Порфира и олива - Синуэ Жильбер (читать книги полностью txt) 📗

— Калликст...

Голос Флавии вывел его из задумчивости.

— Калликст, прости меня... Все это вышло по моей вине. Я сумасшедшая...

— Нет здесь ничьей вины. Это должно было случиться. Может быть, так даже лучше...

Она совсем по-детски прильнула к его груди:

— Я была несправедлива. Слепа. А теперь она будет искать способа отомстить и сумеет разрушить все наши надежды на свободу.

Калликст ласково провел ладонью по длинным золотистым волосам девушки:

— Ты, вероятно, удивишься, но должен признаться, что я сомневаюсь в успехе действительно возможных козней этой чумовой стервы. Мне кажется, я изучил Карпофора достаточно, чтобы с моей стороны не было чрезмерной самонадеянностью считать, что он так легко не откажется от моих услуг. Во всяком случае, уж не затем, чтобы потрафить злобе своей племянницы.

Неторопливым шагом они подошли к залитой солнцем полоске воды, горделиво прозванной Эврипом в честь беотийского пролива. Здесь Флавия остановилась и как могла крепче прижалась к фракийцу. Он нежно заключил ее в свои объятия и вдруг осознал, что они очутились в точности на том самом месте, где всего несколько дней тому назад стояли они с Марсией...

Елеазар нервическим движением расправил складки своей тупики, отметив про себя, что женщины, видно, никогда не перестанут его удивлять.

— Но, госпожа, по какой причине ты желаешь, чтобы твою мастерицу причесок скормили диким зверям?

Маллия нетерпеливо топнула ногой:

— Что тебе за дело до причин? Я говорю тебе, что это надо сделать. Так сделай это!

В который раз вилликус почувствовал, что его бесит угрожающий тон, который пускает в ход эта женщина.

За несколько мгновений до этого она неожиданно ворвалась в комнату, еде он проверял хозяйственные счета виллы. Волосы ее были в беспорядке, лицо искажено. Даже ее одежда, и та была порвана, испачкана в грязи. Первым побуждением Елеазара было спросить, не подверглась ли она нападению. Она сперва посмотрела на него многозначительно и долго, затем сообщила:

— Вот именно! На меня напали!

— Здесь, в поместье? Но кто же мог позволить себе подобную дерзость?

— Флавия!

Растерянный управитель нахмурил брови. Он хорошо знал девушку и ни на миг не допускал мысли, чтобы создание, с виду столь хрупкое, могло совершить подобный поступок.

— Госпожа, я вынужден признаться, что ничего не понимаю... Как она могла поднять на тебя руку?

— Она сделала это, и с меня довольно! Я хочу видеть ее мертвой!

Тогда он попытался ее успокоить. Не из соображений человеколюбия — хоть ему и не по душе пришлось, что такая красивая рабыня, до нынешнего дня отличавшаяся безукоризненным поведением, умрет из-за обыкновенной прихоти своей хозяйки, но главное, он знал, что Карпофор не любил терять своих слуг — это, кстати, было одной из причин, заставлявших его обуздывать свойственные его сирийскому темпераменту гневные порывы.

— Но приговорить эту девушку к смерти не в моей власти. К тому же со времен императора Клавдия убийство раба расценивается как преступление.

— Не говори мне, будто этот закон неукоснительно соблюдается!

— Это верно, отклонений хватает. Тем не менее, раб, каков бы он ни был, представляет некоторую ценность, а уж рабыня с такими достоинствами, как у Флавии, тем паче. А хозяин наш весьма бережлив.

— Велика важность! Ну, поругается, глотку подерет, ему не впервой, на том все и кончится. Не в ссылку же меня отправлять за то, что уменьшила поголовье его рабов всего на одну? У него же их сотни!

— Допустим, однако ты, похоже, забываешь, что я-то, к несчастью, не прихожусь Карнофору племянником!

— В таком случае свяжись с ланистой, который ведает кормом зверей. Им там всегда требуется свежее мясо для игр на арене.

