Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
«За веру, царя и отечество». Ишь придумали, сволочи! Небось за веру, царя и отечество генералы не гнили в окопах, когда положили костьми чуть ли не всю 2-ю армию в Восточной Пруссии. Небось за веру, царя и отечество военный министр Сухомлинов загребает миллиончики, наживаясь на интендантских поставках негодного обмундирования, вооружая солдат ружьями и пушками старых моделей. Вася читал об этих махинациях в листовках, которые дал ему на днях Блохин.
Вася вспомнил свою не столь уж долгую и не столь богатую событиями и радостями жизнь: дестство, проведённое в бедной рабочей семье, отъезд на Дальний Восток в надежде на большие заработки отца, сиротство, неожиданное усыновление Звонарёвыми, возвращение в Россию, учёба… Слов нет, Васе жилось неплохо, он ни в чём не нуждался, учился. Он искренне полюбил Варвару Васильевну и Сергея Владимировича, но иногда было грустно, хотелось, чтобы его волос коснулась узловатая, в мозолях, но лёгкая материнская рука… Вася задремал.
Из сумрака выплыло милое Варино лицо, оно улыбнулось ему. Варя подошла ближе, положила руку ему на голову, провела по щеке. Сладко и больно рванулось сердце. Захотелось плакать, целовать эту добрую, родную руку. Вася всхлипнул и открыл глаза.
Туман, белёсый туман, отрезавший его от всего живого. Иногда Васе казалось, что он любит Варю далеко не сыновьей любовью. Его волновала Варина близость, ему нравилось смотреть, когда она расчесывала свою густую косу, сердце его замирало и чаще билось, когда он слышал её молодой голос, звонкий заразительный смех. Он восхищался её энергией, её смелостью, он гордился ею. А может быть, по-настоящему так и любят мать? Кто знает…
Окончательно Васю разбудил грохот пушечных выстрелов, крики, тяжёлая скороговорка пулемётов, доносившиеся из-за болота.
— А-а-а… — стелился отчаянный и, вместе с тем, могучий крик множества голосов.
«Началось…». — подумал Вася.
Рассветало, в густом тумане проступили очертания деревьев, на берегу реки — полуразрушенные крестьянские халупы. В тыл тянулись вереницы раненых. А навстречу, через болото, к переднему краю пробирались солдаты, таща за собой пулемёты на маленьких колёсиках, цинковые ящики с ружейными патронами, лотки с артиллерийскими снарядами, телефонисты тянули провода. Несколько наудачу выпущенных немецких снарядов разорвалось поблизости, обдав Зуева жидкой грязью. Недовольно отряхнувшись, Вася поспешил спрятаться в блиндаже, но земля то и дело сыпалась с потолка, содрогавшегося от взрывов. За болотом заговорили лёгкие батареи. Туман смешался с клубами дыма и пыли и плотно осёл на болоте.
Вася попробовал соединиться по телефону с батареей, но провод был повреждён и телефое не действовал. Зуев с тревогой начал искать повреждение. Стало очевидно, что провод перебит где-то далеко в тылу.
Началось наступление и связь с батареей была необходима. Для этого он и оставлен на передовой! Недолго думая, Вася перемахнул через бруствер окопчика и, пригибаясь, побежал к расположенному неподалёку командному пункту батареи.
— Что там происходит? — встретил его вопросом Борейко. — Немцы, что ли, наступают? Я тебе звоню, а ты, чёрт рыжий, молчишь!
Вася рассказал о наступлении русских частей.
— Чёрт знает что такое! — вскипел Борейко. — Идёт наступление, а мне о нём ничего не сообщили. Я собирался сейчас открыть огонь по немецким позициям. Представляешь, что бы это было? И ты тоже хорош, молчал до последнего момента. Зачем тебя оставили на передовой?!
Вскоре прибыл посланный из штаба. Шварц приказывал тяжёлому дивизиону перейти по мосту через Вислу и занять огневые позиции на правом фланге крепостной обороны. Здесь намечался удар во фланг и тыл германского гвардейского резервного корпуса. Атаковать должны были полки гвардейского корпуса, к нему придавался тяжёлый дивизион Борейко.
Получив это распоряжение, капитан приказал батареям в срочном порядке направляться в район нового своего расположения.
