Безымянное семейство (с иллюстрациями) - Верн Жюль Габриэль (электронная книга txt) 📗

Просторная зала была искусно убрана в честь Бернара и Розы Микелон. Стены украсили свежими гирляндами из листьев. Несколько зеленых кустов, казалось, нарочно выросли для такого случая по углам. Сотни букетов из душистых цветов были расставлены в оконных проемах. Наконец, весьма живописным украшением были развешанные на стенах ружья, пистолеты, карабины — оружие семейства, насчитывающего немало охотников.

Молодые супруги сидели во главе стола, имевшего форму подковы и похожего на Ниагарский водопад, сбрасывающий свои оглушительные потоки неподалеку, в ста пятидесяти милях к юго-западу от фермы; точно такие же потоки вот-вот устремятся в пропасть желудков собравшихся здесь франко-канадцев!

По обе стороны от новобрачных заняли места отец и дочь де Водрели, Жан и его товарищи с «Шамплена». Напротив, между Томом и Катериной Арше, восседал мэтр Ник с главными воинами своего племени, которым было любопытно, как будет вести себя их новый вождь. Вне всякого сомнения, Никола Сагамор обещал продемонстрировать аппетит, достойный своей родословной. Само собой разумеется, что ради такого исключительного случая, вопреки традиции, к взрослому столу были допущены дети, рассаженные между родными и близкими, а вокруг сновала целая команда негров, специально нанятых для услуг.

В пять часов началась первая атака. В шесть в осаде был сделан перерыв — не с тем, чтобы подобрать мертвых и раненых, но чтобы дать живым время перевести дух. Тут-то и зазвучали тосты за молодых и здравицы в честь семейства Арше.

Затем настал черед веселых свадебных песен, ибо, следуя старинному обычаю, на всех сборищах, как за обедом, так и за ужином, дамы и господа имеют обыкновение петь, особенно старинные французские песни.

Наконец, Лионель прочел прелестную эпиталаму [179], специально сочиненную к данному случаю.

— Браво, Лионель, браво! — воскликнул мэтр Ник, утопивший в стакане тяготы своего будущего самовластия.

В глубине души добряк гордился успехами своего юного поэта и даже предложил выпить за здоровье «галантного лауреата „Дружественной лиры“.

В ответ на это предложение раздался дружный звон бокалов, поднятых в честь счастливого и смущенного Лионеля. Юноша вдруг решил, что самым лучшим ответом на это будет его тост:

— За Никола Сагамора! За последнюю ветвь благородного древа, на которую Провидению было угодно возложить судьбу гуронского народа!

Раздались аплодисменты. Махоганы вскочили из-за стола, потрясая своими томагавками с таким неистовством, будто готовились броситься на ирокезов, мунго или какое-нибудь другое вражеское племя Дальнего Запада. Мэтр Ник со своей доброй, благодушной физиономией казался слишком тихим для таких воинственных бойцов. Право, лучше бы этот взбалмошный Лионель помолчал.

Когда страсти улеглись, все с удвоенным пылом принялись за следующую атаку.

За столом царил такой шум, что Жану, Кларе де Водрель и ее отцу было очень удобно разговаривать вполголоса. Сегодня вечером они должны были расстаться. Де Водрели собирались покинуть своих гостеприимных хозяев лишь завтра, но Жан решил отправиться в путь с наступлением ночи, чтобы найти более надежное убежище за пределами фермы «Шипоган».

— И все же, — заметил ему де Водрель, — с какой стати полиции искать Жана Безымянного среди членов семейства Тома Арше?

— Как знать, не напали ли уже ее агенты на мой след, — ответил Жан, словно предчувствуя неладное. — А если это вдруг случится, то фермер и его сыновья узнают, кто я...

— И станут на вашу защиту, — живо возразила Клара, — они готовы погибнуть за вас!

— Знаю, — сказал Жан, — но в таком случае хороша будет моя благодарность за гостеприимство, которое они мне оказали! Я оставлю после себя разорение и горе. Том Арше и его дети будут вынуждены бежать, если примутся защищать меня!.. А полиция не знает пощады. Потому-то я и спешу покинуть ферму.

