Приключение ваганта - Гладкий Виталий Дмитриевич (библиотека электронных книг TXT) 📗

Получив свой «гонорар» за выступление (денег было немного, в основном мелочь), Гийо не ушел с импровизированной сцены. Он жестом попросил тишины и громко, не без патетики, воскликнул:

– А теперь, господа, вы услышите музыку и песни выдающегося музыканта Парижа и его окрестностей мсье Жиля!

Жиль едва не сполз под стол. Ах, Гийо, ах, сукин сын! Кто его за язык тянул! Жиль, конечно, рассчитывал, что в течение вечера кое-что сыграет и споет, а иначе зачем он взял с собой лютню? Но ведь на выступление надо настроиться. А этот Пройдоха, чертов болван, взял сразу с места в карьер. Но делать было нечего, таверна взорвалась веселыми, нетерпеливыми возгласами: «Просим, просим! Где менестрель?! Тащи его к камину!» – и Жиль смирился с неизбежным.

Музыка! Что может быть приятней для услады мужчины, когда он навеселе! Ну разве что женщина. То, что завсегдатаи заведения Берто Лотарингца не заметили лютню за спиной Жиля, было вполне объяснимо: света в таверне явно не хватало, к тому же народ был занят праздными разговорами, и никто не следил за входящими в таверну. Иначе его уже давно бы захомутали. Музыканты и певцы в питейных заведениях всегда пользовались большим спросом.

Сокрушенно вздохнув, Жиль вышел на освещенное место и поклонился. Его вежливые манеры понравилась клиентам Берто, и они одобрительно загудели.

– Почтенная публика! Кх, кх!.. – Жиль от волнения прокашлялся. – Чтобы не было в дальнейшем между нами никаких недомолвок, я спою вам о своем жизненном кредо. Если я буду вам нелюб… то гоните меня к чертям собачьим!

– Давай, давай, жги! – развеселился народ в предвкушении веселого представления.

И люди не ошиблись. Жиль давно наметил песню, с которой, если доведется, первый раз выступит перед парижанами, а потому долго не размышлял. Ударив по звонким струнам, он запел:

Народ начал прихлопывать и притопывать в такт. Видимо, песня им очень понравилась, вот только никто не знал слов, так как она исполнялась впервые. Жиль завелся и играл словно настоящий виртуоз:

Едва прозвучали последние аккорды, как в таверне разразилась буря. Народ уже был в хорошем подпитии, поэтому в выражениях своего восхищения не стеснялся. Казалось, еще немного, и от гвалта рухнет потолок. Берто Лотарингец, который на тот час отлучился в винный погреб, где разбавлял вино, выскочил оттуда как ошпаренный. Он подумал, что в таверне началась драка.

Несмотря на богоугодное наименование и большую известность среди парижан, «Посох пилигрима» славился еще и буйным характером клиентов, которые могли затеять выяснение отношений, что называется, на пустом месте. Нередко драки переходили в поножовщину, появлялись люди прево, и Берто Лотарингцу приходилось раскошеливаться, чтобы замять дело. Конечно, потом он с драчунов сдирал три шкуры, но хуже всего было то, что приходилось отчитываться перед Хромым Рожаром, который любил, чтобы в его владениях все было чинно и благородно.

Жиль пел почти час, пока совсем не выдохся. Веселье в таверне било ключом, а вино полилось в три ручья. Берто Лотарингец только потирал свои пухлые руки в полном довольстве: сегодня выручка будет минимум вдвое больше! Когда Жиль закончил свои музыкально-певческие упражнения и собрал «дань» (нужно сказать, что денег ему отсыпали немного, а больше приглашали за стол, чтобы он составил компанию) и вернулся на свое место, к нему подошел Берто и сказал:

– Мсье, я так понимаю, вы школяр?

– Да, – ответил Жиль, который одновременно чувствовал и усталость, и душевный подъем.