Первой должна была двигаться пушечная батарея, которой временно командовал Звонарёв. Офицеры батареи приняли было Звонарёва сухо и официально. Солдаты тоже хмуро посматривали на новое начальство. Но спокойный и уравновешенный Сергей Владимирович скоро расположил к себе и тех и других. Он попросил старшего офицера батареи — поручика командовать батареей, так как ему, Звонарёву, ещё не приходилось встречаться с дальнобойными пушками в боевой обстановке. Не стал он перемещать с занимаемых в батарее постов ни офицеров, ни солдат. Всё должно было оставаться по-прежнему, пока он не освоится в батарее и не познакомится со всем её личным составом.
С солдатами он поговорил, как всегда, просто, дружелюбно и несколько по-штатскому, как привык на заводе разговаривать с рабочими. Солдаты стали приветливее и охотно бросались исполнять его приказания, задавали различные вопросы. Правда ли, что он всю осаду был в Артуре и не получил ни одной награды, хотя и был тяжело ранен? Правда ли, что он на заводе заступался за рабочих и за это его отправили на фронт, хотя, как инженер военного завода, он не подлежал мобилизации в армию?
Звонарёв охотно отвечал. Офицеры, особенно двое юных поручиков, стали во всём брать пример со Звонарёва. Обратили внимание на то, что он не только сам не бьёт солдат, но и строго запрещает бить их офицерам.
Солдаты быстро поняли, что их новый командир хорошо разбирается в батарейном хозяйстве и не допустит, чтобы их обирали и объедали.
При переходе в новый район Звонарёв по дороге заехал в штаб крепости к Шварцу и от него лично получил боевое задание для своей батареи. Шварц был очень обрадован, что Звонарёв стал командовать одной из батарей.
Свою батарею Звонарёв нагнал уже на мосту через Вислу. Немцы лишь изредка, скорее для острастки, выпускали по мосту один-два снаряда, не мешая переправе.
С рассветом все крепостные батареи и тяжёлый дивизион сосредоточили свой огонь на указанных им целях. К полудню, когда артподготовка окончилась, гвардейские полки ринулись в наступление. Одновременно 3-й Кавказский корпус атаковал германцев на своём участке.
Гвардия скоро вышла в тыл немцам. С трудом удерживаясь на своих позициях, они с наступлением ночи начали стремительно отходить. Бездорожье и начавшиеся проливные дожди затруднили продвижение русских частей. Тяжёлые батареи временно задержались под Ивангородом.
Крепость продолжала оставаться основным пунктом эвакуации раненых и больных. Ежедневно прибывали санитарные поезда и увозили солдат и офицеров, пострадавших в боях. На станции Ивангород развернулись «передовые питательные пункты» Союза городов, главным организатором и руководителем которых был Пуришкевич, член Государственной думы. Он нацепил на себя полувоенную форму, названную в армии «земгусарской». Появился здесь и Краснушкин. Он успел побывать в Питере и привёз много писем и посылок своим друзьям и знакомым, и прежде всего Борейко, Звонарёву, Блохину.
Борейко он вручил неизвестно каким путём полученное от Ольги Семеновны письмо.
Тут же, отойдя немного в сторону, трясущимися руками Борейко разорвал конверт и с первыми словами услышал её единственный для него, дорогой голос.
«Родной мой, ненаглядный, — писала Ольга. — Я всегда знала, что люблю тебя, но только сейчас поняла — как! До последнего вздоха, каждой своей кровинкой люблю…
Я причинила тебе горе, страдания — прости меня. Я пишу это, потому что знаю — ты поймёшь меня, как понимал всегда. А понять — значит простить.
Ещё в те трудные дни на Красной Пресне, в Москве, я почувствовала себя нужной людям. Не только тебе, не только нашему Славке, а людям! Это великое счастье — знать, понять, что ты нужен, полезен. От этого вырастают крылья, появляются силы, о которых ты даже не подозревал. И ничего не страшно…».
Борейко опустился на траву, прикрыл глаза рукой и, как от боли, застонал. Жестокая спазма сдавила горло, перехватила дыхание. Расплываясь, сквозь пелену слёз проступали строки… и вновь заговорил нежный родной голос:
