Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Медведев — душка, прелесть! Он чудесный и я его обожаю! — Восклицала Варежка. — И если бы я не любила князя Андрея, я полюбила бы Медведева, так ему и скажи, когда вернешься! А теперь иди, а то и правда вдруг кто увидит. За меня не волнуйся, я тут не скучаю. Мне князь Андрей оставил гору книг для чтения, и я должна о каждой из них письменно высказать свое мнение, а он приедет, и мы будем об этом разговаривать. Вот. А насчет Макса не бойся. Как только появится — сразу пошлю к тебе.
Алеша поговорил с хозяином корчмы, где снимал угол, и тот принял его на работу.
Алеша стал обыкновенным трактирным слугой, который встречает и провожает путников, укладывает в постель, стаскивает с пьяных сапоги, подает, приносит, моет, убирает, выносит горшки, — одним словом, живет полнокровной и настоящей жизнью обыкновенного человека…
Прошел месяц.
Прошел другой.
Макс не появлялся.
Глава третья
ДВОИЦА
Весна воцарилась в полную силу, и в русских поселениях на берегах Угры наступила горячая пора — не успел окончиться сев, начались огородные работы — копали, сажали, сеяли, пересаживали, одним словом думали о будущем, и заботились о хозяйстве — вполне мирной стала нынче жизнь — давно такой не было в здешних местах…
Несмотря на то, что большинство жителей Медведевки, Картымазовки, Бартеневки и Синего Лога, а так же жители имения Зайцева были заняты на хозяйственных работах, тем не менее, определенное количество молодых людей из этих поселений уже начали занятия и тренировки по военному искусству под руководством Микиса. Для этой цели Медведев выделил большую пустошь в районе горелого леса, и там теперь проходили занятия по фехтованию, упражнения по владению различными видами оружия — копьями, мечами, (в свободное от домашних забот время Анница тренировала ребят в стрельбе из лука), по верховой езде и кулачному бою с особыми греческими приемами, которыми так блестяще владел Микис.
И купец Манин не дремал — очень быстро, в несколько недель, была построена спрятанная в лесу и невидимая от посторонних глаз винокурня, из огромной трубы которой круглосуточно поднимался дым.
В это же время произошло одно, казалось бы, незначительное событие, которое, тем не менее, произвело на Медведева и его друзей большое впечатление.
После пожара во время Ахматова нашествия, Бартеневка едва-едва отстроилась, и то еще хозяйский дом Филиппа не был завершен. Сгорел также во время пожара и Бартеневский храм, и все это время жители Бартеневки посещали церковь либо у Картымазова, либо у Медведева, но чаще ездили в Картымазовку, поскольку туда от парома и знаменито брода через Угру, где Анница когда-то девятью стрелами поразила девять ордынцев, было ближе, чем до Медведевки.
И вот этой весной, Филипп Бартенев специально приехал к Медведеву и вместе с ним отправился к отцу Мефодию, чтобы обсудить вопрос, касающийся церемонии крещения. Он сказал, что Чулпан решила принять христианскую православную веру, к чему она уже готовилась несколько месяцев.
Никто в округе не знал ее прошлого, и Филипп даже Медведеву не стал рассказывать подробностей, он лишь упомянул, что ее мать была православной. Сам же он со слов Чулпан знал, что ее мать — вовсе не какая-нибудь пленная наложница — она была законной тридцать шестой женой хана Ахмата, и он официально, за очень большой выкуп, принял ее из рук отчима — киевского купца, в доме которого сирота воспитывалась. Мать много рассказывала маленькой Чулпан о Киеве, о необыкновенной красоте Киевских храмов и об основах православной веры, в которых сама была воспитана.
Церемония была назначена на ближайшее, третье после Святой Пасхи воскресенье.
До сих пор ни Медведев, ни Анница, никогда не видели маленькую татарку, о которой ходило столько слухов в округе, и были поражены ее тихой и скромной красотой.
Чулпан только что исполнилось двадцать лет, она находилась в расцвете, у нее была стройная точеная хрупкая фигурка, однако в глазах таилась скрытая где-то в глубине души огромная сила духа, которая позволяет физически хрупким и на вид беспомощным женщинам совершать порой подвиги, на которые не каждый мужчина способен.