– А как насчет того, чтобы время от времени приходить в мою таверну и веселить публику? – тут он заметил жест молодого человека (тот просто сменил позу и как бы отмахнулся) и истолковал его по-своему: – Да-да, я понимаю, – торопливо продолжил Берто, – времени у вас, конечно, маловато. Учиться в Сорбонне нелегко. Но, я думаю, вам удастся выкроить часок-другой, чтобы вечером посетить «Посох пилигрима». И поверьте, об этом вы не пожалеете. Жакен! – позвал он гарсона, и тот принес объемистый сверток. – Это вам, месье. Думаю, что бутылка доброго вина и окорок будут достойным вознаграждением за ваше искусство. Вы были великолепны!

Смущенный Жиль потупился и пробормотал слова благодарности. Но Берто не отходил от стола; он ждал согласия. Тогда ситуацию взял в свои руки Гийо.

– Мы согласны! – провозгласил он торжественно. – Не правда ли, хозяин? Видите ли, мсье Берто, творческие люди очень стеснительны, а мой господин и того больше. Так что будем считать, что дело в шляпе.

Берто Лотарингец просиял.

– Сегодня ваш ужин за счет заведения, – сказал он и широко улыбнулся, показав свои зубы, крупные и желтые, как у старой лошади. – Позвольте откланяться, мсье…

Хозяин таверны ушел, а Гийо довольно хохотнул и сказал:

– Итак, мы решили главную проблему всех бедных парижан, а в особенности школяров – пропитание. Деньги у нас скоро кончатся, от вашего папаши посылок ждать не приходится, так что нужно самим как-то крутиться. Берто, конечно, себе на уме, но он человек слова. Поэтому голод нам не грозит, и это замечательно. Когда я голоден, то мысли мои путаются и ноги не хотят ходить. А ежели вина нет, то я и вовсе зверею. Древние говорили: «In vino veritas» – истина в вине. И должен вам сказать, наши предки были очень неглупыми людьми. Всего лишь один кубок доброго бордоского возносит меня под небеса. А когда я выпью второй, то становлюсь философом почище Фомы Аквинского. Мир раскрывает передо мной все свои тайны, и только лень препятствует тому, чтобы я изложил их на пергаменте. Да-да, именно на пергаменте! Ибо никакая бумага – даже сарацинская, самая наилучшая, – не может претендовать на то, чтобы быть сокровищницей моих откровений…

Он болтал бы и дальше, но тут раздался чей-то голос:

– Господа, вы не возражаете, если я составлю вам компанию?

Жиль оглянулся и в невысоком молодом человеке с длинными вьющимися волосами, которые выбивались из-под берета, украшенного птичьим пером, узнал Франсуа де Монкорбье, который исполнял роль аббата во время его посвящения в студенты Сорбонны.

– Ни в коей мере! – воскликнул Жиль и заулыбался. – Присаживайтесь, прошу.

Франсуа де Монкорбье поступил в Сорбонну в 1444 году, причем совсем юным; к тому времени ему исполнилось всего тринадцать лет. После посвящения Жиль не встречался с ним. Он лишь узнал, что в университете Франсуа числится под фамилией Вийон [46], но предпочитает, чтобы его называли де Монкорбье. Фамилия Вийон принадлежала родственнику Франсуа, капеллану церкви Святого Бенедикта, который усыновил его, заменив рано умершего отца.

Самого Жиля с той поры, как его провезли по улицам Парижа верхом на осле, школяры стали называть Флинтом – Кремнем. Поэтому он нимало не удивился, когда Франсуа Вийон сказал:

– Благодарю вас, мсье Флинт.

Жиль мигнул, и Гийо тут же подозвал Жакена, который принес еще одну бутылку и кружку для Вийона. После этого Пройдоха наполнил кружки, и Жиль поднял свою со словами:

– Ваше здоровье, мсье!

Все трое дружно выпили, и Гийо сразу же начал набивать свой бездонный желудок. Жилю есть не хотелось; он плеснул себе и Франсуа Вийону еще немного вина и только в этот момент ощутил, как огромное напряжение, которое он испытывал во время своего выступления, начало постепенно покидать его, принося большое облегчение. Вийон пил вместе с Жилем, но его голодный взгляд был прикован к окороку, который благодаря усилиям Гийо таял как снежный ком под жарким весенним солнцем. Глянув на него, Жиль спохватился.