Тени пустыни - Шевердин Михаил Иванович (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Нет, определенно странник вызывал какие–то, смутные воспоминания. Поразительно страстные, удивительно знакомые влажные, горящие внутренним огнем его глаза, какие встречаешь раз в жизни, будили смутные, ни с чем не сообразные воспоминания, тревогу. Возникло настойчивое, неотвязное желание вырвать что–то из самых глубин прошлого. Петр Иванович хотел вспомнить и не мог…
— У вас все такие… в стране русских? — тихо спросил странник.
— Не все, но многие.
Горячий ветер крутил соляную пыль и тихо позвякивал уздечкой коня. Оранжевым апельсином безжалостное солнце иранского нагорья скатывалось к гребням красных, лишенных жизни холмов. Треща ломкой солью, плелся в их сторону, мелко перебирая точеными ножками, осел. Из–за мешков с солью высунулась черная физиономия теймурийца–солекопателя. Сверкнув белками глаз, он скороговоркой тихо сказал страннику:
— Мир вам… Сулеймана проводил обратно… Прощайте. Только помните: я вас не видел, вас не знаю. Вчера, позавчера тут шлялись жандармы… Сегодня тоже ищут. В Сиях Кеду мне сказали, враг шахиншаха пошел через Немексор. Только птица сейчас летит через Немексор. Пучина… Гибель. Я вас не видел. Вы меня не видели… А ну, длинноухий, базар далеко, солнце низко… Пошел!
Теймуриец ушел. Осел проворно перебирал ногами…
От апельсина в тумане на горизонте осталась маленькая долька, а они все сидели и молчали. Кони, закрыв глаза, покачивались на усталых ногах. Странник молчал и смотрел на теймурийца, уходившего со своим ослом в бесконечную даль.
— Что ж, надо двигаться, — проговорил Петр Иванович.
Тщательно стряхнув соляную пыль с сапог, точно он собирался ступить на персидский ковер, он встал. То же сделал и странник, но тут же опустился на соль. Лицо его исказилось от боли.
— Я пойду сам. Иди, добрый человек!
— Без глупостей, — мрачно сказал доктор. — Ты и двадцати шагов не сделаешь.
— Ты слышал… Они ищут. Они рыщут кругом. Тебе плохо будет, добрый человек.
Он лежал на спине, и из горла у него вырывались клокочущие звуки. Он побледнел. Нос его заострился.
«Где я его видел?» — назойливо стучала в голове доктора мысль.
— Послушайте, — сказал он Алаярбеку Даниарбеку.
— Что?
— Устройте больного… Посадите его к себе…
— Ого, — пробормотал маленький самаркандец. — Мы сердимся!
Пока Алаярбек Даниарбек, кряхтя и ругаясь, втягивал, словно мешок, странника на круп хезарейского конька, доктор не спеша забрался в седло и неторопливым шагом поехал в ту сторону, куда направился добытчик соли.
— Вам будет плохо, — бормотал странник. — Я падаль, мне пришел конец.
— Молчи! — проворчал Алаярбек Даниарбек.
— Из–за меня пропадет хороший человек.
— Помалкивай! Мой Петр Иванович всегда возится со всякой падалью, какой вообще место в яме.
— А ты не изменился, Алаярбек Даниарбек!
Алаябрек Даниарбек так резко повернулся к страннику, что оба чуть не свалились с коня наземь.
— Эй, что ты сказал?
— Сказал то, что сказал. Не вертись.
— Эй, откуда ты меня знаешь, дьявол?
— Дай мне слезть. Все равно я пропал.
Отъехавший шагов на двадцать Петр Иванович остановился и крикнул:
— Сидите спокойно.
Петр Иванович тоже слышал слова странника. И вдруг его словно озарило. Прошлое всплыло в сознании. И он вспомнил…
Да, время подобно мечу. Оно разрубает тьму воспоминаний.
Старинный город Бальджуан, где–то у самого подножия Памира. На жалком ложе — человек. Мучительная операция без наркоза при свете глиняного светильника. Две пули, вынутые из тела раненого. Стоны. Далекая стрельба за рекой. Ночь.
