Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Кардинал откланялся как раз в тот момент, когда мы оказались в молельне принцессы. По своему обыкновению, она пребывала в мрачной неподвижности. В ее застывших глазах не ощущалось мысли. Взглянув на нее, вы решили бы, что перед вами мраморное изваяние. Мадлен Жиро пересекла комнату, но принцесса не обратила на нее внимания. Мадлен подошла к молитвенной скамеечке, стоявшей около принцессы, и положила на нее молитвенник, который укрывала под накидкой. После этого, скрестив на груди руки, она встала перед госпожой, ожидая, когда та заговорит с нею или что-нибудь прикажет. Принцесса подняла на нее взгляд и спросила:
— Вы откуда пришли, Мадлен?
— Из своей комнаты, — ответила камеристка.
Принцесса опустила глаза. Только что, прощаясь с кардиналом, она вставала, чтобы отдать ему реверанс, и в окно увидела Мадлен, стоящую в парке среди толпы спекуляторов. Это обстоятельство пробудило неутихающую подозрительность принцессы Мадлен намеревалась что-то сказать, но не решалась. Она была добрая женщина и, видя глубокую скорбь своей госпожи, испытывала к ней искреннее и почтительное сострадание.
— Ваша светлость, позвольте обратиться к вам, — робко пробормотала она.
Аврора де Келюс улыбнулась и подумала:
«Вот и еще одну подкупили, чтобы она обманывала меня».
Ее так часто предавали!
Вслух же она произнесла:
— Говорите!
— Ваша светлость, — начала Мадлен, — у меня есть ребенок, в нем вся моя жизнь, и я отдала бы все, что есть у меня, кроме сына, чтобы вы стали счастливой матерью, как я.
Вдова Невера промолчала.
— Я бедна, — продолжала Мадлен, — и до моего поступления на службу к вашей светлости моему маленькому Шарло часто не хватало самого необходимого. О, если бы я могла отплатить вашей светлости за все то, что ваша светлость сделала для меня!
— Вам что-нибудь нужно, Мадлен?
— Нет! Нет! — воскликнула камеристка. — Речь идет только о вашей светлости. Этот семейный совет…
— Мадлен, я запрещаю вам упоминать о нем.
— Ваша светлость, — умоляюще промолвила Мадлен, — любимая моя госпожа, даже если вы скажете, что прогоните меня…
— Я прогоню вас, Мадлен.
— Я все равно исполню свой долг и спрошу: «Ваша светлость, хотите ли вы обрести свое дитя?»
Принцесса вздрогнула, побледнела и вцепилась обеими руками в подлокотники кресла. Она привстала. В этот момент у нее упал носовой платок. Мадлен наклонилась, чтобы поднять его. При этом она задела карман своего передника, и раздался серебристый звон. Принцесса вперила в нее холодный, незамутненный взгляд.
— У вас в кармане золото, — негромко бросила она.
И словно забыв о своем высоком происхождении и о надменности, присущей ее натуре, принцесса, подобно обычной женщине, охваченной подозрением и желающей подтвердить его, засунула руку в карман к Мадлен. Камеристка, сложив руки на груди, заплакала. Принцесса вытащила пригоршню золота: с десяток двойных испанских пистолей.
— Господин Гонзаго недавно приехал из Испании, — промолвила принцесса.
Мадлен упала на колени.
— Ваша светлость! Ваша светлость! — со слезами восклицала она. — Благодаря этому золоту мой Шарло выучится. А тот, кто дал мне его, тоже приехал из Испании. Богом заклинаю вас, ваша светлость, не прогоняйте меня, прежде чем выслушаете!
— Ступайте! — приказала принцесса.
Мадлен пыталась умолять. Но принцесса властным жестом указала ей на дверь и повторила:
— Ступайте!
Камеристка вышла, и принцесса упала в кресло. Она сидела, закрыв лицо белыми сухими ладонями.
— А ведь Я готова была полюбить эту женщину! — чуть ли не простонала она. — Никому! Никому! — повторяла она, и в голосе ее мучил ужас одиночества. — Господи, сделай так, чтобы я не верила никому!
Некоторое время она сидела, спрятав лицо в ладони, и вдруг из груди ее вырвалось рыдание.
— Дочь моя! Доченька! — душераздирающе выкрикнула она. — Пресвятая Дева, я хочу, чтобы она умерла! Уж тогда-то я встречу ее подле тебя.
