«Черная пехота». Штрафник из будущего - Конторович Александр Сергеевич (полные книги TXT) 📗
– Ну и что?
– А то! Снаряжения для хождения по льду у нас с тобой нет. Два ледоруба, молоток, одна веревка и пяток крючьев. Кто нам наобещал, что тут поле ровное, как по дороге пройдем?
– Ну, ошиблись ребята, они же не альпинисты все-таки. Что ты хочешь от пастухов?
– От них? Да уже ничего, разве что сказать пару ласковых слов при встрече. Так вот! Что у нас с едой? На сколько дней запас?
– На пять.
– Два дня только вверх лезть. Еще день как минимум до вершины. Итого – три, так?
– Ну, так.
– Назад нам, до этого места, еще пару дней. Так?
– Так. И что?
– А то, что еще вниз, до стойбища, еще три дня топать не жравши – это забыл? Какие в свете этого будут предложения?
– Но мы же к этому выходу год готовились!
– Значит, плохо готовились!
– Сань, но ведь главная цель любой экспедиции – дойти до точки назначения! Ведь так?!
– Нет, Андрей. Главная цель любого выхода – вернуться назад. Ибо если ты дойдешь до точки назначения и там накроешься медным тазом, то легче от этого не будет никому. И никто об этом не узнает даже…
Я повернулся к Травникову:
– Главное – вернуться? Так я вас понял, Александр Яковлевич?
– Да. Именно так. Только возврат испытателя назад может поставить точку в многолетних спорах и гипотезах.
– Но я же вернулся!
– Как?
– Ну… не знаю…
– Я тоже. И никто не знает. Мы в общих чертах представляем, какие процессы происходили в вашем теле в период пребывания в коме. Но никто специально за вами не наблюдал. И выявить, что же именно смогло послужить толчком к возврату, так и не сумели. И неизвестно, что нужно сделать, чтобы человек вышел из комы не овощем, а вполне здоровым и в сознании. Несомненно, есть жесткая взаимосвязь между состоянием тела «донора» и его действиями в прошлом. Но мы не знаем, какова она, эта связь. Многое прояснил ваш дневник, кое-что мы поняли и сами, но полной картины нет.
– Ну, толчком к возврату послужил выстрел этого самого узбека.
– Вы в этом уверены?
– В смысле?
– В вас что, первый раз стреляли?
– Нет, раньше тоже было. Только я всегда успевал уйти.
– А почему в этот раз не ушли? Что, так уж сложно это было сделать? В крайнем случае – руку ему прострелить. Чтобы не попал. Совсем-совсем это было невозможно?
– Ну, выстрелить я тогда мог…
– Но не сумел! А вы знаете, что за сутки перед вашим выходом из комы у вас изменился сердечный ритм?
– Откуда я это могу знать?
– Ну, да, действительно… Тем не менее это так, можете мне поверить. И это – еще одна загадка.
– Ну, хорошо. Загадок еще много, это я понял. Что дальше, Александр Яковлевич?
Травников встал и снова зашагал по комнате. Остановился у окна, оперся ладонями о подоконник.
– Выход у нас только один. Я вынужден просить вас, Александр Сергеевич, принять участие в нашем эксперименте.
– То есть – назад в прошлое?
– Да. Я понимаю, что ваш возраст и прочие сопутствующие обстоятельства этому могут помешать. Но другого выхода у нас нет.
– У вас? Или и у меня тоже?
– У нас. Приказать вам я не могу, это дело сугубо добровольное. Не должно быть у вас в мозгу внутреннего неприятия этого решения. Ничего в этом случае не выйдет, проверено.
– Иными словами, вы, Александр Яковлевич, предлагаете мне прыгнуть с самолета без парашюта. В надежде на то, что там, внизу, за облаками, может оказаться стог сена. На который я, возможно, и попаду. Или не попаду.
– Да.
– Охренеть… – Я налил граммов сто и шарахнул их без закуски. Нет, я не боюсь встать на стреляющий пулемет, бывали прецеденты. В этом случае все зависит от меня, моих знаний, опыта, способностей. Можно выйти в бой с голыми руками на десяток отморозков. И даже в этом случае есть шанс уцелеть. Но вот так, лежа на койке, в полной отключке, беспомощным младенцем… Разум мой противился этому изо всех сил.
– То есть шансов на возврат у меня, – повернулся я к академику, – сколько?
– Неделю назад я сказал бы – более семидесяти. Сейчас – не знаю. Врать не хочу, возможно, что и ни одного.