Елеазар терпеливо принялся растолковывать молодой женщине, что жертвы, гибнущие на арене, сначала должны быть в установленном порядке приговорены судом ад бестиа — на растерзание зверям. Ни он сам, ни ланисты никак не могут сойти за судей. Закончив свои объяснения, управитель готовился принять на себя еще одну грозу с громами и молниями, но к его крайнему удивлению на лице Маллии вместо этого проступила лукавая усмешка и она очень спокойно, без малейшей иронии заметила:

— По-моему, ты ужасно упрям, вилликус... Был бы ты столь же несговорчивым, если бы я тебе шепнула, что эта Флавия — любовница твоего друга Калликста?

Поначалу Елеазар отказывался этому поверить:

— Быть того не может. Они брат и сестра.

— Да, но на манер Филадельфа [28] с его Арсиноей, — презрительно засмеялась она. — Да на самом деле они и не родня вовсе. Калликст подобрал эту алюмну под сводами Флавиева амфитеатра.

Управитель примолк, но по тому, какой огонь разгорелся в его сумрачном взоре, молодая женщина смекнула, что дело принимает благоприятный оборот. Соперничество, существовавшее между ним и фракийцем, задевало вилликуса слишком глубоко, чтобы он остался равнодушен к подобным сведениям.

— Думаю, найдется средство, чтобы удовлетворить твое желание, госпожа, — произнес он, наконец.

Она без слов, взглядом потребовала объяснения.

— Флавия христианка.

Маллия аж глаза вытаращила:

— Но... Но если так, почему же ты не донес об этом судьям?

— Потому что она не одна такая, а как я тебе уже объяснял, когда раба-христианина казнят, его хозяин на этом несет убыток. Твой дядя такого не потерпел бы.

— Что же ты намерен предпринять?

— Я — ровно ничего, это ты, госпожа, ты одна можешь скромно оповестить власти об этом преступлении. К тому же поговаривают, что ты в наилучших отношениях с претором Фуском...

Дальнейших размышлений Маллии не потребовалось:

— Ты прав, — одобрила она, явно довольная. — Ведь изобличать своих нечестивых слуг — прямой долг хозяев, не так ли? А теперь расскажи-ка мне, где эти христиане устраивают свои сборища.

Глава XXII

Жажда свободы подбадривает лучше, чем острая палка погонщика. Едва освоившись с новыми обязанностями, Калликст с жаром принялся за дело. Круг финансистов и порядок денежных операций были ему по большей части неведомы, и он, что ни день, обнаруживал в этой области все новые тонкости.

Один лишь баланс сделок Карпофора с недвижимостью уже заставлял хорошенько поломать голову: как-никак три миллиона восемьсот тысяч денариев прибыли! Виноградники в Италии приносят считай пятьдесят, да еще шестьдесят — те, что на греческих островах. Зерновые амбары в Карфагене, на Сицилии, а главное — в Александрии. На западе — почти полная монополия на торговлю стеклянными изделиями. Пятнадцать судов, предназначенных для транспортировки зерна. И, тем не менее, главную прибыль его господин получает от своей конторы и финансовых спекуляций. Богатые патриции и жалкие плебеи — все валом валили к префекту, а установленный процент ссуды составлял от пяти до шести... в месяц! Но даже это еще не все.

Карпофору сверх того принадлежала доля в общественных разработках и рудниках. Он участвовал в аренде таможенных пошлин, равно как и во взимании прямых налогов. Выстраивая колонки цифр, Калликст чем дальше, тем яснее понимал, насколько правдива поговорка, утверждающая, что ростовщик богатеет скорее пирата [29]. Да и безопаснее.

Он положил перо возле двойной чернильницы [30] и в последний раз проверил свои расчеты. Несмотря на приблизительный характер произведенных вычислений, он мог оценить состояние своего господина примерно в сорок три миллиона сестерциев, причем две трети этой суммы происходили от ростовщичества. От таких цифр аж голова кружится! И однако, если фракиец хочет в один прекрасный день выйти па свободу, придется потрудиться, чтобы это состояние еще подросло.

Свист водяных часов напомнил ему, что время позднее. Он по порядку убрал папирусы в медные трубки, потом уложил их в ниши, выдолбленные для этой цели по всей длине стен. Откинув занавесь, заграждающую вход в контору, он вышел в длинный коридор, озаренный мерцающим светом ламп и зашагал к двери главного входа хранилища, которую он за собой со всей тщательностью запер.