Наместница Ра - Ванденберг Филипп (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Тсс! — вырвал Сененмута из задумчивости голос нубийца.
Нехси с помощью шеста удерживал барку в неподвижности и взволнованно указывал пальцем в конец тростникового пояса, за которым начиналась широкая песчаная отмель.
Теперь и Сененмут сообразил, что две округлые горы в мелководье были вовсе не валунами, а спинами бегемотов.
— Ближе, Нехси! — возбужденно прошипела Хатшепсут, глядя в ту сторону.
Нубиец выставил поднятую ладонь, жестом успокаивая царицу, потом медленно и бесшумно повел ладью к «валунам». Вот уже стали различимы бугорки глаз, уши, похожие на свернутые лепестки, и толстые ноздри, из которых доносилось размеренное посвистывание. Глаза гигантов были закрыты, как будто они спали, однако уши их постоянно двигались — казалось, они улавливают малейший звук, который раздается поблизости. Их лоснящаяся шкура поблескивала в косых лучах восходящего солнца, словно черный гранит, и Сененмут снова засомневался, что ее можно пробить стрелой, выпущенной из лука.
Глаза царицы разгорелись подобно красным глазам Сета. Она должна убить этого зверя! Даже если сегодня ей не удастся попасть в уязвимое место между лопатками, она будет пытаться снова и снова, пока не получит свой трофей.
Свист из ноздрей бегемотов стал громче, ритм его изменился, что обеспокоило царицу. Она показала Нехси, чтобы он продвинулся левее, и тот молча кивнул. Нос барки разворачивался бесшумно. Гигант слева должен стать добычей. Хатшепсут глазами отыскала то место между лопатками, куда должна вонзиться ее стрела — маленький бугорок на широком круглом загривке, — и уже больше не упускала его из виду. Сверля бегемота колючим взглядом, она твердила про себя как заклинание: «Я должна попасть, я попаду…» Подобно Амону, изгоняющему врагов, натянет она тетиву лука и пошлет стрелу, быструю, как сокол в небе; она не промахнется и сразит бегемота наповал. И народ будет ликовать, когда глашатаи разнесут по всей стране: «Мааткара принесла Амону свидетельство ее сиятельной мощи».
Пока высокий нос ладьи медленно поворачивался, царица, опустив лук и настороженно прислушиваясь к жертве, искала наилучшую позицию. Одно неверное движение, один неосторожный звук — и оба животных пойдут в атаку. Они опрокинут ладью и клыками толщиной с руку размелют, растерзают всех находящихся в лодке, прежде чем кто-то успеет прийти на помощь.
Сененмут трепетал от страха. Он хорошо знал безоглядную решимость Хатшепсут и ярость, с которой она, не считаясь ни с чем и ни с кем, приводила в исполнение то, что засело в ее голове. Царица и сама осознавала смертельную опасность их положения, но еще сильнее были ее страсть и неодолимое желание разделать гиганта подобно жертвенному животному перед алтарем бога. Одержать победу над бегемотом значило для нее победить собственную судьбу. Поэтому она или убьет, или погибнет!
Ладья, с трудом удерживаемая Нехси, стояла неподвижно. Хатшепсут подняла лук, Сененмут затаил дыхание. Бесконечно долго прицеливаясь, царица так натянула тетиву, что та грозила лопнуть. Откуда в ней столько силы? Любой мужчина, так долго удерживающий лук наизготове, привел бы Сененмута в изумление, а царица, вдохновленная богом войны Монту, не позволяла своей руке даже дрогнуть. Она еще чуточку наклонилась вперед и наконец выпустила стрелу.
Звук, с которым стрела впилась в спину бегемота, еще не растаял в воздухе, а мощная гора уже вздыбилась, так что вода вокруг вскипела пеной, и бездонная пасть с ужасающими клыками раскрылась широко, как медные врата храма. Могучий рев — казалось, что царица сразила целое вражеское войско, — раскатился по Нилу. Никто не мог знать наверняка, был ли то предсмертный вопль или крик ярости. Второй бегемот, вспугнутый буйством собрата, поднялся, потоптался на месте, а затем проворно бросился наутек в открытые воды.
Между тем раненый гигант обнаружил ладью, из которой выпустили стрелу, и с разинутой пастью ринулся на обидчика. Стрела в его спине казалась не более чем колючкой в теле. Теперь Хатшепсут разглядела, что промахнулась, и, мигом выхватив вторую стрелу, выпустила ее в открытую пасть. Целый фонтан темной крови вырвался из глотки чудовища и окрасил воды Великой реки. Бегемот взвыл от боли. От барки животного отделяло расстояние не больше двойной длины его тела.
