Берег черного дерева и слоновой кости (худ. С. Яровой) - Жаколио Луи (читать хорошую книгу txt) 📗
Эта выходка рассмешила путешественников, и Йомби решили оставить.
Рабство побежденного в центре Африки — военный закон, не оспариваемый ни одним племенем, и во многих местах тот, кто даст взять себя в плен и потеряет свою свободу, не может более вернуть ее. Поэтому понятно, что пропитанный этим предрассудком фан не хотел вернуться к своим, особенно после смерти своих товарищей. Вернувшись к своим соплеменникам, бедный Йомби был бы вынужден признаться, что белые продержали его несколько дней, и этого одного было достаточно для того, чтобы наложить на него неизгладимое пятно рабства; поэтому с истинной радостью узнал он о решении, принятом относительно его, и когда ему растолковали, что он должен повиноваться Барте, он лег возле него, поставил его правую ногу на свою голову и поклялся на своем языке ловить рыбу и охотиться для него, разводить его костер, всегда наливать в горлянку чистую воду и следовать за ним повсюду.
Менее чем через час, два негра, сделавшиеся почти друзьями, несмотря на предрассудки Кунье, и негритянка устроили лиственный шалаш для своих господ, которые после умеренного и быстрого завтрака дали отдохнуть своим утомленным членам.
Бдительные слуги принялись тогда собирать сухие ветви на ночной костер, чтобы отпугивать хищных зверей.
Ужин был великолепен, Барте и Гиллуа давно не имели такой трапезы. Он состоял из раков и рыбы, которых Кунье выловил в Конго, трех маленьких зайчиков, найденных Йомби в норе, и всякого рода плодов, которые он также принес из леса.
Но больше всего принесло удовольствие путешественникам, так давно лишенным хлеба, пять или шесть крупных фруктов хлебоплода, испеченных под золой Буаною. Это вкусное кушанье, выгодно заменяющее даже для европейцев картофель и хлеб, было также найдено фаном в его экскурсии в лесу.
Во время приготовления пиршества все занялись по своему вкусу; Лаеннек и Барте чистили оружие и осматривали состояние снарядов, лежавших в ящике из камфорного дерева, сделанного так, чтобы не допускать сырости. Гилуа занимался своей любимой естественной историей; он осматривал каждую рыбу, которую Буана приготовляла к ужину.
Это занятие скоро внушило ему сильное сожаление, потому что он ничего не приготовил для того, чтобы сохранить любопытные сорта рыб, проходивших перед его глазами.
Особенно две породы — бишир и четырехзубец — привлекли его внимание.
По мнению Шерубини, который уже наблюдал за этой рыбой в верхнем Ниле, бишир — рыба необыкновенная по своей величине, странной форме и особенности своей организации.
Некоторые ученые считают ее существом совсем особенного рода; как киты или кашалоты, она снабжена в верхней части черепа дыхалом, выбрасывающим воду; по своей форме и коже, жесткость которой не поддается острому железу, бишир походит на пресмыкающееся. Только жаря его в печке, можно извлечь из его оболочки, как из футляра, мясо очень белое и довольно вкусное. Широкая пасть, снабженная множеством зубов, заставляет считать его плотоядным. Бишир живет в глубокой тине и по этой причине его трудно поймать. Электрический аппарат, которым он снабжен, причиняет сильное потрясение тому, кто дотронется до него.
Четырехзубец отличается той особенностью, что у него на брюхе нечто вроде пузыря, который он надувает по желанию и который позволяет ему плавать на поверхности воды.
— Какая жалость, — сказал Гиллуа, указывая Барте на этих рыб, — что мы беглецами странствуем по этим краям; все продукты ловли Кунье показывают мне, что есть необыкновенное сходство между фауной областей верхнего Нила и этих стран. Будь мы снаряжены как для экспедиции, мы вместо того, чтобы спускаться вниз по Конго, поднялись бы вверх, и я уверен, что мы, наконец, достигли бы тех больших озер в центре Африки, откуда вероятно вытекает Нил, Огоуе и Конго, три реки, которые, начинаясь с одних и тех же широт, разливаются в разные стороны.
— Я уверен, — ответил молодой офицер, который до страсти любил географические споры, — что если бы мы не успели разрешить эту великую проблему, которая в высшей степени занимает современную науку, то, по крайней мере, прославили бы наше имя каким-нибудь важным открытием.
Молодые люди принялись развивать целый план путешествия. Африка привлекала их как и всех, кто провел некоторое время в этой таинственной стране. Вдруг веселый голос Лаеннека прервал их разговор.