На церемонии присутствовали Картымазовы, Леваш Копыто с супругой и Зайцевы. Служба прошла торжественно, трогательно и новоявленная христианка, нареченная в честь мученицы Дарьей, с просветленным лицом и со слезами на глазах, принимала поздравления.
Филипп задумчиво стоял чуть в стороне.
Как удивительна эта жизнь… Мог ли кто-нибудь себе представить, что родная и законная дочь страшного хана Ахмата, который стоял войском вон там, на противоположном берегу и правил тысячами тысяч воинов давно и бесславно ушел в небытие, а теперь стоит здесь, на другом берегу в православной церкви христианка Дарья Ахматова и никто не о чем не знает: ни о том, кто она на самом деле, ни о том, какие унижения, муки, страдания и голод ей пришлось перенести в столь юные годы, и как она нашла в себе силы не озлобиться, не впасть в отчаяние, а вернуться к жизни после всего этого кошмара, и стать такой, какой все ее сейчас видят — чистой и невинной, будто вся земная грязь навсегда слетела, обнажив ее светлую душу.
Господи, прости меня, я пролил в своей жизни столько человеческой крови, но все это по неведению и неразумению своему, и ладно бы на полях ливонских сражений, когда против тебя стоят такие же, как ты люди с оружием в руках, а то ведь по приказу моих командиров, которым я привык подчиняться, загубил я сотни ни в чем не повинных жизней женщин, стариков и детей, и может ли одна единственная, спасенная жизнь этой несчастной девушки послужить мне хоть каким-нибудь маленьким искуплением тех страшных и огромных грехов, которые уже до конца жизни будут терзать мое сердце… Господи, прости и помилуй меня. Господи, прими под свою защиту и покровительство новоявленную рабу твою Дарью…
Даже мысленно Филипп с некоторым трудом произнес это имя, поскольку он так привык к Утренней Звезде, которая была далеким, полузабытым воспоминанием, ярким светлым лучиком в темном и мрачном его прошлом и не хотел он забывать этого имени.
Так и повелось с той минуты: все именовали девушку Дарьей, и только один Филипп по-прежнему ласково называл ее Чулпан…
Спустя некоторое время произошло еще одно событие, которое едва не нарушило прочный и устоявшийся мир в семье Медведевых.
Однажды утром Василий с Микисом прогуливались возле дома, обсуждая какие-то свои военные дела, Анница же, сидя на крыльце, весело смеялась, показывая маленькому Иванушке, как бегают по затененному лугу солнечные зайчики, которые она пускала при помощи зеркальца в деревянной оправе, подаренного ей княгиней Верейской.
Как раз в этот момент Василий с Микисом проходили рядом, и вдруг Микис застыл, забыв о разговоре и напряженно вглядываясь в зеркальце, которым играла Анница.
— Что с тобой? — спросил Медведев.
— Позволь взглянуть, государыня, — Микис протянул Аннице руку, — мне кажется, я уже видел этот предмет.
Анница протянула ему зеркальце с резной деревянной рукояткой, и Микис внимательно осмотрел его со всех сторон.
— Не может быть, — прошептал он. — Как это могло здесь оказаться?
— Ты узнал зеркальце великой Тверской княжны Марьи, — улыбнулся Медведев. — Оно оказалось у нас случайно, по воле рока. Когда князь Верейский с супругой бежали за рубеж, княгиня подарила Аннице это зеркальце, а взяла она его должно быть из приданного княжны Марьи, которое они увезли с собой в Литву, чего им до сих пор не может простить великий князь Иван Васильевич и все засыпает письмами короля Казимира с требованием выдать ему обратно если не самого князя Верейского, то по крайней мере, якобы похищенное им приданое бывшей великой княгини.
— Отойдем, Василий, — негромко и взволнованно сказал Микис, — я должен тебе кое-что сказать.
Микис вернул зеркальце Аннице и вместе с Медведевым быстро углубился в березовую рощу.
