Берег черного дерева и слоновой кости (худ. С. Яровой) - Жаколио Луи (читать хорошую книгу txt) 📗

По началу все шло хорошо, но он не рассчитал адской сообразительности Ронтонаков. По контракту, им же подписанному в Новом Орлеане, его старший помощник должен получать каждый месяц тысячу франков; главный механик столько же; все прочие оклады постепенно понижались; последний из служащих получал по двести пятьдесят франков. Из большей предосторожности вставлено было условие, что жалованье уплачивалось только в тех портах, где указана стоянка, из чего следовало, что капитан плавал почти без денег, получая от директоров контор надлежащие суммы для уплаты команде только в тех местах, где приказано было ему останавливаться.

С подобными окладами и обязательством сделать четыре кампании, капитан, при первом требовании своей команды об уплате жалованья, понял, что ему пришлось бы скорехонько продать корабль и груз его без всякой выгоды для себя, и потому, отбросив в сторону мечты, поспешил к месту назначения и постарался смягчить насколько мог причину своего замедления перед представителем Ронтонаков. Разумеется, его тайна была разгадана, но в Бордо и вида ему не показали: его неудача и скорое возвращение ясно доказывала, что с этой поры можно на него рассчитывать.

После уничтожения торга неграми, у Ронтонаков один только корабль был захвачен крейсером: но как истый янки, его капитан, во избежание виселицы, взорвал себя, со всею командой и тремястами неграми.

Множество агентов, поселившихся в Моямбе, Лоанго, Лоанде, Бенгуэле и в устье Конго, скупали официальным путем слоновую кость, золотой песок, каучук, но под рукой вели торговые сношения со всеми королями и начальниками внутренних земель, и приготовляли вывоз черного дерева. За несколько месяцев они обозначали посредством шифрованной корреспонденции неизвестное и пустынное место на берегу, где надлежало производить мену и принять груз — этим объясняется, почему шхунам приходилось иной раз постоять в Ройяне по три-четыре месяца, прежде нежели они узнавали место своего назначения.

Капитан Ле Ноэль был, может быть, искуснейшим из всех находившихся в эту пору в распоряжении Ронтонаков, а шхуна «Оса» — лучшим ходоком из всего их флота.

Оба начали свое четвертое плавание.

III. Пассажиры «Осы»

В корабельных книгах «Осы» записаны были четверо пассажиров от правительства в следующем порядке:

Тука, помощник комиссара адмиралтейства; Жилиас, доктор второго разряда; Барте, подпоручик морской пехоты; Урбан Гиллуа, чиновник адмиралтейства. Все четверо отправлялись в Габон.

Помощник комиссара и доктор родились в Тулузе почти в одно время; во все продолжение своей жизни, а им обоим было по пятьдесят лет, они постоянно были соперниками, не переставая оставаться друзьями.

Когда они были детьми, то друг перед другом бросали камешки в воду, стараясь как бы подальше и побольше сделать кругов и рикошетов; в отрочестве они считали как бы за долг подталкивать друг друга, чтобы вечно пребывать в арьергарде своих классов, так что остроумный инспектор, прочитывая еженедельные баллы, никогда не упускал случая добавить: «А последними господа Тука и Жилиас ex-aequo». Весело было слышать общий смех, возобновлявшийся при этом каждую субботу в Тулонском училище.

Восемнадцати лет оба покинули школьные скамьи, подав друг другу руку, но не возвращаясь на экзамены, венчающие курс учения: инспектор дал понять родителям их, что совершенно бесполезно посылать их за дипломом бакалавра.

Но как бы там ни было, а надо было им приняться за какое-нибудь дело, потому что от родителей своих они не могли ожидать никаких средств к жизни. Оба поступили на службу: один помощником письмоводителя в канцелярию морского министерства; другой помощником аптекаря в госпитале Сен-Мандрие.

Прошло десять лет после этого, а они оба все еще были на тех же местах. Тука никак не в состоянии был отвечать на самые простые вопросы, не мог выдержать самого пустого и легкого экзамена, который в былые времена требовался от служащих для того, чтобы из сверхштатного сделаться чиновником с окладом.

Что касается Жилиаса, то его прямой начальник однажды позвал его в кабинет и держал ему следующую речь:

— Любезный друг, мне кажется, что вы не имеете никакой склонности к фармакологии и что ваши блистательные способности гораздо более клонятся к медицине и хирургии.

Тогда наш приятель перешел с одной службы на другую со званием студента медицинского морского училища, но не прошло и двух недель после его перехода, как профессора стали убеждать его, что напротив, он обладал всем необходимым, чтобы сделаться превосходным аптекарем.

Но в морской службе бывает пора, при наступлении которой периодически выползают жалкие пресмыкающиеся из тины гаваней и неисследованных глубин административных трущоб: это именно та пора, когда следует отправление в колонии, известные нездоровым климатом. Надо видеть, сколько все служащие употребляют хитростей, к каким прибегают интригам и протекциям, чтоб только избежать назначения туда! Тут-то представляется случай всем недоучкам и малоспособным вызываться на дело самоотвержения, что улаживает дело к общему удовольствию: они являются на экзамен, заведомо благоприятный им, и после этого отправляются к месту назначения с почетным званием от правительства. Вот таким образом Тука и Жилиас выкарабкались наконец из звания вечных искателей места.

В один прекрасный день потребовались помощник морского комиссара и врач третьей степени в Бакель, находящийся в верховьях Сенегала; командир двадцатипяти человек, защищающих тамошнее укрепление, потребовал комиссара и врача под тем предлогом, что сам он путается в делах отчетности и что ящик с аптекарскими снадобьями не заключает в себе руководства, какие лекарства употреблять в случаях болезни, а потому он решительно не понимает, что ему делать с аптекою, и вынужден в случаях заболевания людей прибегать к врачам из негров.

Тука и Жилиас условились на счет поездки вечером в кофейной Данеан, и на другой день утром явились к начальству заявить о своей готовности на самоотвержение.

Тука давно мог бы уехать из Тулона, так как он просил только перевести его в колониальный комиссариат, это убежище бездарностей метрополии, — но ему не хотелось разлучаться с Жилиасом, а так как медицина не имела подобно администрации колониального отделения, чтобы спроваживать туда своих недоучек, то ему пришлось подождать более благоприятного случая, который доставил бы возможность бывшему аптекарскому помощнику вступить на поприще хирургии — через заднюю дверь.

Их прошения были приняты охотно начальством в предвидении двоякой выгоды: возможности избавиться от них здесь и доставить требуемое в Бакель, куда никто ехать не хотел.

Экзамены немедленно были объявлены и два друга предстали пред судьями их знаний с полною на этот раз уверенностью, что дело их в шляпе. Это событие долго оставалось в памяти Тулона. Все, кто участвовали в управлении или находились в порту собрались на эти экзамены. Тука, надменный и высокомерный, проявил здесь полное презрение к математике и административным уставам. Ну, а о Жилиасе и говорить нечего: всех даже ошеломило, когда он стал излагать свои теории на счет применения слабительных и кровопускания. В последнюю минуту господа экзаменаторы, видя с каким успехом их кандидаты возбуждают смех в публике, пришли в некоторое недоразумение: на что же наконец решиться? Но в виду торжественного обещания, заранее данного Туку и Жилиасу не завлекать их в ловушку, пришлось увенчать их желания, и вечные искатели штатного места выкарабкались наконец на свет Божий, один с патентом корабельного комиссара в колонию и с серебряным галуном в рукаве, другой — с золотым галуном и дипломом лекаря третьего разряда.

Две недели спустя оба уехали в Сенегал на транспорте. В течение восьми лет их забыли в Бакеле, наслаждающихся приятностями негритянского общества, но такие молодцы нигде не пропадут: не даром же они побывали в Тулоне. Многочисленные досуги, предоставляемые им обязанностями службы, они употребляли на то, чтобы менять бутылки тафии на слоновую кость и золотой песок и таким образом положили основание своему благосостоянию.