— И вы начинаете, — сказал он, — привыкать к жизни в зарослях, опасности которой только увеличивают привлекательность. Я уверен, что если вы приедете благополучно, то мы расстанемся не без сожаления, и может быть мы недолго останемся в разлуке.
— Мы об этом думаем, — ответил Барте задумчиво. — О, если бы у нас были необходимые инструменты для вычисления широт, определения пути, удобная лодка и хорошее оружие!..
— И средства сохранить удивительные образцы фауны и флоры этих стран, — продолжал Гиллуа.
— Ну, что ж тогда? — спросил Лаеннек, который выразил свое мнение в шутку.
— Мы осмотрели бы, — ответил молодой офицер со вздохом сожаления, — те плоскогорья, где три большие африканские реки берут свое начало.
— Я никогда не мог понять, господа, — сказал бывший моряк, вдруг задумавшись; — какие причины могли побуждать некоторых людей, любимых и уважаемых в своей стране, оставлять свои семейства, своих друзей, чтобы путешествовать в этих ужасных странах, где по большей части они жалко погибают, пожираемые лютыми зверями, или убитые какой-нибудь хищной ордой. Слышал я, что они едут осматривать реки и изучать растения и животных; но во всем этом нет недостатка и у нас. Растения все растут одинаково, а чтобы узнать, что одни животные едят траву и плоды, а другие мясо, — нет надобности заезжать так далеко. Разве вы думаете, что вода в Конго не такая, как в наших бретанских ручьях, а что рыбы живут здесь не так, как у нас? Негры уверяют, что все эти путешественники торгуют невольниками, осматривая страну для того, чтобы установить сношения, и я всегда думал, что они правы. Что касается меня, то без моего несчастного приключения в Сан-Паоло-де-Лоанда мне никогда не пришло бы в голову жить в этой дьявольской стране, и я должен вам признаться, что ваши последние слова привели меня в глубочайшее удивление.
— Любезный проводник, — ответил ему Гиллуа с улыбкой, — кроме любви к науке, которой вы, может быть, не поймете, есть закон природы, толкающий человека вперед, и часто, без его ведома, заставляющий его подготовлять новые области для переселения будущих поколений. Страны, по которым он ступает в продолжение столетий, нуждаются наконец в удобрении и отдыхе, как земледельческие поля; лишая леса землю, на которой мы живем, мы осушаем наши реки, дожди становятся реже, и земля, лишенная производительных сил, становится мало-помалу песчаной и бесплодной. Таким образом, по необходимости перемещаются великие центры цивилизации; из старой Азии, в которой сосредоточивалась вся жизнь древних, мало-помалу удаляется центр культуры: мать жертвовала собой в пользу своей дочери Европы… Где теперь народы, покрывавшие Халдео-Вавялонию и большие плоскогорья Центральной Азии? После Европы придет очередь Америки, после Америки — Африки и Океании. Потом когда-нибудь земля, живущая только движением и преобразованиями, поднимет из своих вод новые материки, зальет старые, и племена, спасшиеся от этого нового потопа, будут продолжать человеческий род на новой и плодородной почве. А мы, их предки, будем им являться сквозь туман преданий, как угасшая раса гигантов. Полюсы ждут среди своих льдов, каждое столетие незаметно перемещающихся, того часа, когда солнце возвратит им вечную весну и бесконечную растительность. В ожидании этого перерождения природы, которая разрушит свое создание, для того, чтобы помолодить его, которая двинет океан и моря на оскудевшие земли, человек продолжает свое дело и мало-помалу захватывает все обитаемые страны… Путешественники — это пионеры, приготовляющие местности, куда устаревшие нации будут впоследствии посылать своих детей. Одни странствуют по земному шару, побуждаемые приманкой прибыли; они ищут золото, слоновую кость, черное дерево и перламутр; другие, побуждаемые благородным честолюбием прославить свое имя, изучают географические условия и произведения неизвестных стран; третьи, как вы, любезный Лаеннек, брошены туда случайностью. Но как ручьи соединяются для того, чтобы составить реку, — настанет день, когда вся эта нестройная деятельность принесет свои плоды: неизвестный край созреет для цивилизации, и эмигранты устремятся по дорогам, которые проложили для них. Вы сами, не подозревая того, трудитесь деятельно для этого великого дела. Много лет показывая неграм этих стран человека другой расы, приучая их к вашим странствованиям, вы облегчаете попытки ваших преемников. Вы бессознательный Ливингстон, но это не мешает вам класть ваш камень для общего здания.
