Смертельные враги - Зевако Мишель (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Он поспешно направился в соседнюю комнату. Там, погрузившись в молитвы и размышления (так, по крайней мере, казалось со стороны), терпеливо ждал другой монах. Лекарь чуть слышным голосом сказал ему несколько слов и, стремительно вернувшись обратно, встал между двумя кроватями, готовый пресечь любые попытки раненых приблизиться друг к другу.
Несколько минут спустя в комнате появился какой-то человек; он подошел к врачу-монаху, который почтительно склонился перед ним; между тем Монтальте и Понте-Маджоре, узнав посетителя, прошептали со скрытым ужасом:
– Великий инквизитор!
Эспиноза вопросительно взглянул на врача, и тот успокоительно кивнул, добавив шепотом:
– Они спасены, монсеньор!.. Но посмотрите на них... Я боюсь, что они вот-вот захотят возобновить поединок!
Эспиноза поочередно окинул раненых испытующе-пристальным взглядом и повелительно махнул рукой. Монах вновь согнулся в глубоком поклоне и удалился неслышными шагами.
Эспиноза взял стул и сел между кроватями, не сводя с двух соперников властного взора.
– Итак, – сказал он очень спокойно, – мужчины вы или дети?.. Разумные люди или сумасшедшие?.. Как! Вы, кардинал Монтальте, и вы, герцог Понте-Маджоре, вы, славящиеся своей рассудительностью и предусмотрительностью, – и вдруг не умеете управлять своими страстями? Что за ребячество? Вы просто-напросто поддались ревности, слепой и глупой!..
Оба раненых издали глухое протестующее рычание, и потому Эспиноза продолжал с еще большей энергией:
– Я сказал «глупой»... и настаиваю на этом!.. Вы что же – ничего не видите? Да ведь если вы уничтожите друг друга, то праздновать победу будет Пардальян!.. Ведь Пардальян-то любим! Вы станете кусать и рвать друг друга в клочья, пойдя на поводу у своего безрассудства, а Пардальян тем временем отберет у вас Фаусту и посмеется над вами...
– Достаточно! Достаточно, монсеньор, – прохрипел Понте-Маджоре, в то время как Монтальте, чьи глаза налились кровью, в ярости сжимал кулаки.
Великий инквизитор заговорил вновь – еще более резким, еще более повелительным тоном:
– Вместо того, чтобы бросаться друг на друга, подобно двум разъяренным тиграм, объедините во Христе ваши силы и вашу ненависть! Они будут нелишними в смертельной схватке с вашим общим врагом. Преследуйте его без отдыха и передышки, пока он не окажется в вашей власти! Пока он не падет, хрипя и задыхаясь, под вашими совместными ударами... И лишь тогда, когда вы его убьете – лишь тогда, не раньше! – для вас настанет пора убивать друг друга... если, конечно, вы не сумеете договориться.
Монтальте и Понте-Маджоре, пораженные, нерешительно переглянулись. Ни тому, ни другому не приходило в голову это неожиданное, однако вполне логичное решение.
– Вы говорите сущую правду, монсеньор, – прошептал Монтальте.
– Вы верите, что Пардальян – единственный человек, которого вам следует опасаться?
– Да, – прохрипели оба раненых.
– Вы действительно хотите сокрушить его, увидеть, как он умирает медленной и мучительной смертью?
– О, ради этой минуты мы отдали бы всю свою кровь.
– В таком случае, будьте товарищами и союзниками. Поклянитесь, что станете помогать друг другу. Поклянитесь, что будете сражаться бок о бок до тех пор, пока Пардальян не умрет. Поклянитесь именем Христа! – добавил Эспиноза, протягивая им свой кардинальский крест.
И оба врага, примиренные обшей ненавистью к счастливому сопернику, возложили руки на крест, и голоса их слились воедино, когда они прорычали:
– Клянусь!..
– Хорошо, – сказал Эспиноза сурово, – я запомню вашу клятву. Когда вы избавитесь от своего врага, вы снова станете действовать независимо и снова сможете без опаски кидаться друг на друга, если уж вам непременно этого хочется. Но до тех пор вы заключаете оборонительный и наступательный союз! Так вперед же, на Пардальяна!
– На Пардальяна! Клянемся, монсеньор!
– Кардинал Монтальте, – сказал великий инквизитор, поднимаясь, – вы ранены не так серьезно, как герцог Понте-Маджоре, и я оставляю его на ваше попечение. Нельзя терять ни секунды, господа; вы должны быть на ногах как можно скорее. Подумайте о том, что вы имеете дело с закаленным бойцом; пока вы по собственной вине не можете двинуться с места, он не теряет времени даром. До свидания, господа.