Зато Хатшепсут убедилась, что гигант уязвим, и принялась пускать стрелу за стрелой, хладнокровно, подобно воину, отчаянно защищающему свою жизнь. Выстрел за выстрелом кромсали в клочья нежную плоть внутри пасти, и оглушающий рев бегемота сменился клокочущими звуками живого существа, захлебывающегося в собственной крови. И всякий раз, когда голова его опускалась в воду, вода вскипала кровавой пеной.
Бегемот уже перестал охотиться за ладьей, он беспомощно завалился набок, будто хотел обмыть раны. Но повелительница не оставила его в покое. С расчетливым самообладанием она целилась в глаза, взрывающиеся брызгами, как перезрелые персики, которые крестьянин стрясает с дерева, и остановилась только после того, когда была выпущена последняя стрела.
Сененмут с отвращением отвел взгляд. В воздухе стоял запах теплой крови и освежеванной плоти. И пока приближалась барка с сопровождением, на которой придворные многоголосо перебивали друг друга и возбужденно жестикулировали, Хатшепсут, поставив ногу на борт, потрясала высоко поднятым луком подобно триумфатору, расправившемуся со смертельным врагом.
IX
На восьмой год своего правления, когда время Засухи осталось позади, Мааткара, дочь солнца, призвала высшую знать царства и каждого десятого подданного из городов и деревень Египта, чтобы построить террасы для Амона и Хатхор, которые должны были стать выше Мирровых гор. Из южных пустынь и северного побережья стекались сюда горные рабочие, ремесленники, погонщики, художники и необразованный люд для черных работ.
С помощью шнуров и колышков, отбрасывающих тени, жрецы Мер Уннут, «распорядители часов», разработали план сооружения, сориентировавшись точно на храм Амона, расположенный на другом берегу Нила. И вот люди залезли на деревья, облепили крыши хижин, чтобы поймать взгляд царицы-фараона, которая в золотой барке пересекла Великую реку. В паланкине, сопровождаемом носителями опахал с розоватыми страусовыми перьями, придворными и бритоголовыми жрецами, она теперь направлялась к западному нагорью, у подножия которого царь Ментухотеп полтысячи лет назад выстроил погребальный храм. И где бы ни проносили паланкин, где бы ни угадывали египтяне за полупрозрачными занавесками силуэт своего фараона с бородой и в короне атеф, они разражались ликующими криками и целовали землю перед ним.
Площадка была окружена канавой, заполненной водой для того, чтобы со всех сторон сохранялся одинаковый уровень. Уже на месте верховный жрец вручил повелительнице веревку. Носитель сандалий разул царицу, и она босиком ступила на площадку, собираясь обнести веревкой территорию, — так крестьянин после разлива Нила заново обозначает ставшие неузнаваемыми границы своего поля. Затем жрец передал ей большой, овальной формы хлеб, поджаренный до румяной корочки телячий окорок, вино, фрукты и масло в кувшинах с высоким горлышком, на которых было выбито имя Мааткары. Эти дары Хатшепсут опустила в специально вырытые для них ямы по четырем углам периметра, а также возложила туда инструменты, корзины и кирпич, чтобы умилостивить Амона и Хатхор и получить благословение на строительство их дома.
Сененмут, который начертал план для будущего сооружения, какого еще свет не видывал, стоял первым в ряду празднично одетых вельмож и благосклонно кивал, когда знатнейшие царства хором восхваляли: «Как прекрасны дары, что ты воздаешь величию Амона!»
Он уже видел в своем воображении, как воздвигаются терраса за террасой, как бесчисленные колонны и ярко расписанные осирические пилястры прорезают ажуром величественный фасад, придавая могучему сооружению необычайную легкость; видел, как царица мчится на золотой колеснице по широкому пандусу к святилищу храма, где она может оставаться наедине с отцом Амоном и матерью Хатхор. Сененмут представлял сияние белоснежного известняка, утром окрашенного небесами в голубой цвет, а вечером, когда скалы нагорья бросают на террасы отблески, — в розовый. Все свои таланты, искусство и любовь вложит он в эту постройку, и еще тысячи лет люди будут говорить: «Смотрите, как любовь воплотилась в камне!»
