, пристально глядя на Андрея и как бы ожидая, что он откажется от продолжения разговора, но Андрей, глядя ему прямо в глаза, сказал просто:
— Нет, нет, спрашивайте, моя совесть чиста и я могу ответить на любой ваш вопрос, как ответил бы родному батюшке.
— Спасибо, сынок, это первый и последний раз, когда я вмешиваюсь в твою личную жизнь, но я очень не хотел бы, чтобы ты, совершив одну ошибку, совершил вслед за ней другую. Я буду с тобой совершенно откровенен. В силу моей должности мне известно больше, чем тебе. Князь Четвертинский, отец покойного Вацлава, не найдя в твоей биографии, ничего, что могло бы тебя скомпрометировать, заинтересовался той юной девушкой, из-за которой все произошло. Я тоже ею заинтересовался, хотя бы для того, чтобы оградить тебя от каких-либо неожиданностей со стороны князя Четвертинского, если ему удастся узнать, что-либо компрометирующее ее. Нет ничего удивительного в том, что князю Четвертинскому не удалось узнать что-либо об ее происхождении, родителях, братьях, сестрах, так же как и о том, как она вообще попала в этот монастырь. Удивительно другое: даже мне, как это ни странно, не удалось ничего узнать о ней. Не существует в природе никакого имения Русиново, и никогда не было никакого пана Сурожского. Создается такое ощущение, что панна Барбара появилась в монастыре, как ангел с небес. Кто же такая эта таинственная барышня?
— Пан маршалок, — сказал Андрей, слегка побледнев, — я хочу сообщить вам, что эта, как вы изволили выразиться, таинственная барышня — моя невеста.
— Вот как? — приподнял брови Ходкевич. — В таком случае, тебе должно быть известно, где она находится, ибо по моим сведениям она исчезла из монастыря, в тот же час, когда туда явился с разоблачениями князь Четвертинский.
Андрей вздохнул и улыбнулся:
— Пан маршалок, вы изволили тут похвалить меня за десятилетнюю службу под вашим руководством. Вы также дали понять, что хотите откровенного разговора со мной. Тогда, прошу вас, будьте и вы откровенны, как должно дяде с племянником. Я достаточно давно служу у вас, чтобы не заметить, когда за мной наблюдают. Вы прекрасно знаете, пан маршалок, что, покинув монастырь, панна Русиновская пришла прямо ко мне. Вам также известно, если разумеется, ваши другие сотрудники работают не хуже меня, в чем я глубоко уверен, что в то же утро, я снял в противоположном конце города маленький домик и отвез туда панну Барбару. С тех пор, как Вы тоже наверняка знаете, я ни разу с ней не встречался.
Ходкевич рассмеялся:
— Прости, мой дорогой. Разумеется, ты прав. Я все это знаю. Именно странность всего, что происходит, и побудила меня поговорить с тобой. Ты называешь эту девушку своей невестой и в то же время в течение четырех месяцев ни разу не видишься с ней. Ты хочешь жениться на девушке неизвестного происхождения, появившейся при весьма странных обстоятельствах, и это тревожит меня, прежде всего, как друга твоего отца, как близкого тебе человека, и не скрою, как маршалка дворного. В чем тут дело, скажи мне?