Да, девять, нет, десять лет прошло. Тогда, в 1921 году, в Восточной Бухаре еще шла воина. Война с преемником авантюриста Энвера–паши турецким генералом Селимом, или Сами–пашой, с басмаческими курбаши. Петр Иванович, молодой военный врач, не слезал с лошади. Как–то после стычки в камышах к нему на перевязку привезли командира таджикского добровольческого отряда. Потрясенный, Петр Иванович в могучем почти бездыханном бородаче узнал легендарного дервиша Горной страны ишана кабадианского Музаффара, который сыграл чуть ли не решающую роль в разгроме и гибели Энвера–паши. Случай и обстоятельства сталкивали доктора с дервишем на караванных тропах и горных перевалах до того уже не раз.
После тяжелой операции, придя в себя, Музаффар рассказал доктору странную, совсем фантастическую историю своей жизни, рассказал, как понял Петр Иванович, потому, что был при смерти, потому, что в своей гордыне не хотел уйти из жизни в безвестности, не оставив по себе памяти, не приоткрыв завесы, скрывавшей его подлинные дела и поступки. Все, что он говорил, походило на бред больной фантазии. Он говорил, что он совсем не дервиш, а великий воин, что он не командир добровольческого отряда, а вождь кочевого племени, что он не ишан, а смертельный враг Англии. Да мало ли что мог наговорить в предсмертном бреду человек с бурной судьбой и горячим воображением. Но Музаффар не умер. Он выздоровел и… исчез.
И вот спустя десятилетие пути их сплелись. Снова на дороге Петра Ивановича встал этот загадочный человек. И где?
Когда уже в кромешной тьме они пробирались среди чуть различимых оград селения Хелендэ к красному огоньку костра и собаки устроили вокруг них ведьмовский шабаш, доктор вдруг наклонился к страннику и спросил:
— Вы живы?
— Лучше бы я умер, добрый человек. Моя рука не удержит и камешка.
— Будьте внимательны. Мы в селении Хелендэ. Здесь жандармский пост. Что бы я ни говорил, кивайте головой, но молчите.
Лошади встали. Они фыркали и крутили головами.
У костра сидели люди, и доктор поздоровался цветисто и длинно.
Позевывая, потягиваясь, вышел к костру жандарм в исподнем, но в форменной фуражке–пехлевийке.
Лишь разглядев, кто приехал, он засуетился:
— О Абулфаиз, какая радость! Вы приехали благополучно. Да пошлет вам пророк Али несметное богатство, о ваше медицинское превосходительство! Как соизволили съездить в Афганистан? А мы тут беспокоились. Этот Керим–хан… Дикарь… Опасная особа… А мы тут волновались.
И хотя доктор отлично понимал, что жандарм нисколько, конечно, не волновался, все же сунул ему в руку нечто блеснувшее при свете костра. Это «нечто» вызвало новый приступ восторгов. Сейчас добрейшего Петра Ивановича господин жандарм равнял уже по меньшей мере с благородными героями «Шахнаме» Феридуном, Афросиабом, Сиявушем. И все же восторги не мешали жандармским глазам зыркать вокруг и обнаружить странника, громоздившегося обвисшим мешком на лошади за спиной далеко не спокойного Алаярбека Даниарбека.
Доктор заметил взгляд жандарма и равнодушно бросил:
— Санитар. Мой новый санитар…
Все еще не стирая с лица подобострастной улыбки, жандарм пробормотал всепрощающе:
— Было два? Вы, ваше медицинское превосходительство, и господин Алаярбек Даниарбек… Теперь, извините меня, горбан, стало три!
— Три, господин жандарм.
— Но… ваше медицинское превосходительство!
— Было два, стало три.
— Но, ваше высокое достоинство, мы обязаны проявлять бдительность, о светило медицины! Повеление шаха!..
Бесцеремонно взяв жандарма за локоть, доктор отвел его к костру на яркий свет, вытащил три серебряных крана и, побренчав ими, положил на ладонь два из них:
— Два хорошо?
Жандарм с интересом смотрел на монеты и вопросительно поднял брови.
Доктор положил на ладонь третью монету
— Было два… Стало три. Еще лучше, а?
— Четыре совсем хорошо, — быстро добавил жандарм.
— А пять великолепно! Три человека, две лошади, а?
Жандарм захохотал басом в восторге от остроумия доктора. Обстоятельно уложив монеты в матерчатый кошелек, он подошел к сидевшему у костра страннику и сказал:
— Ты… э–э… санитар?
Пряча ненависть за опущенными веками, странник только мотнул утвердительно головой.
— Конечно, санитар… — успокоительно заметил жандарм и пожал плечами. — Конечно, санитар совсем не похож на дервиша… безухого дервиша… Ничуть не похож! Эй, вы! Кто лишний, разойдись!
