Последний Конунг - Северин Тим (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
У большого форума Амастратиона мы свернули налево и через полмили вышли на Триумфальную. Обычно император следовал по этой широкой улице во главе своего победоносного войска под приветственные крики толпы, показывая захваченные трофеи и вереницы побежденных врагов в цепях. Теперь Романа несли в противоположном направлении при мрачном молчании, нарушаемом только потрескиванием колес колесницы с его носилками, стуком лошадиных копыт и глухой поступью сотен и сотен обычных горожан, следовавших за процессией из простого поганого любопытства. Они прошли с нами всю дорогу до огромной недостроенной церкви Прославления Богоматери – ее Роман замыслил и он же первый воспользовался плодами собственной причуды. Здесь священнослужители торопливо уложили его в зелено-белый саркофаг, каковой сам же Роман для себя и выбрал, следуя еще одному любопытному обычаю империи, согласно которому басилевс должен избрать себе гроб в день восшествия на престол.
Потом хмурая безразличная толпа разошлась, а мы поспешно вернулись во дворец, ибо нельзя было терять ни минуты.
– Два парада в один день, но оно того стоит, – бодро воскликнул Хафдан, сбросив темный кушак, каковым был препоясан во время похорон, и заменив его кушаком, сверкающим золотым шитьем. – Слава Христу, остается только короткое шествие во второй половине дня, и, что бы там ни случилось, а оно состоится, потому что сегодня Пальмовое воскресенье.
Хафдан, как и многие гвардейцы, был наполовину христианин, наполовину язычник. Для виду он присоединился к религии Белого Христа – божился его именем, посещал богослужения в новой церкви святого Олава, недавно построенной рядом с казармой нашего полка у Золотого Рога, главной гавани Константинополя. Но на шее он носил, кроме креста, и молот Тора – амулет на кожаном ремешке, а будучи в подпитии, не раз заявлял, что по смерти предпочел бы пировать и сражаться в Валгалле у Одина, чем стать бескровной тварью с крылышками, как у хохлатого голубя, в христианском раю.
– Торгильс, где ты научился так хорошо говорить по-гречески? – Вопрос был задан одним из варягов, накануне стоявшим у дворцовых ворот. Он недавно поступил в гвардию.
– Он слизал каплю крови Фафнира, вот как, – вмешался Хафдан. – Дай Торгильсу две недели, и он выучит любой язык, даже птичий щебет.
Я не обратил внимания на эту тяжеловесную попытку сострить.
– Меня заставили изучить греческий, когда я был еще мальчишкой, – сказал я. – В одном ирландском монастыре.
– Ты был монахом? – удивился этот человек. – Я думал, ты приверженец Одина. По крайней мере, так мне сказали.
– Так оно и есть, – ответил я. – Один присматривал за мной в монастыре и вызволил оттуда.
– Значит, ты должен знать про всю эту чушь – про священные образы и останки, и кости святых и все такое, что они тут таскают во время своих шествий.
– Кое-что знаю. Но то христианство, которое меня заставили изучить, отличается от здешнего. Это, конечно, тот же Бог, но почитают его по-другому. Должен сказать, я не слыхивал и о половине тех святых, почитаемых здесь, до поры, пока сам не приехал сюда.
– Ничего странного, – проворчал варяг. – На прошлой неделе на рынке какой-то торгаш пытался продать мне человеческую кость. Твердил, что она от правой руки святого Димитрия, и я должен купить ее, потому как я солдат, а святой Димитрий был воинственным человеком. Он твердил, что его останки принесут мне победу в любом бою.
– Надеюсь, ты ее не купил.
– Еще чего! Да и кто-то из толпы предупредил, мол, этот торгаш продал уже столько костей от рук и ног святого Димитрия, что сей мученик, надо полагать, был подобен многоножке. – И он издевательски рассмеялся.