Подобные бурные приступы были редки у этой угасшей натуры. Когда они проходили, несчастная женщина долго чувствовала себя разбитой. Прошло несколько минут, прежде чем она перестала рыдать. Обретя, наконец, голос, принцесса взмолилась:
— Смерти прошу! Иисусе, Спаситель, ниспошли мне смерть!
Она взглянула на распятие, стоящее на алтаре.
— Господи! Разве я мало выстрадала? Сколько же еще длиться этой муке?
Она протянула руки к распятию и со всей тоской исстрадавшейся души повторила:
— Смерти прошу! Господи Иисусе, в память ран твоих, в память страстей твоих, пошли мне смерть! Матерь Божия, в память слез твоих, даруй мне смерть!
Руки у нее опали, веки сомкнулись, и она в изнеможении откинулась на спинку кресла. В какой-то миг могло показаться, что милосердное небо вняло мольбе принцессы, но вскоре по ее телу пробежала слабая дрожь и судорожно сжатые руки шевельнулись. Она подняла веки и уставилась на портрет Невера. Глаза ее были сухими, и в них появилась странная неподвижность, от которой мороз продирал по коже.
Молитвенник, который Мадлен положила на краешек молитвенной скамейки, стоило его взять в руки, сам раскрывался на одной и той же странице, столько раз ее перечитывали На этой странице находился французский перевод псалма
«Miserere mei, Domine» 59. Принцесса Гонзаго по нескольку раз в день прочитывала его. Через четверть часа она протянула руку за молитвенником. Молитвенник раскрылся на странице с псалмом. Секунду-другую принцесса смотрела на него, не видя. И вдруг, вздрогнув, вскрикнула.
Она протерла глаза, огляделась вокруг, чтобы убедиться, что не грезит.
— Книгу никто не трогал, — прошептала она.
Она перестала бы верить в чудо, если бы видела молитвенник в руках Мадлен. Но она поверила в чудо. Она неожиданно распрямилась, глаза, ее засветились, и она вдруг предстала во всем блеске своей былой красоты — прекрасной, гордой, сильной. Она опустилась на колени перед молитвенной скамеечкой. Раскрывшийся молитвенник лежал перед ее глазами
В десятый раз она перечитывала несколько строчек, начертанными на полях псалма незнакомой рукой и представляющих собой как бы ответ на первый стих: «Помилуй меня, Боже». Ибо рядом со стихом было написано:
«Бог смилуется, если в вас есть вера. Наберитесь мужества, дабы защитить свою дочь: явитесь на семейный совет, даже если вы будете больны или при смерти, и вспомните пароль, который был когда-то у вас с Невером».
— Его девиз: «Я здесь!» — прошептала Аврора де Келюс, и со слезами на глазах воскликнула: — Дитя мое! Доченька моя! — а через секунду совершенно твердым голосом промолвила: — Набраться мужества, чтобы защитить ее ? Мужества у меня хватит, и свою дочь я защищу!
9. ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ
Парадная зала Лотарингского дворца, которая этим утром была обеспечена постыдными торгами и которой завтра предстояло быть оскверненной толпой торгашей, приобретших ее по частям, в этот час, казалось, в последний раз озарилась ярким светом. С уверенностью можно сказать, что никогда, даже в пору великих Гизов, под ее сводами не заседало столь блистательное собрание.
У Гонзаго были причины желать, чтобы эта церемония прошла со всей важностью и торжественностью. С вечера были разосланы от имени короля письма, приглашающие на нее. Поистине можно было подумать, что речь пойдет о деле государственной важности, что предстоит «Королевское чтение» 60, на котором в семейном кругу решаются судьбы великой нации. Кроме президента парламента де Ламуаньона, маршала Вил-леруа и вице-канцлера д'Аржансона, представлявших регента, на почетной скамье восседал и кардинал де Бисси между принцем де Конти и послом Испании, старый герцог де Бо-мон-Монморанси рядом со своим кузеном Монморанси-Люксамбуром, принц Монакский Гримальди, оба Ларошешуара, один из которых был герцогом де Мортемаром, а второй принцем де Тонне-Шарантом, а также Косее, Бриссак, Граммон, Аркур, Круа, Клермон-Тоннер.
59
«Помилуй меня, Боже» (лат.) — католическое песнопение на слова покаянного 50-го псалма.
60
Так назывался торжественный день заседания в парламенте, когда на него являлся король и лично заставлял парламент зарегистрировать тот или иной королевский указ, против которого возражал парламент.