Я сел в кресло, поставил локти на подлокотники и положил голову на ладони.
– Да, товарищ академик, долбанули вы меня пыльным мешком из-за угла. Какого же ответа вы от меня сейчас ждете?
– Сейчас? Никакого. Я и сам на вашем месте был бы ошеломлен. Отдохните, подумайте. Беспокоить вас не будут. Хорошо?
– Да уж… Куда лучше-то…
Травников еще потоптался около кресла, видно было, что он еще что-то хочет сказать. Так и не сделав этого, он кивнул мне на прощание и вышел. Я остался сидеть в кресле.
Зарычал мотор, машина тронулась. Звук мотора затих в отдалении, и наступила почти мертвая тишина. Даже птиц не было слышно.
Глава 21
Утром мне позвонил Яковлев.
– Александр Сергеевич? Не разбудил?
– Нет, Виктор Петрович, я уже час как не сплю.
– Ну и хорошо. Не заняты?
– Нет. Медики меня более не дергают, другой работы нет. Так что сижу вот тут, на крыльце, и на небо смотрю.
– Ага. Вас не затруднит подъехать ко мне на часок?
– К вам – это куда? В Управление?
– Нет. Антон знает это место. У нас оно называется «госпиталь». Я ему перезвоню, и вас туда отвезут.
– Понятно, товарищ генерал-лейтенант. Вы тоже туда подъедете?
– Я уже тут.
Антон зашел минут через пятнадцать. Прихватив из сейфа «АПС», я сбежал по лестнице, на ходу убирая пистолет в кобуру, запрыгнул в джип, и наша кавалькада из трех машин рванулась к выходу из поселка. Ехали мы недолго, чуть больше часа. При этом все время двигались какими-то неприметными дорогами, которые тем не менее были неплохо асфальтированы и весьма ухожены. Наконец машины остановились перед зеленым забором. Створки ворот бесшумно разошлись в стороны, и машины въехали на небольшую площадку.
– Приехали, Александр Сергеевич, – повернулся ко мне Антон. – Дальше пешком. Машины туда не пускают.
Вместе со мной он вышел из автомобиля и зашагал по узкой тропинке между деревьями. Видно было, что путь ему знаком. Остальные ребята остались у машин. Пройдя метров двести, мы подошли к одноэтажному дому, и Антон, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь.
– Разрешите?
– Да, входите.
За дверью оказалась небольшая комната. Вся она выглядела какой-то очень домашней. Казалось, время остановилось тут еще в семидесятых годах, да так и не собралось двигаться дальше. Во всяком случае, мебель здорово напомнила мне детство. Единственным современным предметом являлся ноутбук, лежащий на столе, за которым сидел Яковлев. Увидев нас, он опустил крышку и поднялся.
– Заходите, присаживайтесь. Антон, обождите здесь, пока мы с подполковником прогуляемся.
– Но, товарищ генерал-лейтенант, я же всегда должен быть рядом.
– Знаю. Не волнуйтесь, капитан. Тут нас никто не съест. Под мою ответственность.
Антон молча отошел в сторону и сел в кресло около небольшого столика. Генерал кивнул мне на дверь и двинулся вперед. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке дальше.
– Товарищ генерал-лейтенант, тут ко мне Травников приезжал. Какой-то он странный был, как не в себе.
– Знаю, Александр Сергеевич, знаю. Я в курсе.
– Что с ним случилось?
– Узнаете.
Генерал больше ничего не говорил, а я с вопросами не лез. Деревья неожиданно расступились, и мы вышли на небольшую полянку. Точнее, на кладбище. На нем в несколько рядов стояли памятники.
– Что это, Виктор Петрович? Куда мы пришли?
– Это кладбище, Александр Сергеевич. Здесь похоронены наши сотрудники. Те, кто погиб за время существования нашего отдела. Первые два ряда – испытатели, те, кто не вернулся. Остальные погибли по другой причине.
– Мои прежние охранники тоже тут?
– Да, последний ряд. Не под всеми памятниками лежат люди. Некоторые из них погибли далеко отсюда, и не все тела мы смогли найти. Некоторые по просьбе родственников похоронены в других местах. Но памятники стоят здесь. Все наши сотрудники приходят сюда, когда начинают работать. Память, Александр Сергеевич, – это такая вещь, которая очень сильно помогает. Иногда мы сами не осознаем, насколько важно помнить обо всех, кто был до нас.