Позже в тот день я получил подтверждение словам этого воина, когда мы шагали приветствовать нашего нового молодого басилевса, которого должны были объявить Михаилом Четвертым перед собранием городских священников в церкви Айя-София. Идучи к храму, мы едва шевелили ногами, а не вышагивали, ибо в процессии тащилось множество священников с изображениями святых, нарисованных на досках, они сгибались под тяжестью стягов и знамен, вышитых священными символами, либо несли ценные реликвии своей веры, запечатанные в золотых и серебряных ларцах. Прямо впереди меня несли самую почитаемую вещь – кусочек деревянного креста, на котором висел и умер их Христос, и я подумал – а вдруг Один, мастер менять облик, перевоплотился в их Иисуса. Отец богов ведь тоже висел на дереве, и бок его пронзило копье, когда он пытался постичь мировое знание. Жаль, подумал я, что христиане так убеждены, что их вера – единственная истинная. Будь они немного терпимее, они признали бы, что у других религий есть свои достоинства. Приверженцы исконной веры охотно разрешают другим следовать за своими богами, и мы никому не пытаемся навязать свои взгляды. Однако надо отдать должное христианам Константинополя, они, по крайней мере, не столь фанатичны, как их братья далеко на севере, каковые усердно искореняют все, что считают язычеством. В Константинополе было больше терпимости, в шестом квартале стояла мечеть, где сарацины могли молиться, и имелось несколько синагог для иудеев.
В сотне шагов от дверей Айя-Софии мы, гвардейцы, остановились, а остальные участники процессии торжественно прошли дальше и вошли в храм. Священники не питали любви к варягам, и мы привычно ждали снаружи, пока шла служба. Может быть, считалось, что никто не покусится на жизнь басилевса в столь священном здании, но у меня на этот счет имелись некоторые сомнения.
Хафдан позволил нам стоять вольно, и мы лениво переговаривались между собой, ожидая окончания службы, чтобы потом сопроводить басилевса обратно во дворец. Именно тогда я заметил некоего молодого человека в характерном для горожанина средней руки платье с наголовником, судя по виду – мелкого служащего. Он подходил то к одному, то к другому гвардейцу и пытался заговорить с ними. Должно быть, он задавал вопрос по-гречески, ибо гвардейцы либо непонимающе качали головами, либо не обращали на него внимания. Наконец, кто-то указал в мою сторону, и он подошел ко мне. Он назвался Константином Пселлом и сказал, что учится в этом городе, желая поступить на императорскую службу. Я решил, что ему не больше шестнадцати-семнадцати лет, он был раза в два младше меня.
– Я задумал написать историю империи, – сказал он, – по главе на каждого императора, и был бы очень благодарен за любую подробность, касающуюся последних дней басилевса Романа.
Мне понравилась его церемонная вежливость, на меня произвел впечатление его быстрый ум, и я решил помочь ему.
– Я был там, когда он утонул, – сказал я и коротко описал то, что видел.
– Ты говоришь, он утонул? – осторожно заметил молодой человек.
– Да, похоже, именно так. Хотя он испустил дух тогда, когда его уложили на скамью. Может быть, у него отказало сердце. В конце концов, он был уже стар.
– Я видел его тело вчера, когда его везли во время похоронной процессии, и мне показалось, что выглядел он очень странно, такой распухший и серый.
– Ну, так он выглядел уже довольно давно.
– Не думаешь ли ты, что он умер от чего-то другого, может быть, от какого-то медленно действующего яда? – предположил молодой человек так спокойно, будто разговор у нас идет о погоде. – Или, может быть, тебя нарочно отозвали подальше от бассейна, чтобы кто-то смог подержать императора подольше под водой, чтобы вызвать сердечный приступ.
Вероятность отравления обсуждалась в караульне с момента смерти императора, и некоторые из нас заходили так далеко, что спорили, был ли тот яд, которым травили Романа, чемерицей или чем-то другим. Но расследовать такую возможность – не наше дело, ибо нашей обязанностью было оборонять его от прямого нападения, скажем, загородить щитом или отвести удар секирой, а не от незаметного смертельного яда в пище или питье. На эту работу басилевс нанимал тех, кто пробовал его пищу, хотя их могли подкупить, чтобы они только притворялись, и любой сообразительный убийца постарался бы достать медленно действующий яд, чтобы его действие нельзя было обнаружить, пока не станет слишком поздно.