— Почему бы вам не вернуться тайно на виллу «Монкальм», — сказал тогда де Водрель. — Разве это не мой долг — взять на себя риск, от которого вы хотите избавить Тома Арше? В моем доме тайна вашего убежища будет надежно сохранена.

— Это предложение, господин де Водрель, — ответил Жан, — ваша дочь мне уже делала от вашего имени, но я вынужден был отказаться.

— И все же, — продолжал настаивать де Водрель, — это было бы весьма полезно для дела. Вы могли бы ежедневно связываться с членами комитета. В час восстания Фарран, Клерк, Винсент Годж и я — мы будем готовы последовать за вами. Разве не очевидно, что первое выступление состоится в графстве Монреаль?

— Вполне очевидно, — ответил Жан, — или, по крайней мере, в одном из соседних графств, в зависимости от тех позиций, которые будут заняты королевскими войсками.

— Так почему бы, — сказала Клара, — вам не согласиться на предложение отца? Или вы собираетесь еще раз обойти приходы округа? Разве вы не закончили вашей пропагандистской кампании?

— Она закончена, — ответил Жан, — мне осталось только подать сигнал...

— Чего же вы ждете? — спросил де Водрель.

— Я жду только случая, который окончательно настроит патриотов против англосаксонской тирании, — сказал в ответ Жан, — и такой случай скоро представится. Через несколько дней депутаты оппозиции откажут генерал-губернатору в праве распоряжаться общественными доходами без разрешения палаты, на что он претендует. Кроме того, из достоверных источников мне стало известно, что английский парламент намеревается принять закон, который позволит лорду Госфорду приостановить действие Конституции 1791 года. После этого у французских канадцев не будет никакой гарантии их представительства в управлении колонией, в котором им и без того дано слишком мало свободы действий! Наши друзья, а вместе с ними и депутаты-либералы, естественно, попытаются воспротивиться такому превышению власти. Весьма вероятно, что лорд Госфорд, чтобы обуздать требования реформистов, примет постановление о роспуске или, по крайней мере, об отсрочке заседаний палаты. В тот же день страна восстанет, и нам останется лишь возглавить ее.

— Вы правы, — ответил де Водрель, — несомненно, подобная провокация со стороны лоялистов приведет ко всеобщему взрыву. Но дерзнет ли английский парламент зайти так далеко? А если такое посягательство на права франко-канадцев и произойдет, то вы уверены, что это случится скоро?

— Через несколько дней, — ответил Жан. — Меня предупредил об этом Себастьян Грамон.

— А до тех пор, — спросила Клара, — что вы предпримете, чтобы скрыться?..

— Я сумею сбить с толку агентов.

— Значит, у вас есть на примете какое-то убежище?

— Да, есть.

— Вы будете там в безопасности?

— Больше, чем где бы то ни было.

— Это далеко отсюда?..

— В Сен-Шарле, в графстве Вершер.

— Что ж, — вздохнул де Водрель, — никто лучше вас самого не может судить о том, чего требуют обстоятельства. Если вы полагаете, что должны держать место вашего убежища в абсолютной тайне, мы не будем настаивать. Но не забывайте, что во всякое время дня и ночи двери виллы «Монкальм» открыты для вас.

— Я это знаю, господин де Водрель, — ответил Жан, — и я вам очень благодарен.

Само собой разумеется, что среди беспрестанных возгласов гостей, среди нараставшего шума в зале никто не мог слышать негромкой этой беседы. Порой она прерывалась каким-нибудь шумным тостом, метким словцом, веселым куплетом в адрес молодых. Разговор уже было завершился, когда еще на один вопрос, заданный Кларой, последовал ответ Жана, который привел их с отцом в изумление.

Что побудило девушку задать этот вопрос? Было ли это если не подозрение, то, по крайней мере, сожаление о том, что Жан явно решил держаться несколько отчужденно? Должно быть, именно так, потому что она произнесла:

— Значит, где-то существует дом, более гостеприимный, чем наш?

— Более?.. Нет, но столь же гостеприимный, — ответил Жан не без волнения.

— И что это за дом?