И Эспиноза вышел медленной и мерной поступью.
Как и обещал великий инквизитор, Фауста, сопровождаемая Сен-Малином, Монсери и Шалабром, покинула Алькасар со всеми полагающимися ей почестями.
Куда бы ни направлялась Фауста, она любила окружать себя неслыханной роскошью. Вот почему она разбрасывала золото пригоршнями, не считая его. Для этой необычной женщины расточительство не было заурядным приемом кокетки, стремящейся создать сверкающую, но вовсе не обязательную оправу для своей сказочной красоты. Баснословная роскошь, которой она себя окружала, являлась звеном тщательно продуманной системы. Это было нечто вроде ослепительного спектакля, предназначенного поразить воображение всех тех, кто к ней приближался, от мала до велика, а заодно и подчеркнуть ее красоту.
В Севилье Фауста немедленно приказала отделать себе великолепные покои, украшенные мебелью из ценных пород дерева, переливающимися драпировками, редкими безделушками, полотнами самых известных мастеров того времени; не было забыто ничего, что могло бы произвести впечатление на ослепленного посетителя.
В это-то жилище и прибыла сейчас на носилках Фауста.
Как только она вернулась к себе, служанки сняли с нее пышный придворный костюм, надетый ею для визита к Филиппу II, и облачили ее в просторное платье из тонкого льна ослепительной белизны, после чего она удалилась в свою спальню, куда, кроме нее, никто не смел входить; своим аскетизмом эта комната резко контрастировала с тем блеском, что царил вокруг.
Уверенная, что ничьи нескромные глаза не будут здесь за ней подглядывать, Фауста взяла манифест Генриха III, который хранила у себя на груди и который чуть не отобрал у нее Эспиноза. Задумавшись, она долго смотрела на него, а потом спрятала в маленький футлярчик с секретным замком; футлярчик, в свою очередь, она положила в выдвижной ящик, скрытый в дне сундука из массивного дуба и защищенный двойным рядом сложных запоров.
– Чтобы обнаружить футляр, понадобится разнести этот сундук в мельчайшие щепки, – прошептала она.
Приняв эти меры предосторожности, Фауста села и стала размышлять; при этом лицо ее оставалось по-прежнему величественно-спокойным, как у мраморной статуи.
– Итак, у Филиппа я встретила Пардальяна, и этой встречи оказалось достаточно, чтобы я опять споткнулась! Великий инквизитор едва не схватил и не ограбил меня.
Неопределенная улыбка появилась на ее губах:
– Правда, Пардальян собственной персоной явился меня освобождать!.. Почему?.. Неужели, сам того не подозревая, он любит меня? Господи, как же плохо я, Фауста, знаю этого человека!
Внезапно ее взгляд помрачнел:
– Впрочем, если Эспиноза тот человек, каким я его себе представляла, то рыцарский жест Пардальяна может стоить шевалье жизни... Осмелится ли Эспиноза воспользоваться ловушкой, которую он так замечательно подстроил?.. Я в этом отнюдь не уверена! Сей служитель церкви всегда идет к своей цели долгим и извилистым путем. Только я решаюсь без колебаний уничтожать все препятствия – я и Пардальян. И почему он не на моей стороне?! Сколько мы могли бы совершить, будь мы заодно!.. Ах, почему я сама не мужчина?! Я хотела бы, чтобы весь мир распростерся, словно раб, у моих ног! Но я всего лишь женщина, и раз я не смогла вырвать из своего сердца эту любовь, грозящую погубить меня, то я нанесу новый удар по предмету этой любви; на сей раз я буду предельно осторожна, и он не ускользнет от меня. На карту поставлена моя собственная жизнь; чтобы осталась в живых я, нужно, чтобы Пардальян был мертв!
Она вспомнила о Филиппе II, и мысли ее потекли в другом направлении:
– По-моему, я произвела на короля глубокое впечатление... А может быть, оно оказалось весьма скромным? Я надеялась ошеломить его своими возвышенными замыслами, а на деле, по-видимому, этого надменного старика поразила лишь моя красота. Что ж, пусть так... Любовь – такое же оружие, как и всякое другое, и с ее помощью можно управлять мужчиной... особенно, если этот мужчина достиг уже преклонного возраста... Я бы предпочла, конечно, что-нибудь другое, но выхода у меня нет.
